— Клянусь, — отвечаю вслух.

— Когда ты столкнёшься с пятнами несправедливости, ты поклянешься сокрушить их законами Преисподней? — спрашивает Кирилл.

Я вообще не знаю, какие тут законы, но отвечаю:

— Клянусь.

Кирилл выглядит удовлетворённым. Он поворачивается и снова окунает металлический стержень в огонь.

Блять, это будет адски больно.

Соберись, не будь тряпкой!

Один мужчина подносит деревянный брусок к моим губам.

Я вгрызаюсь в неё и смотрю на синие языки пламени. Холодный пот выступает на моей коже.

Зара подходит ко мне и хватает меня за руку.

Я смотрю на неё.

Она приподнимается на носочки, целует меня в щёку и улыбается с такой отвагой, что у меня кровь в жилах начинает бурлить сильнее.

Кирилл вытаскивает раскалённый металл из пламени. Он говрит, вокруг клубится дым.

Валентина встает рядом с небольшим столиком и приказывает:

— Встань на колени. Затем сожми кулак и положите его на стол.

Я подчиняюсь, и мужчина, который дал мне брусок, прижимает мое предплечье к столу.

Зара опускается рядом и обнимает меня за талию. Шепчет:

— Ты справишься, милый.

Милый?

Это так странно, что мы перешли невидимую черту. Мы же не должны были заходить так далеко. А теперь она называет меня «милый».

Она — моя жена.

Как, блять, мы до этого дошли?

Я смотрю прямо перед собой, стиснув зубы и впиваясь ими в деревянный брусок.

Мужчина с благовониями снова кружит вокруг меня. Шипение сменяется пением, перемешанным с вдохами и ахами. Моё сердце бьётся так громко, что я всерьёз думаю, что у меня может случиться сердечный приступ.

Кирилл встаёт передо мной и торжественно произносит:

— Шон О'Мэлли-младший, ты доказал, что достоин черепа — знака, символизирующего нашу вечную преданность. Она стоит выше всех законов и порядка, коих ты знал. Во имя Омнипотенции и с полным доверием Преисподней, теперь ты можешь воспользоваться правом, которое ты заслужил и которое должен сохранить.

Женщины в толпе взвизгивают, мужчины ревут.

Это меня пугает. Я вздрагиваю, но другой мужчина держит мое предплечье справа, когда Кирилл прижимает раскалённый череп к моей руке.

Я вгрызаюсь в деревяшку и рычу вместе с толпой, пытаясь вырвать руку, пока моя кожа шипит и плавится. Запах жжёного мяса смешивается с ладаном. Я смотрю на свою руку, и всё, чего мне хочется, это блевать.

— Дыши, Шон, — резко приказывает Зара.

Я поворачиваюсь к ней.

Она хватает меня за щеки и требует:

— Дыши!

И сейчас до меня доходит, я вообще не дышу. Поэтому я начинаю хватать воздух короткими вдохами через нос, всё ещё сжимая зубы о деревяшку.

Она кивает, улыбаясь.

— Вот так. Продолжай дышать.

Что-то холодное касается моей руки, и сразу приносит облегчение. Я снова сосредотачиваюсь на обожженном месте. Второй мужчина обильно смазывает ожог бальзамом и оборачивает его плёнкой.

Мужчина, который дал деревянный брусок, говорит:

— Теперь можешь расслабиться. Ты выглядишь так, будто сломаешь себе зубы щас. — Он отпускает мое предплечье.

Я сплёвываю дерево рядом с собой.

— Молодец, — хвалит Зара.

Я смотрю на неё, чувствуя себя обезумевшим. Как, чёрт возьми, она может быть такой спокойной, зная, что ей собираются сделать это на шее. Я поворачиваюсь к Кириллу.

— Сделайте клеймо на моей шее вместо неё.

Он оборачивается назад.

Воздух наполняется веселым смехом Валентины.

— Что смешного? — рычу я

— Ты не можешь забрать клеймо другого участника, — отвечает она.

— Почему бы и нет? Она моя жена, — напоминаю я ей.

Она пожимает плечами.

— И что? Это не отменяет её долг перед Преисподней и не освобождает от обязанности пройти инициацию. И уж точно не даёт тебе права украсть её заслуженный череп.

— А если я принимаю боль за неё? — настаиваю я.

Кирилл предупреждает:

— Продолжай в том же духе, Шон. Мы заклеймим и твою шею. Но Зара всё равно получит своё.

— Послушай...

— Замолчи, Шон, — резко перебивает Зара.

Я резко поворачиваюсь к ней.

Ее глаза сужаются.

— Ни слова больше.

Я открываю рот, и она снова кладёт руку мне на губы, приглушённо грозя:

— Хватит.

Твоя задница, моя рука, маленькая дерзкая сучка.

Она встает.

— Я готова.

Валентина обнимает Зару за плечи.

— Пойдем со мной, дорогая.

— Теперь она для тебя «дорогая»? — бормочу я.

Валентина оборачивается и говорит:

— У нас с Зарой нет обид друг к другу, не так ли?

— Нет, — спокойно отвечает Зара, вскидывая подбородок и сверля меня вызывающим взглядом.

Я полностью сбит с толку.

Валентина смеется.

— Все в порядке. Мужчины часто не понимают силу сестринства. Пошли, милая. Боль будет недолгой.

Она ведет Зару обратно к кровати.

Я бросаюсь за ними, остальные мужчины следуют за мной.

— Зара...

— Мне нужно, чтобы ты лег на меня сверху, Шон, — говорит она.

Я замираю.

— Серьёзно. Наваливайся на меня всем своим весом и держи мою голову на месте, — приказывает она.

Арена снова наполняется зловещими шипениями.

Воздух становится густым, как в бане.

Зара усмехается, развязывает свой халат, даёт ему упасть на пол и кладёт руку на бедро.

Она дразнится:

— Ты на меня ляжешь голый или в халате?

У меня перехватывает дыхание. Глаза падают на её грудь, мой член снова оживает. Я бормочу:

— Дерзкая сучка.

Она хлопает ресницами и указывает на меня, требуя:

— Сними халат. Мне будет лучше, если ты будешь голым.

Я приподнимаю брови.

Она закатывает глаза, разворачивается и идет к кровати и медленно, на четвереньках, ползёт по кровати. Зара опускается лицом вниз, оставляя попку задранной кверху. Смотрит на меня через плечо, медленно скользя вниз.

— Почему ты всё ещё в халате?

— Дерзкая. Сучка. — повторяю громче. Скидываю халат, подхожу, хватаю её за ногу и прижимаю к кровати.

Она ахает и приподнимается.

Я наваливаюсь всем телом, шепчу ей в ухо:

— Этот череп ничто по сравнению с тем, что моя рука сделает с твоей задницей.

— Не дразни, — хрипло отвечает она.

Мой член упирается в её попку, пульсируя. Я сдавленно рычу.

Ее ухмылка становится шире.

Кирилл, держа в руках раскаленное клеймо, становится на колени перед Зарой, чтобы встретиться с ней взглядом, и спрашивает:

— Ты обещаешь соблюдать обеты, которые твой муж только что дал Преисподней?

Ее голос дрожит, когда она отвечает:

— Да.

Он касается ее затылка.

— Череп — это святое.

— Я знаю, — перебивает она.

— Ты клянешься защищать Преисподнюю и быть верной ей до конца??

— Клянусь, — говорит Зара.

Он целует её в лоб и поднимается.

— Больше так не делай, — предупреждаю я.

В его лице — надменная самодовольная ухмылка.

— Невинный поцелуй от Омни — это привилегия. Это дар прекрасного будущего.

— Мне плевать. Никогда больше не целуй мою жену. Ни ты, ни кто-либо другой, — угрожаю я.

Он фыркает, но отступает назад. Он кивает мужчине с деревянным бруском.

Тот подносит её к Заре.

Она вгрызается.

Я глажу ее по щеке, напоминая:

— Обязательно дыши.

Она дарит мне удивительно спокойный взгляд.

Почему она не боится?

Валентина скручивает волосы Зары в тугой пучок, следя за тем, чтобы не осталось ни одной выбившейся пряди. Она добавляет:

— Проще простого, милая.

Толпа не повторяет то де скандирование, что при моём клеймении. Они возобновляют свои эротические охи и ахи.

Мой член твердеет еще больше.

Мужик с кадилом запрыгивает на кровать, окуривая наши тела. Когда становится настолько плотным, что почти нечем дышать, Кирилл делает шаг вперед. Он кивает мне.

Я наваливаюсь на Зару всем телом, прижимаю ладонями её голову. Наклоняюсь, целую место на шее, которое скоро обожгут, и шепчу ей в ухо: