– Такое упереть нельзя, Чарльз. Это не три вагона. Это тридцать эшелонов. У русских позаимствовал тайно. Но это нам не поможет. Остался только банковский путь.

– Ты будешь в Европе это время?

– Да.

– Я попытаюсь аккуратно сделать кое-что, но гарантировать не могу,- пообещал Чарльз.

– Да я понимаю, что дело гнилое, но уж больно козыри хорошие.

– Картотека по вкладам у тебя где?

– Тут, в Швейцарии. Лин в курсе и предоставит тебе всё, что потребуется.

– Ты через Тель-Авив пробовал?- поинтересовался Пирс.

– Был и там. И в Бейруте был. Вместе с американскими морскими пехотинцами в небо слетал во время взрыва казарм, как выжил, до сих пор не пойму,- Сашка показал на руке глубокий шрам.- Вот, памятку имею. Кругом облазил. Остался один рубеж не преодолимый – банки. Я не надеюсь, но чем чёрт не шутит. Только ты, Чарльз, не вздумай туда соваться. Ты идею нам подкинь, а техническую часть мы склепаем сами.

– Да нечто я ребёнок!- Пирс хлопнул в ладоши.- Что-то мы сварганим. Не отчаивайся, Александр. Время подумать у меня есть. Молодёжь лихо подменила, как ты и говорил, крутят, дай Бог, каждому, а я только контролирую выборочно. Смена потрясающая. Любой банк мира за такие кадры миллиарды готов уплатить. Засядем считать, однако.

– Тогда я пошёл,- Сашка пожал Чарльзу руку.

– Я буду тебе звонить, если что-то надумаю.

– Буду ждать, Чарльз.

Сашка лежал на диване и размышлял.

"Вот Давыдов погиб ни за грош, а ведь мог прояснить бормановский архив. Не весь, конечно, но направление могли бы выделить. Теперь, сиди, кумекай, как всех по полкам рассадить. Сходилось всё к Мартину Борману в канцелярию. Записей, кто сдавал, нет. СС разбежался по свету куда смог. Люди СД в Синдикате. Там же осели некоторые промышленные круги, банковские высшие чиновники. Вот интересная компания собралась в этом Мировом Синдикате: немцы, евреи и русские,- Сашка усмехнулся.- И может быть есть ещё парочка англичан. Но американцев нет. Правят миром именно Синдикатовцы, а не янки со своим глупым менталитетом самой великой державы. Лиц входящих в Синдикат, не знает никто. Эти люди не появляются на первых полосах газет, про них не сообщают в теленовостях, однако, они решают, что и как будет на этой планете. Вот японцы сколько лет стучатся в этот закрытый клуб, и ведь вес имеют хороший, а их не пускают. Удружил мне когда-то Дэн Цян. Сам лёг в могилу, а я выкручиваюсь из всего один. Тогда у меня была крайняя необходимость в средствах, хоть внутренний голос и призывал меня не соваться, ну да что теперь об этом вспоминать. Концы на Синдикат мы отыщем и торговаться с ними будем, не те мы люди, чтобы кому-то уступить просто так, за красивые глазки. Мартин, Мартин, Ты ещё та бестия! Додуматься до такого механизма мог только ты. Что же ты хотел? Вновь всё собрать? Тёмная ты лошадка, серая мышка. Ты никому не доверял и потому поступил так. Все боялись друг друга и закладывали в Германии без стеснения. А всё же. Что Мартин Борман хотел? Почему он держал путь в Южную Америку? Зачем он туда стремился? К кому ехал? Наши обшарили в Южной Америке всё и нашли там много старых наци, но пункта, куда держал путь Борман, определить не смогли. Значит, искать надо тут, в Европе. Мог ли он всё сделать в одиночку? Нет, при тогдашней технике, не мог. У него были подручные, которых, ясное дело, ликвидировали перед крахом империи".

Прозвучал звонок телефона.

– Да,- подняв трубку, сказал Сашка.

– Саш,- звонил Юрген.- Я нашел одного старичка. Живёт в небольшом городке Бехен под Кёльном. Работал в МИДе на выписке паспортов. И знаешь, уволился с должности в 1967 году такой же на какую был принят в 1917 году. Возраст 95 лет.

– Я уже в пути,- крикнул Сашка, бросив трубку.

Он несся к германской границе на бешенной скорости и думал: "Бог ты мой, он, наверное, уже не помнит ни папу, ни маму, не то что кого-то. Но старика надо навестить, а то умрёт могиканин и будут потом угрызения совести преследовать".

На случай, если у старика хорошая память, Сашка и Юрген запаслись фотографиями всех тех, с кем долгое время работал Отто Людвиг Ашофф, так звали старика. Привезли также фотографии людей состоявших в разное время на службе в канцелярии Мартина Бормана. Трое суток с разных сторон обследовали дом, собирали данные по округе и решили сходить в гости. Сашка стал корреспондентом, а Юрген оператором. Подъехали в десятом часу. Дверь открыла сиделка.

– Да, господин Ашофф дома, проходите, я ему сейчас скажу,- буркнула она и развернулась, чтобы уйти.

Сашка придержал её за руку:

– Фрау, господин Ашофф хорошо себя чувствует? Может мы не вовремя и зайдём в другой раз?

– Что вы! Он в полном порядке и в здравом уме. Я после смерти его жены работаю у него домработницей и не помню случая, чтобы он отказал в приёме посетителям. Правда последние десять лет мало кто приходит. Вы проходите и не сомневайтесь, он человек общительный и любит поговорить. Ноги только стали последнее время плохо слушаться, а в остальном он крепкий ещё мужчина.

Сашка и Юрген переглянулись и вошли в дом, расположившись в небольшом холле. Ждали не очень долго. Вслед за шаркающими шагами появился старик. Он был худ и костляв, как все старики мира в таком возрасте, седые его волосы были тонки, от чего он был похож на одуванчик поры цветения. Ашофф поздоровался и после того, как Сашка представился корреспондентом газеты и помог ему сесть, спросил:

– Чем могу быть вам полезен?

– Господин Ашофф,- сказала вошедшая следом домработница.- Я приготовлю кофе и схожу в магазин, пока вы беседуете с господами из газеты.

– Да, хорошо. Сделайте,- произнёс Ашофф и уставился слезящимися глазами на Сашку.

– Господин Ашофф,- Сашка достал из кейса конверты с фотографиями.- Мы готовим большой материал, касающийся работы министерства иностранных дел в период войны. Знаете, кое-кому хочется вылить грязь на наше прошлое и, как истинные немцы, мы не можем позволить это сделать. Некоторые договорились до того, что зачислили тех, кто за сильную Германию в неугодные. Есть люди, которые после возвращения в состав Германии восточных земель, пытается очернить и опорочить нас.

– Да, и мне это не по душе. Мы работали не для того, чтобы нас в конце жизни порочили. Я стар и не боюсь уже никого и ничего. Могу себе позволить говорить правду. Спрашивайте.

– Я вам сначала покажу фотографии. Это те, кто работал в МИДе,- Сашка протянул стопку.- Это те, кто после войны осел в восточных землях и занял большие посты при Ульбрихте. Может вы их помните и что-то расскажите о них. Я понимаю, что прошло много времени, но что поделать, оно бежит, не спрашивая нас. На обратной стороне написаны имена и должности.

Старик Ашофф стал просматривать фотографии, что-то шепча себе при этом под нос.

– Я знал их всех,- заявил он, после просмотра.- Говорю знал потому, что многих нет, а некоторые осели у коммунистов на востоке. Что с ними сделали русские,- вдруг запричитал он, качая головой.- Я специально ездил в Прицвальк, где родился. Это ужасно! Скажите, как можно довести страну и народ до такого состояния? Это невыносимо больно. Очень больно, господа.

– Да, господин Ашофф, всё это мы видели собственными глазами. Потребуется не год не два, чтобы привести в порядок эти исконно германские земли. Скорее бы эти славяне убирались восвояси со своими армиями,- поддержал его Сашка. Старикам надо поддакивать и всегда соглашаться с ними во всём, тогда они делаются разговорчивее.

– Этих я знаю. Мы долго работали вместе и со многими я был дружен. Что вас интересует конкретно?

– Мы хотели бы знать, кто был чей. Ведь так или иначе вы все работали на кого-то. Надо заткнуть распоясавшимся слюнтяям глотку, это они довели восточные земли до ужасного состояния и ещё хотят нас учить чему-то.