— Иди в комнату, — прошу его, но он качает головой. — Кир, пожалуйста. Спроси у ребят, что задали, мне с Лизой поговорить надо.

Он нехотя поднимается и уходит, а я размышляю, с чего бы начать.

— Извини, — начинаю с главного. Не имею права делать вид, что всё в порядке, что ничего не произошло, и идёт по-старому. Если первой не стану признавать ошибки, то что говорить о тех, кто рядом?

— Я бы никогда про тебя так не подумала, — косится Лизка в мою сторону. — Ну, что ты и мой муж.

Но у неё нет мужа. У неё он гипотетический в голове. А мой настоящий, живой. С личной любовницей. И, если бы мне задали вопрос с вариантами ответов, я никогда бы не выбрала тот, что мне изменяют.

Когда тебя предаёт близкий, ты уже не знаешь, насколько можешь верить остальным.

— Я — плохая сестра, — смотрю на свои руки, кивая сама себе. — Просто столько навалилось за последнее время.

Говорю не для того, чтобы пожалели, но слёзы предательски находят выход, и Лиза перетекает на моё кресло, усаживаясь на подлокотник и прижимая меня к себе.

— Кажется, Высоцкие прогневали богов, — усмехается она, и мы обе плачем сквозь смех, но теперь я уверена, что в этой борьбе мы с Лизой заодно.

Свекровь вернулась к вечеру, когда я уже решила, что она останется там ночевать. Предполагать, будто она отправится куда-то без вещей, было глупо. И когда домофон ожил, я чертыхнулась, но открыла, впуская в дом гостью.

— Давайте договоримся, что завтра вы найдёте себе другое жилье, — встретила на пороге, пропуская внутрь, и только сейчас заметила, что на ней лица нет. Сердце предательски сжалось в груди, но я даже не подумаю интересоваться состоянием Рубцова. Теперь у него целых две сиделки, которые, возможно, поладили лучше, чем мы со свекровью.

Ожидаю, что Маргарита Павловна заявит на это что-то колкое, но она молчит. Невольно пугаюсь, потому что не видела её в таком состоянии никогда. Красное лицо и раздутый от слёз нос. Что могло случиться?

— Я чайник поставлю, — тут же ориентируется Лиза, отправляясь на кухню, а мы со свекровью смотрим друг на друга: я со страхом, она с горечью.

— Макс? — наконец, спрашиваю негромко, ненавидя её за молчание, а у самой уже мысли побежали. Кому звонить, где что заказывать, какие действия первостепенные, и не устроит ли на прощальной процессии Инга скандал? — Что с Максом? — пытаюсь вывести свекровь из ступора.

Я ненавижу его от кончика пальцев до макушки. Всеми фибрами души ненавижу за то, что он играл со мной в любовь, имея за спиной другую семью. За то, что опозорил на весь город, за то, что любил не только меня и Кира. Но, смотря на зарёванную свекровь, не могу просто делать вид, что ничего не замечаю.

— Карина, — она шмыгает носом, раскидывая руки, и не успеваю ничего понять, как уже в чужих объятьях. Первый раз она обнимала меня на свадьбе. Чисто формальность. Даже фотография имеется.

Вот сейчас второй. Да что вообще произошло?!

— Что с Максом?! — повышаю голос, отстраняясь, и слышу, как хлопнула дверь наверху. Кир тоже вышел. — Да говорите уже! — теряю терпение.

Лиза появляется в дверях, смотря испуганно. Кажется, в этот дом не перестанут приходит дурные новости.

— Он ничего не помнит, — говорит сквозь слёзы свекровь, и я не сразу понимаю, о чём она. — Совершенно. Даже меня не узнал, — кривит лицо, прислоняя руку к глазам, и я переспрашиваю.

— Что значит не узнал?

— С головой у него что-то, — принялась причитать Маргарита Павловна. — Врачи сказали, что всё может восстановиться, только неизвестно когда.

— То есть, он не помнит свою мать? — решаю уточнить, и она шмыгает носом, кивая.

Моргаю несколько раз, укладывая в голове новости. Может, во мне говорит злоба и презрение к мужу, но как-то очень удачно он всё забыл. Надо поговорить с врачами, потому что эти двое могут насочинять с три короба.

— Что с папой? — сбегает вниз Кир.

— Завтра узнаем, — перехватываю его, прижимая к себе. — Главное — он пришёл в себя, бабушка его видела.

— Не помнит, — продолжает лить слёзы свекровь, и я понимаю, что теперь Рубцов вообще ничего не расскажет. И я сейчас не об Инге, я о том, кто мог его подрезать. Оставлю дело полиции, потому что у самой проблем выше крыши.

Но сердце ноет от жалости. Нельзя разлюбить в одночасье. Можно злиться, ненавидеть, постепенно отдаляться, делать вид, что кремень. Но заставить себя просто выбросить из головы и забыть — работа, которую предстоит выполнить.

— Чай вскипел, — нарушает тишину Лиза, и я благодарна ей. Не представляю, что делала бы наедине со свекровью, потому что мыслей ровным счётом никаких нет. Рубцов ничего не помнит. И что теперь прикажете делать? Совсем ничего? Ни меня? Ни сына? Ни любовницу? Или как-то выборочно?

— Возможно, это к лучшему, — сажусь за стол, пока сестра суетится на правах хозяйки. Хочется показать, что мне глубоко плевать, и теперь уже проблемы других, что у него там с памятью. — Он просто не будет помнить меня, а начнёт новую жизнь с другой женщиной.

— Что ты такое говоришь, Кариночка?

Коробит ласкательное имя. Не тот человек, из уст которого я бы слушала это Кариночка.

— А что вы мне сейчас предлагаете? Сделать вид, что ничего не произошло? Прийти, как ни в чём не бывало, принести бульон, апельсины, поправить подушку, чтобы ему было удобнее сидеть?

— Вы столько прожили, неужели у тебя нет сострадания к…

— Чего у меня нет? — не выдерживаю, чуть повышая голос. — Сострадания? — задыхаюсь от возмущения, потому что кому-кому, а не ей говорить о таких вещах. Да, понимаю, сын. При любом раскладе для неё он останется тем, кого можно оправдать. Ну не убил же он никого в конце концов. А то, что завёл семью, так забыть можно. Закрыть глаза. Жить долго и счастливо, ходить друг к другу в гости.

Чёрта с два!

— Вы же всю картинку целиком видите? — решила вмешаться Лиза, усаживаясь напротив, когда над тремя кружками дымится пар. Кир снова отправлен наверх, потому что эти разговоры ему совершенно ни к чему. Может, подслушивает. Только не стану же я запирать его в комнате?! — Тут вопросов много. В курсе, что они банкроты?

Свекровь меняется в лице, смотря на меня.

— А что вы так удивляетесь? — хмыкаю, пожимая плечами. — Для меня самой сюрприз за сюрпризом. Не знаю, что толкнуло Макса заложить фирму, но теперь он никто. И, кстати, этот дом, в котором мы все сейчас сидим, тоже не наш.

— Как не ваш? — спрашивает испуганно свекровь, сглатывая довольно громко избыток влаги.

— А вот так, — тянусь за кружкой, намереваясь отпить, но чай очень горячий, потому отставляю обратно. — Я видела документы. Конечно, не юрист, но выглядит всё очень правдоподобно.

— В суд! — округляет глаза Маргарита Павловна. — Всё надо оспаривать!

— Там серьёзные люди.

— Надо бороться.

— И я буду, Маргарита Павловна, — она меня неимоверно раздражает. Чужую беду рукой разведу. Помню, как у неё были проблемы с соседями, и Макс ездил всё решать. Так жалел свою бедную маму. А она одна ничего и сделать не могла. А тут не соседи. Тут организация. И кто знает, за что отправили Рубцова в больницу. Не хватало, чтобы и я перешла им дорогу.

Сразу же вспоминается парень, назвавший себя Романом, и липкий страх крадётся по коже. Надо позвонить следователю и сказать, что он до сих пор ошивается в больнице.

— Так, — принимается искать телефон свекровь. — Есть у меня один знакомый юрист.

— Ой, нет, — машу на неё рукой. — Сама разберусь.

Отчего-то сразу не верю никому, кто придёт с её стороны.

— Да он лучший! Григорий Евгеньевич! Мы уже как сорок лет знакомы.

— Они в два счёта сожрут вашего старика, — вспоминаю ушлого Логинова и его начальника Горячего. Уверена, что у свекрови просто априори не может быть того, кто мне нужен. Но она права в одном: следует найти человека, который не побоится влезть в это дело.

Переступила через себя и пришла в больницу. Потому что намерена посмотреть в наглые глаза Рубцова.