По краям площади, в громадных, как казалось местным, грязных многоэтажных домах мигали огоньки над входными дверями, означая собой целые ряды харчевен, кабаков, где ютились и пропивали награбленное многочисленные воры, жулики и проститутки Питера. И выхода отсюда было, как правило, два — в тюрьму или на кладбище.

— Слышь, а облавы бывают? Ты говорил, что тут катран работает — это ведь запрещено.

— Конечно бывают. Бывало и закрывали, да только попробуй тут кого поймай. Если уж совсем обложат, то по гадарейкам уходят — это такие коридоры специальные, по ним можно в любое место дома прийти.

Парень явно нервничал, выдавая секреты полицейскому. Перед тем я ещё немного его попугал, так что выбора у него особого не было. Я остановился перед тем, как уже непосредственно зайти на территорию всей этой крепости.

— Слушай, пока не дошли — главное, найди мне извозчика, да не любого. А такого, с кем и на дело можно сходить — из местных, надёжного.

Я уже с одним виделся — описал мальчишке того извозчика, что вёз нас с Леной.

— Знаешь такого?

— Вроде это Пахом, да из местных.

— Сразу к нему не подкатывай. Просто узнай, кто из извозчиков чем промышляет. Чуть позже встретимся и сведёшь меня с ним — дело есть. А теперь пошли.

На территории Вяземской лавры сновала куча народа. Я схватил парня за шиворот и потащил к дому, но только мы вошли на его территорию, нас обступили какие-то хмыри.

— Ты парнишку-то опусти, человек хороший.

— А то что?

— Слышь, фараон, ты берега не попутал к нам заходить?

А я на своей земле, куда хочу, туда и захожу, и не тебе, бродяга, мне путь указывать. Понял, нет? Теперь исчезни отсюда.

В этот момент периферическим зрением увидел что-то приближающееся сбоку, успел чуть отклонить голову, это и спасло: рука с кастетом лишь рассекла голову над ухом, фуражка полетела на землю. Я резко отскочил в сторону, разрывая дистанцию и не давая себя зажать, сразу же пнул кинувшегося ко мне мужика прямым ударом ноги в низ живота, тот сразу упал на пол, согнувшись и перебирая ногами — осталось трое. Я снова сделал шаг назад, разрывая дистанцию. Я помнил про саблю, но места в коридоре было мало, не развернешься. Мы стояли друг против друга, но никто не нападал, валявшийся на земле пытался подняться на ноги. Вдруг тот, что с кастетом, резко кинулся на меня, замахиваясь, я успел сделать подшаг в сторону и ударил прямым ему навстречу, в лицо, но тот не упал — крепкий мужик. Зато я успел перехватить руку, вывернуть её и заломить за спину, так мы и упали на землю. Это в книгах да в кино главный герой а ля бельгийский паренёк раскидывает всех с вертушки, в реальности же даже для подготовленного человека драка — мероприятие с непредсказуемым результатом.

Успел рявкнуть:

— Отошли нахер!

Это дало мне паузу в несколько секунд, я резко потянул руку на себя, мужик подо мной заорал, потом раздался глухой щелчок, рука сломалась, мужик завыл и засучил ногами. Я снял с безвольной руки кастет, он оказался хорошим, медным, и посмотрел на оставшихся двоих. Те уже не пытались кидаться, наоборот, сделали шаг назад, поднимая руки.

— Стоять! Берите этого и наложите лубки на руку.

Те послушно подхватили товарища, который, скривившись, поддерживал висевшую руку, и поволокли куда-то. А я наклонился, поднимая и отряхивая фуражку. Малой всё это время прятался за бочками и наблюдал за дракой. В первый же день я умудрился испачкать мундир в крови, частично в своей, частично в чужой: мужику с кастетом я разбил нос и с него тоже порядком натекло.

— Эй, вылазь оттуда, пошли к тебе.

Вокруг уже собралась толпа, всегда охочая до всяких зрелищ, поэтому хотелось побыстрее уйти отсюда.

Дома у Сашки было тесно и грязно. Мебели как таковой и не было: какие-то лежанки с тряпьём, небольшой стол, где ели, топчаны самодельные. Отвык я от таких зрелищ, у нас, наверное, и бомжи лучше жили. Мать смотрела на нас недобро, видимо, ожидала лекций о плохом поведении мальчишки. Хоть парень и не сказал, но я понял, что мать подрабатывала проституцией, на ребёнка ей было в общем наплевать, хотя, может, я и ошибаюсь.

— Вода есть?

— Есть.

— Ну тащи, чего стоишь, видишь — китель испачкал, застирай нормально, пока кровь не засохла.

Я снял портупею, стянул свой мундир и отдал ей, она взяла его нерешительно и с подозрением меня разглядывая, затем молча развернулась и ушла куда-то, а я вопросительно посмотрел на подростка.

— У нас тут прачечная рядом, там лучше будет.

— Тряпка чистая есть? Или платок, рану зажать. Да что ты сухую мне даёшь, намочи.

Я прижал тряпку к голове. Зеркал в комнате не было, пощупал пальцами — вроде царапина, повезло, но с башки вечно кровит, как со свиньи. Тут ничего не поделаешь. Минут через двадцать вернулась Сашкина мать, протягивая мне китель. Пятна почти не было видно, я хотел повесить китель сушиться, оглянулся по сторонам и понял, что вешать особо некуда: на грязную кровать класть не хотелось, ещё вшей каких нацеплять, в итоге так и надел мокрый — так высохнет. В принципе она была ничего: довольно молодая, приятное лицо, только наряд, конечно, оставлял желать лучшего. Да и общее впечатление убогости быта давало свой отпечаток в виде ранних морщин и седеющих волос. Жизнь тут была у людей не сахар. Вот это реальное дно, сразу вспомнил Горького, рука непроизвольно сжала эфес сабли, а губы сжались. Подумал про себя: вот же гнида подшконочная, ни дня в жизни не работал, разъезжал по курортам да ел устриц на Капри, а о Дне написал — Мать. Ничего, браток, свидимся ещё.

— Как тебя звать?

— Катерина.

Она испуганно сделала шаг назад.

— Ладно, Катерина, спасибо за китель.

Я достал из кармана деньги, которые забрал у пацана, отдал ей.

— А с Сашкой что?

— А с Сашкой ничего, нормальный парень. Ну давай, Катерина, не болей, загляну ещё.

И вышел из комнатки, оставив бабу в полном недоумении.

Обратно дошёл уже без приключений.

— Ты где был?! — едва завидев меня на рынке, бросился Иван, запыхавшийся и взволнованный. — Я уже весь рынок излазил! А с головой что случилось?

Он с тревогой разглядывал повязку, выглядывавшую из-под фуражки.

— Да нормально, Вань, с местными знакомился, — отмахнулся я, поправляя ремень портупеи. — Ты мне лучше скажи, как с вдовушкой у тебя вчера прошло?

Иван словно громом поражённый встал как вкопанный, челюсть отвисла, а лицо залилось густой краской.

— А ты… откуда знаешь?

— Да что тут знать-то, — усмехнулся я, наблюдая за его смущением. — Ладно, веди лучше в трактир, есть охота.

За обедом, неторопливо хлебая жидкие щи и запивая их кислым квасом, рассказал про своё знакомство с Вяземской лаврой. Иван то и дело крехтел осуждающе и качал головой, словно не веря услышанному.

— Да ты с ума сошёл! — наконец выдохнул он, отставляя кружку. — Никто из наших туда не ходит. Ещё сыскари или начальство могут себе позволить, а нашего брата городового там прирежут и глазом не моргнут.

— Не кипятись ты так, — спокойно отвечал я, макая чёрный хлеб в остатки щей. — Люди как люди, просто не любят, когда чужие нос суют не в свои дела.

— А что ты туда вообще пошёл? — не унимался Иван, подавшись вперёд через стол.

— Да так, местность изучить, обстановку понять.

— Ага, так изучил, что чуть башку не потерял, — проворчал мой напарник, недовольно поёрзав на скамье.

— Не преувеличивай, — махнул рукой. — Давай-ка лучше сходим в казармы, определим меня на постоянное жительство.

— Точно! — встрепенулся Иван, откладывая ложку. — Ну пошли, всё покажу. Только сначала в участок заглянем, документы на тебя заберём.

Казармы для городовых располагались в двухэтажных кирпичных зданиях с толстыми стенами и небольшими окнами, затянутыми железными решётками. В длинных коридорах с каменными полами стояли деревянные нары в два яруса, на которых размещалось по двенадцать-пятнадцать человек в одной комнате. Постельные принадлежности состояли из соломенных тюфяков, грубых серых одеял и подушек, набитых сеном.