Реально окончательный слом женской викторианской моды произойдёт примерно в 1922 году, но мне хотелось ускорить этот процесс. Девятнадцатый век был страшный, репрессивный. Сумасшедшие религиозные фанатики издевались над людьми невероятно, подавляли сексуальность, мучили людей в психушках, обливали водой, заталкивали в смирительные рубашки, пороли. Девятнадцатый век — это поколение невротиков с целыми букетами сексуальных расстройств. Как подумаешь обо всём этом, оторопь берёт. Но ничего, я сжал кулаки, вы у меня скоро попляшете. Первая закладка — это Лёша Перфильев со своим журналом. Есть у меня большие планы на него…

— О чём ты задумался? — спросила она уже ласково, сама дотрагиваясь до меня и краснея.

— О тебе, конечно же, моя дорогая, думаю, что надо тебя познакомить с моим портным, чтобы вы вместе подумали и пошили тебе новое платье, более современное.

— А с этим что не так? — нахмурилась она.

— С этим всё так, но надо двигаться дальше. Придумайте что-то новое, более смелое, ты ведь будешь первой женщиной главным редактором, тебе надо будет шокировать, эпатировать публику, удивлять, задавать направление, так что вы думайте, а я буду периодически заходить смотреть, что у вас получается. Вот, например, вы мучаете себя этими корсетами, а я, между прочим, говорил с врачами, они говорят, это вредно для женского здоровья. Вот тебе первая идея для первого номера, нужно будет написать большую статью о вреде корсетов, с мнением докторов, и в конце задать вопрос, например, сколько можно мучать женщин, не пора ли прекратить эти безумства, что пора задуматься прежде всего о женском комфорте. Ну и всё в таком духе. То есть начать общественную дискуссию со страниц твоего журнала, понимаешь? После этого ты автоматически станешь известной, будешь законодательницей мод!

Маша потянулась, обняла меня за шею и поцеловала. Пожалуй, пора возвращаться в номер.

Закрыв за собой дверь на ключ, я остановил Машу, которая было наклонилась, чтобы снять обувь. Вместо этого я сам наклонился и медленно снял с неё сапожки, взял её ступню и поставил себе на колено, медленно массируя, потом другую. Она смотрела на меня сверху вниз с удивлённой улыбкой, но ничего не говорила, затем я просто взял её за руку и повёл к окну. Мы раздвинули занавески и смотрели на улицу, на падающие снежинки за окном. В номере было тепло, но тепло совершенно по-другому. Мы привыкли к электрическому и водяному отоплению, тут же тепло было настоящее печное, можно сказать, ламповое. Зайдя в номер, мы не стали включать свет, из окон было достаточно света. Я обнял её сзади и стал целовать в шею, она откинула голову назад и блаженно прикрыла подрагивающие веки. Затем резко развернулась, обняла меня за шею и прошептала в ухо:

— У меня первый раз это.

Я лишь поцеловал её в ответ. Вот так вот, на публике дерзкая кошка, хулиганка и декадентка, а в реальности ещё девушка. Есть такие, что стремятся абы с кем, лишь бы побыстрее, есть другие, которые выбирают, относятся к этому более серьёзно. Видимо, Маша была из вторых, что, естественно, не могло мне не нравиться.

После мы вместе лежали в медной ванне при свечах, было очень красиво, в ванной комнате стояли какие-то баночки с ароматическими травами, запах от которых смешивался с запахом свечей, что давало какой-то пьянящий, заполняющий всю комнату запах.

— Как хорошо… как хорошо… — повторила Маша.

Я же просто обнимал её и блаженствовал, да, было действительно хорошо, причём так не было уже очень-очень давно. Такие моменты, как правило, запоминаешь надолго.

Ещё было волшебное время, канун Нового года, но, похоже, ощущал это только я, вернее, ощущали многие, но именно для меня это был тот праздник из детства, яркие проблески чего-то яркого и хорошего. Я просто прикрыл глаза, положил руки на грудь Маши и старался вообще ни о чём не думать, ну кроме неё, конечно.

Потихоньку вода начала остывать, Маша уже почти не стеснялась, хотя ей всё было в новинку, я представляю, как она по-особому переживала все эти ощущения и как потом, лежа у себя дома, она раз за разом будет вспоминать эти моменты, поэтому я и старался сделать так, чтобы это было ярким и запоминающимся событием, в своём роде неповторимым. Со временем оно трансформируется в памяти во что-то далёкое, светлое и недостижимое, и к которому она будет возвращаться раз за разом.

Я тщательно вытер её бархатным полотенцем, накинул халат, потом проделал то же самое, и мы пошли уже спать, уснули, конечно, не сразу, ближе к утру, но тем не менее как-то выспались.

Праздник к нам приходит, праздник к нам приходит. Вернее, уже пришёл, сегодня 31 декабря. Скоро новый 1896 год. Впереди последняя мирная пятилетка. Хотя мирная очень условная и точно не для меня.

Я выкроил время и сидел, подводил свои личные итоги года. Пока тут возникла небольшая пауза, закончились утренние детские гуляния, хотя народу меньше не стало. Разумеется, я заранее озаботился и дал рекламу во все свои газеты, кроме того, журналисты подтянули своих корешей из других издательств, которые были тоже не против заработать, так что реклама вышла на все деньги, народу пришло больше, чем мы могли переварить, я даже опасался, что будет давка или погром, но вроде пока обошлось. Потеха тоже отработал как надо, его скоморохи устроили настоящий концерт, как и новомодные клоуны, которые вызвали огромный ажиотаж, журналисты тоже были здесь, им ещё предстоит выпустить статьи, посвящённые празднику. Малыша обрядили Дедом Морозом по всем правилам, Катерина быть Снегурочкой наотрез отказалась, поэтому подобрали просто девчонку посимпатичней, они со сцены читали всякие шутки-прибаутки и раздавали подарки детям. Тут, конечно, без слёз не обошлось, без детских слёз, нашим-то, понятно, всем раздали, но пришло столько людей, что никаких подарков не напасёшься. Вот дети и рыдали, родителям пришлось выкручиваться и покупать им подарки на месте. К этому мы тоже были готовы, все торговцы были предупреждены заранее и подготовились нормально, кассу сегодня делали все. По сути, мы сделали аналог обычной европейской рождественской ярмарки, и будет она работать месяц, до конца января. А в следующем году, можно будет так и вообще постоянную ярмарку делать, на три или четыре зимних месяца. Заработают на этом мероприятии все. Думаю, что всё это теперь станет ежегодным и разойдётся дальше по другим городам и местностям, хорошо бы организовать франшизу и иметь долю со всех этих ярмарок. Надо подумать. Понятно, что это всё было и так, но я придал празднику некую структуру и размах, разные игровые компоненты.

Утром был разговор с Катей, оказывается, она видела, как мы уехали с Машей. Ничего не скрыть, все сразу всё узнают. Но отреагировала нормально, сама рассказала, что у неё вроде что-то закрутилось с одним из офицеров из окружения фон Валя. Должны встретиться сегодня вечером прямо тут, в Лавре, ну что ж, всё это только к лучшему. Машу я толком и не видел, забежала только один раз, как раз когда Катя тут была, пришлось их познакомить, они даже потом о чём-то пощебетали, о своём, о женском, вроде Маша просила Катерину помочь ей с устройством бала, так они и ушли вместе, как я понял, к Салтычихе, я же этих дел вообще не касался. Я ждал прихода фон Валя и Плеве. По поводу Плеве не уверен, а вот фон Валь обещал зайти с сыном, хотел меня познакомить. Вообще, я читал, что у фон Валя и Николая отношения не сложились. Николай возвращался от Кшесинской один, по ночному городу, а фон Валь окружал его охранниками, которые следовали за ним, на что Николай сильно ругался, обещал разбить им морду. В той истории 6 декабря 1895 года его освободили от должности градоначальника и отправили управлять институтом для девиц. Это, конечно, чистое издевательство. Интересно, что почти все императоры пренебрегали своей безопасностью, разгуливая по городу, как Александр II, например. Реальность поправила. Из влиятельных покровителей у фон Валя был только Плеве. Когда его убили, он ушёл в отставку и больше не занимался политическими делами. Сын его сейчас учился в Пажеском корпусе, одном из самых элитных заведений в то время.