Я отвечаю:

— Алло?

— Вам доставили посылку, мисс Марино. Поднять наверх? — говорит администратор.

— Да, спасибо.

Я снимаю полотенце, надеваю халат, завязываю пояс и иду к входной двери.

Ричард прибывает вскоре после звонка, и, как только раздаётся звонок в дверь, я открываю.

Он протягивает желтый конверт.

— Это вам.

— Спасибо, Ричард, — беру конверт.

— Пожалуйста, мисс Марино.

Я закрываю дверь и смотрю на конверт. На нем написано только мое имя.

Мой пульс учащается. Я раздумываю, открывать ли его, пока возвращаюсь в ванную. Кладу конверт на столешницу, включаю фен. Но проходит меньше минуты, прежде чем любопытство берёт верх. Я выключаю фен, беру конверт, разрываю его и достаю пачку фотографий.

Желудок сжимается так резко, что меня начинает тошнить. Я хватаюсь за столешницу, чтобы удержаться на ногах, затем облокачиваюсь на неё спиной.

На каждой фотографии мой отец в молодости. Он с мужчинами и женщинами, которых я не узнаю. На большинстве из них он выглядит счастливым. Он смеется, курит сигары, пьет, как я предполагаю, скотч, и всегда одет в свой костюм.

Я пролистываю стопку несколько раз, разглядывая их и понимая, что фотографии были сделаны в течение пятнадцати-двадцати лет, судя по тому, как выглядит мой отец на фотографиях. Я переворачиваю их и обнаруживаю надписи на оборотах.

На нижнем углу каждого фото аккуратно выведены имена и даты. Среди имён: Якопо Абруццо, Бьяджо Абруццо, Лео Абруццо, Уберто Абруццо. И от этого мне становится только хуже.

Я никогда не встречала и не слышала об этих людях, но их фамилия, единственное, что мне нужно увидеть.

Они враги Марино.

Почему мой отец был с ними и выглядел таким счастливым?

Я перелистываю фотографии, в замешательстве разглядывая их и изучая каждую так же, как я оценивала папку с фотографиями мужчин.

Одна из них заставляет мой живот уйти в пятки. На фото изображена красивая женщина. У неё длинные тёмные волосы, завораживающие глаза, высокие скулы и потрясающая фигура. Она держит младенца на руках и смотрит на моего отца так, словно боготворит его. Или, возможно, она влюблена в него? А он в это время касается головы ребёнка.

Мои руки дрожат, когда я переворачиваю фотографию, чтобы прочитать ее обратную сторону. «Финция и Аврора». Никакой фамилии или даты, как у остальных.

Кто они?

Это ребёнок моего отца?

Эта женщина была его женой до того, как он женился на моей матери?

Или она до сих пор его жена?

У меня есть сестра?

Вопросы крутятся в моей голове, сбивая меня с толку. Я пробегаюсь взглядом по датам на других фотографиях и замечаю, что они были сделаны в период с того момента, когда моя мама была беременна мной, до того, как мне исполнилось пятнадцать, то есть ещё до того, как отец появился в моей жизни

Я не досушиваю волосы. Захожу в гардеробную, надеваю спортивные штаны и натягиваю через голову свитер. Засовываю ноги в кроссовки и возвращаюсь в ванную. Запихиваю стопку фотографий обратно в конверт, затем набираю сообщение Калоджеро.

Я: Подгони машину, пожалуйста. Я спущусь через минуту.

Калоджеро: Жду.

Я беру конверт и кладу его в свою большую сумку, затем надеваю пальто. Я прохожу через свое здание и выхожу на улицу.

Калоджеро уже ждет у обочины. Он стоит рядом с задней дверью внедорожника и открывает ее, кивая.

— Мисс Марино.

— Мне нужно, чтобы ты отвез меня к моим родителям, пожалуйста. Быстро, — выпалила я.

Его лицо выражает обеспокоенность.

— Да, мэм. Все в порядке?

— Да. Просто поторопись, пожалуйста. — Я сажусь на заднее сиденье, и он закрывает дверь.

Он быстро садится за руль и выруливает в поток машин.

Я поднимаю перегородку, не желая разговаривать. Внутри меня все дрожит. Миллион мыслей проносится в голове, но ясности нет.

Калоджеро подъезжает к дому родителей и выходит из машины. Но, прежде чем он успевает обойти её и открыть мне дверь, я уже выхожу.

— Мисс Марино, — ворчит он, следуя за мной.

— Тебе не нужно меня провожать, — бросаю через плечо, но он, как всегда, не слушает.

Это правило моего отца, и я это знаю. Калоджеро всегда будет сопровождать меня, куда бы я ни пошла, если только со мной не будет моего отца или кого-то вроде Шона.

Подъём в лифте кажется бесконечным. Проходит целая вечность, прежде чем мы добираемся до пентхауса, и лифт открывается.

— Спасибо, — говорю я Калоджеро, выходя. Быстро нажимаю кнопку, чтобы двери закрылись, прежде чем он успевает выйти следом.

В квартире витает восхитительный аромат. Насыщенный, глубокий аромат телячьего оссобуко от мамы витает в воздухе.

Обычно я бы радовалась визиту к родителям. Я люблю проводить с ними время. Но сейчас эмоции переполняют меня, и я не знаю, что думать.

Я прохожу через пентхаус и вхожу на кухню. Мама и папа стоят рядом, режут овощи для салата. На заднем плане играет медленная музыка, а перед ними стоят бокалы с красным вином.

Мама видит меня первой, и ее светятся радостью.

— Ах, Зара, ты здесь!

Она подходит, чтобы обнять меня.

Я крепко обнимаю ее, но затем отстраняюсь. Она наклоняет голову, спрашивая:

— Зара, все в порядке?

— Мне нужно поговорить с папой наедине, — говорю я.

Она хмурится.

— Почему?

— Просто нужно. Пожалуйста, мам, — я часто моргаю, и мои глаза наполняются слезами.

— Зара, что случилось? — повторяет она.

— Мам, пожалуйста, просто позволь мне поговорить с ним, — умоляю я.

— Моя драгоценная figlia (прим. пер. с итал. «дочь»), что происходит? — встревоженно спрашивает отец, подходя к нам.

— Пожалуйста, уходи, мам, — прошу я.

Она смотрит на папу.

— Зара, что бы ты ни хотела сказать, ты можешь сказать это при маме. У нас нет секретов друг от друга. Ты знаешь это, — твёрдо заявляет отец и кладёт руку мне на спину.

Я отстраняюсь.

Он вскидывает руки в воздух.

— Ого. Что происходит?

Мамино лицо становится всё более встревоженным.

— Зара, пожалуйста. Поговори с нами.

Я понимаю, что мне не удастся остаться с отцом наедине. Мне больно осознавать, что причиню маме боль, но я поднимаю подбородок, встречаюсь с отцом взглядом, отступаю назад, создавая между нами дистанцию, и обвиняю:

— Что ты наделал? Кто ты?

На его лице отразились шок и боль. Он пристально смотрит на меня, спрашивая:

— О чем ты говоришь?

Я достаю конверт из сумочки и снова поворачиваюсь к маме.

— Мам, пожалуйста, уйди.

Она переводит взгляд с отца на меня.

Он подходит к ней и обнимает ее.

— Нет, ты остаёшься. У нас нет секретов.

— Но они у тебя есть. Я знаю, что есть, — говорю я дрожащим голосом.

— Зара, что происходит? — снова спрашивает мама.

Отец вырывает у меня конверт. Открывает его, достаёт стопку фотографий и напрягается.

Мама смотрит на них, и ее лицо бледнеет.

— Почему ты с Абруццо? — выпаливаю я.

Взгляд папы, темный и пронзительный, встречается с моим, и он строго говорит:

— Эти фотографии, не должны были попасть к тебе. Кто тебе их дал?

Я фыркнула.

— Это имеет значение?

— Да, конечно, имеет. Где ты их взяла?

— Это неважно. Почему ты с врагами нашей семьи?

— Я хочу знать прямо сейчас, моя прекрасная figlia (прим. пер. с итал. «дочь»), кто дал тебе это? — спрашивает он властным тоном.

— Что ты скрываешь от мамы и меня? — кричу я.

Мама делает шаг вперед и обнимает меня.

— Зара, я знаю все о прошлом твоего отца. Я не знаю, откуда ты это взяла, но это не твое дело.

— Эти фотографии опасны для тебя. Я хочу знать, кто тебе их дал, — вмешивается отец.

Я кричу:

— Я хочу знать, почему ты с Абруццо! — Слеза течет по моей щеке.

Я так устала от того, что мой отец не может сказать мне правду о том, где он был в течение пятнадцати лет моей жизни. И я не могу смириться с тем, что мама считает это нормальным. Мне недостаточно слышать, что он делал это ради нашей защиты.