Он ахает и наклоняется.

Я хватаю его голову обеими руками и врезаю коленом в лицо. Раздаётся хруст, его нос ломается.

Толпа ревёт, подпитывая мой адреналин. Я больше не думаю ни о чём, кроме выживания. Вдавливаю пальцы ему в глаза, вырывая из него крик боли.

— Убей его! Убей его! Убей его! — скандирует толпа.

Он падает на колени, и я со всей силы бью его ногой в висок.

Его тело обмякло, глухо падая на землю. В воздух взлетает пыль.

Толпа гудит ещё громче.

— Вставай! — приказываю я, готовый снова наброситься на него, но он не двигается. Я остаюсь в режиме борьбы, пока не осознаю, что комнату заполняет новый скандирующий звук.

— Раз! Раз! Раз!

Бёрн выскакивает ко мне и хватает за руку.

Я отталкиваю его, не в силах позволить кому-либо прикоснуться ко мне. Сейчас все вокруг враги.

— Сядь! — орёт он, указывая на металлический стул.

Я прихожу в себя и повинуясь, сажусь, благодарный за передышку.

Та же женщина, что дала мне шорты, подносит бутылку воды к моим губам.

— Пей! — приказывает Бёрн.

Я не спорю, и жидкость стекает мне в горло.

— Один позади. Не сбавляй темп, Шон. Что бы ни случилось, не сбавляй темп, — кричит мне в ухо Бёрн.

Воздух такой густой, что я едва могу дышать. Моя рука начала опухать, но я не могу сейчас об этом беспокоиться.

— Второй готов, дружище, — кричит Бёрн.

Я бросаю взгляд на своего нового противника и стараюсь не паниковать. Больше трёхсот пятидесяти фунтов чистых мышц (прим. ~ 159 кг). Он выглядит так, будто завтракает детьми.

Господи. Он похож на Голиафа.

Он скидывает штаны, и женщина передаёт ему золотые шорты. Надев их, он срывает с себя рубашку и разувается.

Его лицо и грудь покрыты шрамами от ожогов, а по ногам тянутся зажившие рваные шрамы, будто от когтей. Он рычит и колотит себя в грудь, приковывая меня своим хмурым взглядом.

Толпа сходит с ума, скандируя:

— Бой! Бой! Бой!

Раздается звонок.

Бёрн хлопает меня по щекам.

— Соберись, дружище. Не дай ему запугать тебя.

Я вскакиваю, хрущу шеей и подхожу к линии.

Пронзительный свист взрывается в воздухе. Мой враг бросается на меня, но я быстрее.

Я уклоняюсь и бью его ногой по голени, заставая его врасплох.

Он падает на землю лицом вниз, и облако пыли поднимается в воздух на высоту трех футов.

Зрители кричат громче и хлопают.

Я перепрыгиваю через зверя, хватаю его за хвост волос как можно крепче. Бью его головой о грязь, просовываю руку под его подбородок и резко дергаю.

Раздаётся хруст, его глаза закатываются. Тяжелая голова безжизненно повисает в моей руке.

Я отпускаю её и подпрыгиваю, сжимая кулак в воздухе.

— Два! Два! Два! — скандирует толпа.

Бёрн тянет меня к стулу, пока шесть мужчин убирают гигантское тело. Когда они наконец поднимают его, толпа расступается, а затем все они исчезают.

Женщина снова подносит ко мне бутылку.

Бёрн массирует мои плечи и кричит мне в ухо:

— Два очка! Осталось одиннадцать!

Я отодвигаю рот от бутылки.

— Одиннадцать? — Вода капает по подбородку.

— Пей, — приказывает он, указывая пальцем.

— Одиннадцать? — повторяю я.

— Да. Твой номер тринадцать. У нас никогда не бывает тринадцатых. Никто не выживает. Но ты выживешь, дружище. Теперь пей, — требует он.

Женщина снова подносит бутылку к моим губам.

Мою грудь сдавливает, но я пью.

Толпа ревёт:

— Бой! Бой! Бой!

Я пытаюсь сделать несколько глубоких вдохов, одновременно бросая взгляд на свою следующую жертву.

Он ниже меня ростом, и я подозреваю, что быстрее. Он симпатичный мальчик со светлыми волосами и голубыми глазами. Мускулистый, но его мышцы: результат тренировок в спортзале. Наверняка проводит дни в загородном клубе.

Снова свист.

Мы выходим на линию.

Боя не случается. Один удар и он падает на колени. Через секунды я забираю его жизнь.

Я снова и снова убиваю каждого из своих противников, пока Бёрн, наконец, не заявляет:

— Двенадцать. Остался один, дружище.

Я с трудом дышу, тело опухло, силы на исходе. Я делаю глоток воды и смотрю на последнего мужчину, стоящего между мной и жизнью.

Кровь и пот капают с меня. Костяшки разбиты, а нога дрожит от ударов, нанесённых без обуви.

Мой противник стоит ко мне спиной. Он снимает штаны, надевает чёрные шорты, скидывает рубашку и обувь, затем поворачивается.

Наши взгляды встречаются, и пульс взлетает.

Дизель Конвей, боксер, с которым я дрался слишком много раз, чтобы сосчитать, сжимает челюсть, узнавая меня. Его тёмные глаза горят тем же убийственным огнем, что, уверен, полыхает и в моих.

Годами мы обменивались победами и поражениями. Наши навыки равны, но всегда были ограничены правилами и рамками бокса.

Теперь это не имеет значения. Дизель хочет быть тем, кто останется в живых. И он свеж, а я вымотан после двенадцати убийств.

Звонок, и мы выходим на линию. Никто из нас не отрывает взгляда от другого.

Как только раздается свисток, мы падаем в привычный ритм.

Мы оба наносим несколько ударов, но затем снова слышу голос отца.

— Это не боксерский поединок, Шон. Время играть грязно.

Бросаюсь на Дизеля и сжимаю его горло изо всех сил.

Он пытается разжать мои руки от себя, но я бью его коленом в пах. Он давится, но я не ослабляю хватку. Затем наношу удар лбом в висок.

Его тело обмякает, но я не отпускаю. Нельзя рисковать. Его вес тянет меня вниз, и мы падаем, но я продолжаю держать его, пока Бёрн пытается меня оттащить.

— Нет! — кричу я, глядя в широко раскрытые мертвые глаза Дизеля.

— Все кончено, парень! Он мертв! — настаивает Бёрн.

К нам подходит еще один мужчина, и вдвоем они с Бёрном разжимают мои пальцы.

Толпа снова взрывается криками:

— Тринадцать! Тринадцать! Тринадцать!

Бёрн поднимает меня на ноги и держит мою руку. Только когда они убирают Дизеля из круга и приносят мне стул, я понимаю, что убил тринадцать человек.

Пот и кровь скапливаются у моих ног. Я не знаю, сколько часов я здесь. Женщина держит воду, чтобы я мог попить, пока Бёрн массирует мои плечи. Истощение и воспаление охватывают меня за считаные минуты.

Облегчение смешивается с тревогой. Я выжил, но что дальше?? С Преисподней все кажется непростым.

Бёрн протягивает мне еще одну бутылку воды, и у меня звенит в ушах. Крики толпы усиливаются, и никто не уходит. Воздух наполнен таким же электричеством, как во время боя.

На лице Бёрна гордость. Он похлопывает меня по спине.

— Твой отец гордился бы тобой, дружище.

Срабатывает сигнализация. Четыре быстрых сигнала. Толпа замолкает.

Из микрофона раздается голос, объявляющий:

— Ставка принята.

Толпа взрывается ликованием.

Меня снова накрывает адреналин, но я все еще не понимаю, что значит эта ставка. Я не мертв, и испытание окончено.

Вокруг меня витает запах крови, пота и пива, из-за чего тяжело дышать.

Я предполагаю, что пора уходить, но тут раздается еще один сигнал.

В зале раздаются три длинных гудка, и толпа снова затихает.

Мой пот остывает на коже, по телу пробегает дрожь. Волосы на моих руках встают дыбом, и я вопросительно смотрю на Бёрна.

Его лоб морщится от беспокойства.

Толпа расступается.

Четверо мужчин вытаскивают Брэкса на ринг. Он сопротивляется, но этим только усугубляет ситуацию.

Один вытаскивает нож и подносит его к горлу, и он тут же замирает. Мы встречаемся взглядами, и у меня сжимается живот.

Какого черта он здесь делает?

Он смотрит на меня с выражением лица на котором можно прочесть «прости», и я проклинаю себя. Я ни разу не убедился, что он или кто-то другой, если на то пошло, не следит за мной. И я знаю, что это плохо. Меня предупредили прийти одному.

Джон делает шаг вперед. Тишина в комнате становится оглушительной, пока он не нарушает ее, говоря со своим ирландским акцентом: