— В порядке? — гляжу в злое лицо Лизы. Она успела отойти от боевой сцены и теперь смотрит на меня с вызовом.

— Чего пришла? — спрашивает так, будто я обиваю порог её дома. Тут как бы, на минуточку, общественное учреждение.

— Посмотреть, как ты тут размахиваешь кулаками.

— Довольна?! — заявляет с апломбом.

К нам подходит старшая медсестра, и я понимаю, что шутки кончились.

— Взрослые женщины, — качает головой. — Устроили тут…

Она не договаривает, что именно, но и так понятно. Сейчас поведут к директору, вызовут родителей. Хоть уже сама родитель, испытываю испанский стыд за сестру.

— Мы уходим, — решаю за всех, но Кир влезает.

— А папа?

— К нему всё равно не пустят. Сейчас узнаем о его состоянии.

Инга решает подойти, чтобы сказать мне что-то в лицо.

— Пришла-таки? — интересуется, смотря на меня в упор, а на лице изогнуты дугой брови. Или это она себе подтяжку такую сделала?

Я не гонюсь за трендами: не увеличиваю губы, грудь, не вставляю импланты в скулы. Не знаю, что сейчас актуально. Но эти её брови неимоверно раздражают.

— Я не ищу предлога для ссор, — отвечаю спокойно. — Сын захотел навестить отца.

Она бросает взгляд на Кира, а я ненавижу себя за то, что вообще перед ней отчитываюсь.

— Натравила на меня девку, — презрительно смотрит в сторону Лизы. — Низко это, Карина.

Удивлена до глубины души её словами и особенно обращением ко мне. Потому что не привыкла, чтобы меня называли по имени шл. хи мужа. Будто сейчас она запятнала это «Карина» своим ртом.

— За девку тоже можно схлопотать! — голос Лизы.

Сестра сегодня солдат, вышедший на тропу войны. Судя по чемодану, она тут и спала. Иначе зачем притащила в больницу свои вещи? Выходит, отправилась сюда, чтобы найти Ингу? Боюсь представить, что было бы, останься та здесь вчера. А так я успела вовремя. Да, и тот странный тип.

Снова высматриваю его среди остальных, но его нет.

— Твоя личная больница? — иду в нападение. — Слушай, если бы мне захотелось устроить базар, туда бы и отправилась. Ты сидела всё это время в подполье, пожалуй, заползи туда обратно. Я не буду лезть в твой террариум. А, если хочешь принять на себя лавры жены, тогда реши вопросы с банкротством, потому что я собственными глазами видела бумаги, в которых Макс, МОЙ муж по закону, заложил всё имеющееся имущество и бизнес одному влиятельному человеку.

Она пытается понять по моему лицу: говорю я правду или же блефую. Что милочка? Не такого ожидала, когда бравировала перед камерой лживыми сведениями. Думала, владелец заводов, газет, пароходов?

— Но тебя волнует только Рубцов, как личность. Да, точно, — киваю головой, будто соглашаясь с чьими-то непрозвучавшими словами. Вспоминаю, что не одна, и помимо зевак, которые следят за нашей перепалкой, и идущего быстрым шагом врача, по всей видимости кого-то главного, здесь всё ещё ребёнок. Мой сын.

— Лиза, идём в машину, — обращаюсь к сестре.

— Уже заслужила прощение? — хмыкает она, вспоминая, что я тоже ей враг.

— Давай не здесь, — говорю негромко, смотря в глаза, и она послушно кивает.

Вот и славно. Вот и хорошо. Вот и прославлюсь я на весь город, как желала. Только мечты следует отправлять в космос с верными посылами. Не как художник, а как склочная жена, которая пришла бить любовнице рожу в больницу. А там и информация про Лизу подгребёт. Вот же кто-то обогатиться!

— Карина Михайловна, — останавливается рядом со мной высокий седовласый мужчина, и я понимаю, что встречалась с ним не раз. Ну да, главный врач больницы, которого дёрнули, чтобы урезонить разбушевавшихся женщин. Наверное, понимали, что охрана, медбратья или прочий персонал ничего не сделают. Они могут купировать один случай, но пока Макс лежит здесь, стычек не избежать. Потому и тяжёлая артиллерия подоспела. — Можно вас пригласить ко мне. Хотел бы обсудить кое-какие условия.

Его отношение поднимает меня на ступень выше любовницы. Одно очко Гриффиндорфу. Но как только мы собираемся уходить, слышу, как нас оповещают.

— Рубцов Максим Романович пришёл в себя.

Я не готова видеть Макса, но рада, что он пришёл в себя. Пусть у него всё будет хорошо. У него, не у нас. Нас больше, как семьи, не существует. Отдаю бразды правления гарпии, что пропитала ядом последние дни моей жизни.

— Вам позвонят, когда к нему будет возможность пройти, — предупреждает меня главный врач. — Сейчас медперсоналу предстоит сделать ряд процедур, чтобы понять, как обстоят дела.

Отсрочка меня радует, и я надеюсь сбежать отсюда как можно быстрее.

— Я буду ждать здесь, — заявляет Инга, и её глаза бегают, а пальцы заламываются. Актриса ещё та. Ну, конечно. Пусть Рубцову расскажут, как она дежурила у палаты, не смыкая очей. Я не против, но этот цирк без меня.

— Позвольте уточнить, вы кем приходитесь пациенту? — седовласый суёт руки в карманы, и я вспоминаю гордых ирландцев, которые подобным действием выказывают неуважение к тем, с кем говорят. Вряд ли он ирландец, просто на память приходит эта информация, и я проникаюсь уважением к бархатному тенору и голубым глазам.

— Жена, — отвечает Инга уверенно.

— Могу ли я посмотреть ваши документы? — спокойно интересуется Владимир Германович. Имя написано на бейдже, лишь сейчас удаётся прочесть золотые буквы. Он смотрит без агрессии, в его голосе мягкие ноты, но именно так ставит на место зарвавшуюся стерву.

— Если у вас нет подобных бумаг, к сожалению, не могу пустить вас в реанимацию. При всём моём уважении, дорогая, — кажется, даже последнее слово он говорит с ноткой издевательства, но, возможно, мне лишь так кажется, — по законодательству просто не имею права пускать посторонних.

— Я не посторонняя! — зыркает в мою сторону Инга. — И, если нет штампа, это не значит, что я ему никто!

— Не я пишу законы, уважаемая, — он нарочно дразнит её, вворачивая подобные слова, но всем понятно, что против лома нет приёма. — Увы. Лишь родные. — Затем поворачивается ко мне, слегка кивая. — Вам позвонят, наберитесь терпения, — и уверенной походкой покидает поле брани.

— Мама, почему эта тётка говорит неправду? — слышу голос сына. Ну да, не хватало мне тут ещё ему объяснять, как устроен мир. Выходит, я лгунья. Враль по отношению к собственному сыну, заявлявший, что всё отлично.

— Тётка, — хмыкает Инга. — Воспитания никакого. Правильно Макс говорил, что ты сына его испортила. Мог вырасти мужиком, а будет…

Ей хватило ума промолчать, а мне сжать зубы и кулаки, чтобы не врезать ей, как ещё недавно это делала Лиза. Успеваю перехватить Кира, который с ненавистью смотрит на незнакомую женщину. Молодец, Инга, настроила против себя уже и ребёнка.

— Не надо, — шепчу ему на ухо.

Буду выше этого, иначе сама же первая себя перестану уважать. Забираю чемодан сестры, направляясь к двери, и снова радуюсь, что любовнице хватило ума не преследовать меня.

У выхода всё тот же мужчина задумчиво смотрит в небо, выпуская сигаретный дым, а я понимаю, что снова начинаю волноваться, потому что слишком много встреч. Отправляю Лизу и Кира к машине, а сама иду в сторону странного типа.

— Вы меня преследуете? — смотрю на него, надеясь, что его выражение лица подскажет: врёт он или же нет.

— С чего взяли? — хмурит брови, не отрываясь от стены. — Кажется, вы были от меня в нескольких шагах, а теперь рядом. А вот я не двинулся с места.

— Но мы видимся уже в четвёртый раз, — сдаю сама себя, понимая, что по факту два он меня и не видел, а лишь я его.

— Не понял, — озадаченно смотрит в мою сторону.

— Если вы будете преследовать мою семью, я обращусь в специальные органы! — решаю немного припугнуть. Не знаю, правильно ли делаю, но трясёт так, что мама не горюй. Мне страшно, и вместе с тем хочется, чтобы больше не повторялся этот страх.

— Не так я представлял себе благодарность от человека, чью сестру я спас от полиции. Та эффектная брюнетка вполне может доставить вам хлопот.