Семнадцатого августа Сашка позвонил Скоблеву, чтобы переговорить о предстоящих в Москве событиях.

– Здравствуйте, Анатолий Давыдович. Как у вас там дела?

– Как дала – так родила,- ответил Скоблев.- Хорошего мало. Всё замерло в готовности. Момент ожидания.

– Военные что?

– В полной готовности только близкие к министру обороны, а остальных решено задействовать приказами, которые доставят в части нарочные в последний момент.

– Давыдович, а охрану вокруг Горбачёва как будут делать?

– Начальник личной охраны за несколько часов до условного времени отбудет из Фороса по семейным причинам, он в команде переворотчиков давно. Остальные – не в курсе. Про планы известно мало в этом вопросе. Знаю, что подразделение морской пехоты Черноморского флота будет сконцентрировано вокруг резиденции Горбачёва по сухопутному периметру, а с моря должны подойти два корабля, один там постоянно трётся.

– Ваш человек, который возле Горбачёва, что сообщает?

– Интересного – ничего. Хозяин работает, пишет, часто звонит по столицам республик. Семья отдыхает, загорает, купается. Подозрений нет.

– Вы его посвятили в предстоящие события?

– Да, сделал это. Боюсь, парню придётся хренова-то. Он самый молодой в команде.

– Будем надеяться, что до ликвидации Горбачёва дело не дойдёт.

– Хотелось бы верить.

– А в Москву он звонил?

– Да, несколько раз по "вертушке". Два раза Ахромееву, но вот о чём они говорили – сведений нет, потому что мой человек снял прослушивающее устройство, так как переворотчики ведут запись, и их аппаратура обнаруживает всё.

– Ахромеев что, в курсе?

– Его не посвящали, но он знает, что готовится переворот, а о том, информировал ли он Горбачёва, не знаю. Доклад Горбачёву Ахромеев подготовил, я его просмотрел, вам сбросим часов через пять, заводим в машину. Доклад объёмный, в нём между строк есть и о возможном перевороте, так как условия имеются в организационных структурах высшего военного руководства. Не могу поручиться, что Горбачёв это увидит.

– Давно подготовлен доклад?

– Ахромеев передал лично перед отлётом Горбачёва в Форос в аэропорту.

– Так Миша мог к докладу и не прикасаться.

– Горбачёв готовит программу нового союзного договора, и как его не пиши, но к вопросу об армии всё равно подходить надо. Думаю, что читал.

– Кроме маршала Ахромеева никто больше Горбачёву не писал о вооружённых силах?

– Был его запрос к министру обороны, но, насколько я в курсе, доклад этот писать перестали неделю назад.

– Ясно. Что в столице?

– Все спрятались на своих дачах, шастают в гости друг к другу, тихо шушукаются. Председатель КГБ в своём кабинете, Пуго из своей берлоги не показывается. Перезваниваются изредка.

– Область тоже в знойном мареве?

– Тоже.

– Добро, Анатолий Давыдович, если неординарное что-то произойдёт, звоните.

– Обязательно.

После разговора Сашка надолго задумался, всматриваясь в узкую полоску света на горизонте. Прервал раздумья Левко, появившийся с вопросом:

– Что, Сань?

– Дело – дрянь,- в рифму ответил Сашка.

– Зачем тогда расстраиваешься, они тебе братья, что ль?

– Молодой ты ещё. Там ведь рубка начнись – танки введут в Москву, народ безвинный ляжет ни за что, ни про что. Безвинные жертвы – плохо.

– Не первый раз ведь.

– Так ошибки повторять не надо. Умный потому и умный, что он прошлому знает цену и никогда не повторит, по крайней мере, будет пытаться не повторить их. Я по молодости и глупости тоже, как ты, горячий был. Стремление моё всё переделать было огромным, потом стал ощущать, что не всё так просто, как кажется на первый взгляд.

– Ты глобальное имеешь в виду или конкретно эту страну?

– Тебе хорошо говорить – "эту страну", в тебе чувство Родины не болит. Родина – это не только земля, на которой ты родился, это ещё и люди, живущие рядом и говорящие на таком же, как у тебя, языке, и несмотря на то, что все они разных национальностей, ты чувствуешь их души.

– Я в том не виноват.

– Я тебя не виню, права такого у меня нет.

– Саш, извини, если за больное задел.

– Чувство горькое во мне за то, что русский я от природы. Давит за время, в котором живу, за ошибки вот, которых надо уметь избегать.

– Золотой середины всё равно нет, не сыскать её.

– А то, что рук опускать нельзя – знаешь?

– Конечно. Шарить надо, но вот вопрос: где?

– В окружающей природе. Правы японцы, говорящие, что внутреннее спокойствие и равновесие приходит только в общении с ней – мамочкой, окружающей природой. Причём, в молчаливом её созерцании, преклонении ей и уважении её.

– Красота спасёт мир!

– Спасти может разум и в каких-то случаях, частных, инстинкт.

– Инстинкт страха?

– Самосохранения.

– Саш, я вот чего пришёл. Информацию просматривал последнюю и не знаю на какую полку отнести, где этому нишу в голове найти. Такое чувство, что всё перемешалось и сплошной хаос управляет миром.

– Его Величество Свободный хаос,- поправил его Сашка.- Именно он. Что тебя смущает?

– Он и смущает. Всё спуталось и безысходность возникла.

– У тебя?

– У меня. Тебя удивляет?

– Да я к тому, что у тебя склонности к потере ориентиров нет вроде.

– Ориентиры на месте, а всё остальное поплыло.

– Как при прорыве дамбы на Хуанхэ?

– Примерно. Там по-другому. Плотину восстановили и всё приходит в норму, а тут направлений нет, блокировать нечем.

– От этого, Левко, нет вакцины. Сей поток не перегородить – бездна. Плыть в нём ещё труднее, чем в ртути. Кажется, что миром управляют президенты, министры, партии, концерны, а на самом деле – люди. Всё идёт от каждого отдельного человека. Потому и хаос. Мы ведь все разные, и нас под один колпак не посадить, под один, два или несколько законов не подстроить. Мы рождены хаосом, ему мы обязаны появлением на свет в бесконечности времени и пространства. Разум тоже есть не что иное, как производная от живой материи и тоже в хаосе. Вот японская модель процветания: "Работа, работа, работа и усердие". Это слагающие при жесточайшей трудовой дисциплине. Для любого другого народа такой вариант представляется рабством, а для них жизненная необходимость. Им тяжелее, чем нам, русским, если с нашей стороны на них смотреть – чистой воды крепостное право, а они к такому труду привыкли и ничего. У них понимание свободы особенное. В Советском Союзе при коммунистах была свобода, тоже однобокая, но была, потому что был выбор. Ты мог не особо напрягаться в работе и нищим бы не стал, и с голода бы ноги не протянул. Разве это не степень свободы?

– Я думаю.

– Рты затыкали многим, чтобы не болтали. Это было. Так это свобода выбора: или молчи и тянись, или кричи и будешь сидеть за длинный язык.

– Как всё это совмещалось-то?

– А чёрт его знает. Внутренний объём позволял.

– А общеземная цель?

– Она в документах Организации Объединённых Наций хиленько сформулирована и только, не доминирует пока. Мешает большой разброс интересов государств мира. Самый глобальный вопрос – рост населения Земли.

– Кормить нечем будет, да?

– Конечно, ресурсы не вечны.

– Вот тебе и свобода без выбора. Значит, чем ближе планета будет подходить к рубежу голода, тем сильнее начнутся процессы конфронтации по поводу и без повода. И войны, войны, войны. А без прироста всё равно ресурсы начнут истощаться, и всё равно в итоге войны. Сколько вообще-то предельно допустимо?

– Миллиардов пять.

– Так ведь превысили!

– Вот военные конфликты и будут в следующем столетии происходить в мире. Век войн. Ты эти вопросы Ивану в Берн сбрось.

– Так это он мне хаос прислал.

– Тогда переваривай,- сказал Сашка и хлопнул Левко по плечу, поднимаясь.

– Идём спать?

– Сидеть – не поможет. Выспишься, оно малость и попустит, притупится.