- Бинго, - безрадостно усмехнулся я. - Хозяева - ублюдки, но хозяйственные.

- Мне страшно, - призналась Катя. - Здесь плохая энергетика.

- Энергетику на хлеб не намажешь, - отрезал я, бросая ей банку тушенки. - Ешь. Пей живчик. И спать. Я покараулю.

Я сел за грязный стол, смахнув мусор на пол. Положил перед собой топорик.

Этот дом был ловушкой. Удобной, сытной, но ловушкой. Если хозяева вернутся сегодня ночью - нам конец. У них есть оружие, у них есть численное преимущество, и у них нет совести.

Но в лесу нас ждут твари. А здесь - стены.

Из двух зол я выбрал то, у которого есть крыша.

Я достал из кармана трофейный красный споран. Он словно пульсировал в руке.

Если придут "гости", мне понадобится много сил. Очень много.

- Спи, Катя, - тихо сказал я. - Завтра мы найдем им применение. Всем. И этому дому, и его хозяевам, если они рискнут показаться.

Спать мне не дали. И слава Улью, иначе я бы проснулся уже с дыркой в голове.

Я сидел, уронив голову на руки, провалившись в липкую, тревожную дремоту, когда меня коснулась рука. Ледяная.

- Молчун, - шепот Кати был тише шороха мыши в соломе. - Там.

Я открыл глаза, мгновенно стряхивая сон. Рефлексы, отточенные месяцем выживания, сработали быстрее мозга. Рука сама легла на топорик.

Катя сидела на своем матрасе, бледная как мел, вжимаясь спиной в стену. Её глаза были широко распахнуты, но смотрела она не на меня, а в заколоченное досками окно, выходящее на просеку.

Она медленно, дрожащей рукой, указала пальцем в щель между досками.

- Трое, - выдохнула она. - Справа от тропы. За старым пнем. Пятьдесят метров... нет, уже сорок. Они остановились.

Я не стал спрашивать, откуда она знает. В Стиксе лишние вопросы - это роскошь. Если иммунная говорит, что чувствует задницей неприятности - значит, надо сжимать булки и готовиться.

- Ждут? - тихо спросил я, сползая со стула и на корточках перемещаясь к стене, подальше от простреливаемых зон.

- Слушают, - она закрыла глаза, словно прислушиваясь к чему-то внутри себя. - Злые. Очень злые. Подходят... Тридцать метров. Один отходит левее, к углу дома. Двое прямо.

Дар. У девчонки прорезался Дар. И очень полезный, надо сказать. Живой радар. Если выживем - цены ей не будет.

- Уходи в дальний угол, за печку, - скомандовал я шепотом. - И прижмись к полу. Что бы ни случилось - не высовывайся.

Я задул огарок свечи, погружая комнату в серую предрассветную муть. Взял со стола монтировку. Топорик за пояс. Нож в рукав. Не густо против троих, которые наверняка пришли не с пустыми руками.

Снаружи хрустнула ветка. Потом тишина. Тягучая, плотная.

- Эй! - голос прозвучал громко, нагло, совсем рядом с дверью. - В доме! Чья колымага у реки?

Заметили следы. Или остатки плота прибило к берегу. Опытные ублюдки.

Я молчал.

- Слышь, крыса, я знаю, что ты там, - голос стал жестче. - Выходи. По-хорошему. Оставишь хабар, и, может быть, мы тебя просто отпиздим, а не пристрелим.

Я прижался спиной к стене рядом с дверным косяком, взвешивая в руке тяжелый лом.

- Занято! - крикнул я в ответ, стараясь, чтобы голос звучал скучающе. - Горничная еще не убрала прошлых постояльцев. Приходите после обеда. Или никогда. Лучше никогда.

Снаружи хохотнули. Недобро так, с предвкушением.

- Юморист, - констатировал голос. - Глянь, Серый, к нам Петросян заехал. Слышь, клоун, нас трое. У нас стволы. А у тебя, судя по следам, только баба и голая жопа. Считаю до трех. Не выйдешь - сожжем нахер вместе с избой. Раз...

Блефуют. Жечь свой схрон с запасами они не станут. А вот гранату в окно кинуть могут. Или просто изрешетить дверь.

- Два...

- Мужики, да погодите вы! - крикнул я, изображая панику. - Выхожу! Не стреляйте! Тут баба, я не один!

- Баба - это хорошо, - сально прокомментировал второй голос, более высокий и скрипучий. - Баба нам пригодится. Прошлая быстро кончилась. Выходи, руки в гору!

Я шагнул назад, вглубь темной комнаты, подальше от дверного проема.

- Мужики, вы же понимаете, что это не по-христиански? - крикнул я дрожащим голосом, изображая испуганного интеллигента. - Мы просто переночевать зашли! Еды почти нет, патронов нет...

- Вот мы и проверим! - хохотнули снаружи. - Считаю до трех! Раз!

Пока он считал, я действовал. Быстро, беззвучно, зло.

Времени на сложные инженерные конструкции не было, поэтому в ход пошла классика выживания в трущобах.

Схватил со стола бутылку с недопитым прогорклым маслом - наследие прошлых жильцов - и выплеснул содержимое на пол перед входом. Лужа получилась знатная, скользкая, как сопли лотерейщика.

Рядом, чуть сбоку от двери, я поставил тяжелый ящик с тушенкой. Не для того, чтобы он упал, а как спотыкач. В темноте, врываясь в помещение, под ноги никто не смотрит.

- Катя, - одними губами шепнул я. - Угол. За печь. И накройся матрасом. Будет шумно.

Она кивнула, бледная, с огромными глазами, но метнулась в укрытие бесшумно. Умница.

- Два! - орали за дверью.

Я отступил к окну, на которое указала Катя. То самое, где засел третий. Если верить её «радару», он сейчас прижимается ухом к доскам.

В руке у меня был топор. В другой - горсть пепла из пепельницы, смешанного с табачной крошкой и пылью. Самое дешевое и надежное средство ближнего боя.

- Три! Ну всё, сучара, ты сам выбрал! - заорал главарь.

Дверь слетела с петель от мощного удара ногой.

В комнату ворвался первый. Здоровенный детина, настоящий шкаф. Он шагнул уверенно, по-хозяйски, держа перед собой обрез.

И тут сработала физика.

Его тяжелый берц наступил в масляную лужу. Нога поехала вперед, тело по инерции откинуло назад. Он взмахнул руками, пытаясь поймать равновесие, и в этот момент его вторая нога зацепилась за ящик.

Грохот стоял такой, словно рухнул стеллаж с посудой. Детина шлепнулся на спину с глухим, влажным звуком, вышибая из себя дух. Обрез грохнул, высаживая заряд картечи в потолок.

- Сука! - заорал он, пытаясь встать.

Но я уже не смотрел на него. Я ждал второго.

Как я и рассчитывал, звук выстрела и падения стал сигналом для группы поддержки. Окно, возле которого я стоял, разлетелось в щепки. Снаружи ударили прикладом, выбивая доски.

В проем полез щуплый, жилистый мужик с пистолетом. Он спешил, боясь, что всё веселье пройдет без него.

Он просунул голову и руку с оружием внутрь.

- Сюрприз, - прошептал я.

Моя рука метнулась вперед, швыряя ему в лицо жгучую смесь пепла и табака.

- А-а-а! Глаза! - взвизгнул он, рефлекторно хватаясь свободной рукой за лицо.

В этот момент я ударил. Не топором - лезвие могло застрять в раме. Я ударил обухом. Коротко, жестко, сверху вниз, прямо по темени.

Хрустнуло. Тело обмякло и повисло на подоконнике, как мешок с картошкой. Пистолет выпал из разжавшихся пальцев внутрь комнаты.

Я подхватил Макаров на лету.

- Минус один, - констатировал я.

Сзади послышалось рычание. «Танк» у двери наконец-то смог подняться. Он был зол. Очень зол.

Его кожа на лице и руках стала серой, бугристой. Дар. Каменная кожа или хитин, хрен разберешь в темноте, но выглядит внушительно.

- Я тебе кишки через ноздри вытащу! - проревел он, бросая бесполезный разряженный обрез и выхватывая огромный тесак.

Он бросился на меня, игнорируя скользкий пол. Тяжелый, бронированный, неумолимый.

Стрелять в такого из ПМ - только злить. Калибр маловат, да и рикошет в тесном срубе - вещь неприятная.

Я юркнул под стол. Тесак снес угол столешницы, разбрасывая щепки.

- Иди сюда, гнида! - он пнул стол, и тяжелая деревянная конструкция отлетела в сторону, как картонная коробка.

Я оказался открыт. Он замахнулся для удара сверху.

У меня были доли секунды. Бежать некуда. Блокировать удар ломом - руки отсушит, а то и сломает.

На полу валялась цепь. Та самая, которой приковывали пленниц. Один конец был намертво вбит в стену.