Первое правило астматика: в сумке должен лежать аэрозольный ингалятор. Его не было, вернее, закончился, и я забыла поменять на новый.

Задыхаюсь от приступа перед дверьми реанимации, в которой лежит мой муж, и чувствую, как умираю.

Физически меня спасут, так бывало не раз. Но то, что узнала сейчас, душит ещё сильнее.

Черноволосая девушка откровенно пялится, а я молю, чтобы её увели отсюда, как можно быстрее. Да пошла уже! Пошла! Говорю глазами, только она делает вид, что меня не понимает.

— Что с ней? — слышу снова её голос. В первый раз, когда она открыла рот, мой мир рухнул.

— Дыши, — суёт мне в рот медсестра неизвестно откуда взявшийся баллончик, и я жадно обхватываю губами пластик и всасываю лекарство, смотря в глаза той, кого здесь быть не должно.

Ещё вчера у меня был просторный дом и любящий муж. Час назад я узнала, что дом ушёл за долги, и прилетела в больницу по первому звонку.

— Вы сестра? — задал вопрос врач, и я покачала головой. Он покосился в сторону женщины, стоящей у дверей, а она на меня.

— Инга Рубцова, жена Макса, — представилась, а к ноге прижимался ребёнок лет пяти.

Мой третьеклассник сейчас в школе. Только, если передо мной жена Рубцова, то кто тогда я?

Приступ не заставил себя ждать. Так бывало от стресса. Так бывало в любой другой момент. Я жила в страхе от приступа до приступа, который приходил даже во сне, и от этого не было спасения. Лишь аэрозоль, про который я совершенно забыла, вылетев из дома, когда мне сказали, что только что моего мужа увезли на скорой в седьмую больницу.

Слово "ножевое" окропило холодным потом. Что? Кто-то хотел его убить? Или это случайность? Звонящий не был в курсе, он просто нашёл телефон, смотря, как уезжает скорая. Понимая, что мне следует знать. И вот я знаю. Только это не всё. Будто мало того, что наш дом недалеко от города теперь принадлежит кому-то другому. Об этом узнала буквально за двадцать минут до звонка от незнакомца. Он сказал, что в запасе 24 часа, за которые следует съехать.

А теперь ещё и какая-то девушка с ребёнком утверждает, что она — жена моего мужа. Моего, мать его, мужа!

Задерживаю дыхание, отсчитывая секунды. 10,9,8.

Врач отводит в сторону черноволосую, что-то негромко ей говоря. 7, 6, 5.

Неимоверно хочется вдохнуть, но продолжаю считать. Нужно, чтобы лекарство осталось по максимуму. Со стороны кажется, что я невростеничка, которая не умеет держать себя в руках, а она благородная леди. Откуда вообще взялась?

Из дверей выходит ещё какой-то мужчина в халате, и я вспоминаю, почему вообще здесь.

Человек невиновен, пока не доказано обратное. Может, девушка не в себе или подставная. Для чего? Я не знаю. Но в нашей жизни какой-то кризис. Проверка на вшивость? Макс решил разыграть меня, и на самом деле с ним всё нормально? Предположение дикое, но уж куда адекватнее происходящего.

— Как он? — спрашиваю спокойно у медсестры, которая, понимая, что я прихожу в себя, расслабляется и выдыхает, качая головой. А я делаю вид, что забыла о существовании "жены".

Как она представилась?

Инга?

— Критический, — тут же прилетает ответ.

— В сознании?

Ответ "нет".

— Доктор, вы сделайте всё, что в ваших силах. Деньги есть, — слышу снова ставший ненавистным голос. — Макс не последний человек в городе, у него своя фирма. Мы заплатим.

Мы. Надо же. Они с Рубцовым или вся наша дружная семья?

— Мам, а что с папочкой? — тянет Ингу за платье девочка. Про неё я вообще забыла, и это "папочка" режет слух.

— Он поправится, — обещает она ребенку, а я только сейчас понимаю, что передо мной копия Макса.

Нас развели по разным углам, будто бойцов на ринге, пока я ожидала, что выполнят мою просьбу: выгнать отсюда эту нахалку.

— Это его ребёнок? — сглотнув, я спросила у черноволосой, когда разглядела сходство, надеясь, что она ответит "нет". Только она лишь кивнула.

Снова всматриваюсь в лицо девочки, которая принимается прятаться от такого внимания за юбкой матери.

Скольжу взглядом по недешевому платью любовницы, сидящему по фигуре, поднимаясь к высокой груди, представляя, как её лапает мой муж.

Мерзко. Тут же отворачиваюсь. Как бы то ни было, делить с кем-то территорию не намерена. И пока я всё ещё жена, нарочно украдкой открыла паспорт на нужной странице, чтобы удостовериться в этом, имею право попросить, чтобы любовницу вывели отсюда к чёртовой матери.

Не знаю, к чему ей скандалы, но она демонстративно отказывается и садится в кресло, а на пальце правой руки блестит кольцо.

Машинально трогаю своё, которое ношу постоянно, когда Макс ссылается на аллергию. Я даже видела раздражение на коже, потому не настаивала, чтобы носил. Теперь выходит, ему следует надевать сразу два. Одно рядом с другим, двоеженец хренов.

Ясно, что официально иметь двух жён на территории страны нельзя, но остальное не запрещено на государственном уровне.

— Глеб, — смотрит на медбрата, спасшая меня медсестра, кивая на выход. Она явно принимает мою позицию. Потому что я — настоящая жена, или потому что только что задыхалась?

— Предлагаешь мне её на руках вынести? — парень не понимает, что нам вообще надо. — Устроили тут, — цедит между зубов. — Девушка, — обращается к ней. — Тут можно находиться только родственникам.

Объясняет прописные истины, и стерва закидывает ногу на ногу, показывая, что не двинется с места.

— У меня тут муж, — заявляет ему с вызовом.

Прекрасно. Тогда уйду я! Тем более ещё невыясненный вопрос с домом, и я хочу увидеть собственными глазами документ, в котором такое прописано.

— Кстати, — застываю в дверях, решая поделиться информацией. — У Рубцова ничего не осталось.

— В смысле? — она хмурит брови. Между нами около семи шагов, но друг друга прекрасно слышим.

Конечно, я не в курсе истинного положения вещей, но хочется посмотреть на реакцию. Это любовь, что без денег делает её богаче? Или дамочку интересует только материальная составляющая?

— Ни дома, — отвечаю, а потом добавляю, — ни совести.

Дёргаю ручку на себя, не в силах оставаться здесь, и вылетаю из фойе, быстрыми шагами преодолевая больничный коридор. Надо было узнать, где он подцепил такую наглую девицу. Или не надо?

Около аптеки торможу, следует купить баллончик. Роюсь в сумке, пытаясь найти карточку, и чертыхаюсь, потому что сразу не выходит. Телефон снова вибрирует, и я напрягаюсь. Сегодня отвратительный день, и всё началось именно со звонков. Бог любит троицу?

Всё же смотрю на экран, задумчиво сдвигая брови на переносице. Учительница Кирюхи.

— Да, Ольга Анатольевна, — отвечаю.

— Здравствуйте.

Представляю молоденькую светлую девчонку, у которой первый набор наш, и как она поправляет очки. Мы пошли к ней на свой страх и риск, и нареканий не было. Класс дружный, постоянно какие-то мероприятия, дети с неплохими результатами.

— Дело в том, что Кирилл подрался с мальчиком постарше.

— Постойте, — не могу понять. — Мой Кирилл? Вы ничего не путаете?

Кир занимался лепкой, рисованием и скалолазанием. Заставить его пойти на любой вид единоборств было невозможно. Боялся он боли, не хотел бить или же просто такой формат был не интересен, не выясняла. Просто приняла тот факт, что у меня творческий, любознательный ребёнок.

Он всегда старался уйти от конфликта, даже в песочнице, когда у него отнимали вёдра и совки, он забирал их спокойно, без толканий и ударов, лишь погрозив обидчику пальцем. Максу такой подход не нравился. Он видел в нём мужика, который продолжит начатое им дело. Мы ругались, каждый отстаивая свою позицию, и моя состояла в том, что каждый в праве выбирать сам, что делать в жизни. Рубцову был нужен сын, которым можно гордиться. Но не идиотскими фигурками из глины, как он любил повторять, качаясь на этой теме.