В ту же секунду окно справа разбилось.

– Что… – Аштари испуганно вскочила с дивана и отпрыгнула к дальней ширме.

В окно один за другим ворвались тени в шкурах.

Хасаки-шакалы – почитатели Светлой Богини. С глазами, полными фанатичного огня.

Я отступил в коридор, прижавшись к стене.

Мне не велено было участвовать. Только открыть путь.

Но я не мог отвести взгляд.

Она стояла у окна – в чёрном платье, с распущенными волосами, с потухшим гримуаром в руках.

В тот миг, когда магия исчезла, она не закричала.

Она кинула книгу за ширму, задрала подол платья и выхватила из резинки чулок странную, незнакомую мне штуку с блестящей трубкой и ещё более странной рукояткой.

Первый негромкий хлопок и жуткая рана в груди шакала показали, что это какое-то стрелковое оружие.

Хасаки рухнул без звука.

Второй выстрел – в горло волка, который уже прыгал на неё.

Третий – в колено, четвёртый – в плечо, пятый – в висок.

И каждый выстрел сопровождался лихорадочным передёргиванием рукой.

Пятеро пали.

Аштари двигалась, как смерть в юбке – без криков, без паники, только точные, жестокие движения.

Я восхищался.

Даже сейчас, даже зная, что она – враг моего отца, я восхищался.

Но хасаки было слишком много.

Её сбили. Скрутили руки. Зажали рот, чтобы её крики никто не услышал.

Она кусалась, брыкалась, вырывалась, как дикая кошка, но силы были не равны.

Корвак – вожак шакалов, с лицом, изрезанным шрамами и глазами, полными древней ненависти – подошёл ко мне.

– Медальон, – коротко бросил он, гневно порыкивая.

Я молча протянул ему Слезу Алианы, вделанную в серебряный ошейник-амулет.

Корвак подошёл к Ларе, которая всё ещё извивалась в руках двоих хасаки, и надел медальон ей на шею.

Он затянулся сам, как живой.

Стал ошейником, который глушил не только магию, но и волю.

Путешественница между мирами замерла.

Не от боли.

От ужаса.

Потому что впервые почувствовала – она больше не хозяйка своему телу.

Она – просто жертва, которую везут на заклание.

Корвак кивнул мне.

– Ты выполнил своё. Теперь – молчи. Или твой отец узнает, что ты дрожал, как девчонка, пока смотрел на неё.

Я не ответил.

Просто стоял, пока они вытаскивали её в окно, где уже ждали лунмы.

Когда последний хасаки исчез в небе, я вошёл в покои.

Поднял гримуар.

Положил его обратно на стол.

И заплакал.

Не от жалости.

От стыда.

Я помог увести дочь Богини.

А завтра отец назовёт меня сыном.

И я никогда не смогу сказать ему, что сегодня я видел настоящее чудо – и предал его.

«Лучше быть ненавидимым за то, кто ты есть, чем любимым за то, кем ты быть не желаешь!» – говорила мне мать, когда я был ребёнком.

Сейчас я понял: я выбрал второе.

И я потерян.

~Шахрияр Шиарис, наместник империи Шиатар~

Наконец, с дипломатическими переговорами было покончено!

Я ворвался в покои Альтаира, как снежный буран, что бывает на пиках гор. Радостный и окрылённый.

– Лара! – крикнул, ещё в гостевой, сбрасывая плащ и не замечая, как он падает в лужу крови у двери. – Я вернулся! У меня хорошие новости, моя богиня. Мы…

Слова застряли в горле.

Тишина.

Не та тишина, что бывает после бури.

А мёртвая.

Та, что остаётся, когда всё, что имело смысл, исчезает.

Покои были разнесены.

Гримуар лежал на полу, раскрытый, будто пытался кричать, но не смог.

Все бра погашены, как глаза мертвецов.

А на ковре – пять тел. Хасаки. С шакальими головами, с дырами в груди, горле, висках.

Кровь ещё не засохла.

«Значит, всё случилось только что!»

– Нет… – вырвалось у меня, как стон раненого зверя.

Я бросился к окну.

Оно было выбито наружной стороны. Осколки стекла сверкали на полу, как слёзы.

За окном – только небо. Северная сторона выходила видами на горы.

А вдалеке, на горизонте, пятно из крыльев – всадники на лунмах.

«Это они?! Они украли Лару?! Но КАК?!»

– ЛАРА!!! – заорал я, и этот крик как будто разорвал воздух, заставил дрожать стены, заставил камни белого дворца содрогнуться в ужасе.

Я упал на колени среди крови.

Мои пальцы коснулись её следа – на подоконнике, на полу, на самостреле, брошенном у стены.

Она дралась.

Она убивала.

Она не сдавалась до последнего.

Но её всё равно унесли.

– Кто?! – зарычал я, поворачиваясь к двери, где уже стояли адаши, ворвавшиеся по моему крику. – КТО ЕЁ ПОХИТИЛ?!

Наги молчали. Бледные. Оцепеневшие.

Тогда я увидел его.

Молодой адаш, которого я принял в императорский отряд совсем недавно. Неужели какой-то идиот поставил на страже покоев?!

Парень стоял в тени коридора, опустив голову, сжав кулаки так, что костяшки побелели.

И в его глазах – не страх.

А стыд.

– Ты, – прохрипел я, и в этом слове уже звучал приговор. – Ты открыл дверь.

Он не отрицал.

Просто кивнул.

– Мой отец – Дашал Хасис… – начал он дрожащим голосом. – Отец сказал…

– ТВОЙ ОТЕЦ – ПСИНА! – взревел я, и внутри меня шевельнулось что-то поистине тёмное. Я почувствовал Его. Он ворчливо вздрогнул, поднимая голову. Не от боли, а от ярости, такой чистой и всепожирающей, что даже тени в углах комнаты отпрянули.

Я приблизился к парню.

Медленно.

Как смерть, идущая по следу.

– Куда он унес её?

Раван поднял глаза. В них – вселенская вина.

– В Храм Алианы. На вершину Сверкающего Утёса. Отец ждёт её там. Он… он хочет принести Аштари в жертву Алиане. Чтобы поглотить её искру и стать новым избранником.

Я рассмеялся.

Не от безумия.

От холода.

– Он думает, что может взять то, что принадлежит КАРЕ?

– Он поглотил змея-василиска вашего отца… – робко признался мальчишка. – У отца способности нуар…

Я хватил парня за воротник и грубо дёрнул.

– Это не какая-то мертвечина, идиот! Это сила Богини!!! А Алиана… Он думает, что Алиана примет кровь потомка Кары?! Той самой, из-за которой её превратили в ничто, в пустоту без оболочки? Из-за которой она испугалась собственного пророчества? И проявила самую жалкую из эмоций – страх?

Адаш задрожал, но не опустил взгляд.

Знал: смерть – его удел.

Но я не собирался убивать его. Он – глупец. Молодой дурак, пытающийся доказать отцу, что он достоин… достоин его похвалы. Я сам был таким. Но вот предательство… Наказание за него придётся нести!

– Живи, – прошептал я, глядя ему в глаза. – Живи и смотри, как я разорву твоего отца на куски. Как я сожгу храм Алианы дотла, если она не защитит Лару. Как я верну свою жену – живой, целой, моей. А потом… – я сжал его горло, не до удушья, но до боли, – ты сам расскажешь ей, как предал ту, кому должен был поклоняться! Ту, кто никогда бы тебя не предала!

Я отпустил его, и парень сполз по стене, роняя крупные слёзы.

Обернулся к адашам.

– Седлайте лунм! Готовьте огненные стрелы. Зовите змей-воинов.

– Мы выступаем сейчас же.

Мои глаза пылали алым, как врата проклятых полей Хирхейма.

Я вышел из покоев.

За мной – тишина. А в груди – пустота, которую может заполнить только её возвращение.

Или месть.

И если месть придёт первой…

Пусть все боги уйдут в тень.

Потому что я стану сегодня самим Гневом.

«Ты сияешь сильнее всех огней в этом зале», – сказал ей вчера.

А сегодня я был готов погасить все огни мира, чтобы только её свет остался таким же ярким, каким я его помнил.

~Лара Емельянова, студентка~

Если бы мне когда-нибудь сказали, что я окажусь брошенной поперёк седла крылатой лошади, как мешок с картошкой, с ошейником на шее и без единого шанса на побег – я бы засмеялась в лицо.

Досада одолела сознание: