— Подружкам своим подаришь. Ну а теперь нам действительно пора. На улице тебя Даниил будет ждать. Ты уж поласковей с ним, разбила сердце мальчишке.

— Да ну тебя! — девушка стукнула меня кулачком, от чего фон Валь захихикал в усы.

— Ладно, мы ушли. Всё, дорогая, не поминай лихом, — я подмигнул ей. — Или вечером, или завтра увидимся. — развернулся к фон Валю, и в этот момент подошёл довольный Плеве, держа в руках подарочный набор.

— Еле успел схватить! Эти профессора, как дети, честное слово, набросились на новинки, как дети на конфеты. Вы готовы?

— Да, можно уходить.

И мы направились на выход, провожаемые многими взглядами, удивлёнными, часто непонимающими. Мари же смотрела восторженно, сердце её сильно билось от всех последних событий, встреч и впечатлений. Её всё это влекло и захватывало, это было гораздо интереснее, чем всё, чем она занималась до этого. Ей хотелось ещё и ещё. Влекла и манила тайна. Было что-то таинственное и загадочное в этом человеке. А ещё он ей сильно нравился.

— Как вам мероприятие?

— Выше всяких похвал, Андрей Алексеевич. Хочу как лично, так и от лица всего нашего министерства поблагодарить вас за проделанную работу, да-да, я знаю уже, что это всё именно ваших рук дело, — сказал Плеве.

— Совершенно верно, я в свою очередь хочу тоже поблагодарить и за лекарства, и за эти наборы, это было неожиданно и приятно. Обычно все только просят, а вы сами что-то даёте, — дополнил фон Валь.

— Действительно. Это всё очень большое дело, попомните мои слова, — продолжал министр, — мы очень остро сейчас нуждаемся в подобных лекарствах и производствах. А то немцы сейчас производят почти всё, а мы только закупаем у них.

Поехали мы на экипаже фон Плеве, второй раз еду, и каждый раз неуютно. Ощущение, что вот-вот кто-то кинет бомбу и все планы накроются…

— Вижу, вам не очень комфортно, озабочены чем-то? — спросил внимательный фон Валь.

— Да просто Его превосходительство Вячеслава Константиновича вот так же взорвали, в таком вот дилижансе. Может, даже в этом самом. Оттого и неуютно мне, постоянно кажется, что вот так сейчас какой-нибудь бомбист швырнёт бомбу и всё.

Полицейские выглядели серьёзно и подавленно, особенно Плеве. Губы его сжались, взгляд сделался жёстким, он сразу отвёл глаза, как бы показывая, что он не на меня злится. Руки его сжимали портфель. Плеве молчал и отвернулся к окну. Какое-то время ехали в тишине. Потом он всё-таки заговорил.

— Ну, от такого никто не застрахован.

— Как сказать, методика противодействия этому есть. Как правило, все эти бомбисты-террористы люди с проблемами. И я почти уверен, они все числятся в ваших картотеках. Это можно легко проверить, например, я назову фамилии, а вы проверите по своим базам. Только нужно смотреть не столько по полицейским, сколько по медицинским. Зачастую они все состоят на учёте. Так вот, к этим базам не только у вас есть доступ. — я замолчал, по очереди разглядывая своих попутчиков.

— Именно так их и вербуют, ищут неуравновешенных, потом готовят, обрабатывают, существуют методики, и террорист готов.

— Но кто? Кому это нужно?

— А кому выгодно? Вот давайте разберём ваш случай, зачем и главное, кому потребовалось убивать вас?

Разговор пошёл уже на серьёзные темы, и оба чиновника были мрачны и сосредоточенно смотрели на меня, словно охотничьи собаки, почувствовав добычу. Я видел, как это всё важно и интересно для них. Первым начал фон Плеве:

— Для террористов я крупная цель. Мешать я мог многим, в частности, мне могли вспомнить еврейские погромы, будь они прокляты. Опять же поляки, народовольцы, да много кому я мозоли оттоптал.

Я только покивал головой.

— Всё так, но вы не учли главного.

Плеве чуть наклонил голову, как бы приглашая меня к продолжению. Я помолчал, по очереди переводя взгляд то на одного, то на другого. Чувствуя, что сейчас перейду ту грань и начну говорить вещи, о которых вообще не принято произносить вслух, если хочешь, чтобы голова твоя осталась на плечах. Полицейские терпеливо ждали, видя мои сомнения, в то же время невербально поощряя продолжать.

— В первую очередь вы человек Николая. Пока ещё нет, но, как я вам говорил, через пару лет он назначит вас министром, и вы будете преданы лично ему.

— Допустим. — Плеве не очень понимал, к чему я клоню.

Я развёл руками.

— Это приговор. У Николая существует могущественная оппозиция. Внутри семьи, разумеется. Которая всячески ему мешает и идёт на любые преступления, чтобы ослабить его власть. И вы, как умный, влиятельный и преданный лично государю человек, стали сильно мешать, поэтому вас и убрали.

Повисло тяжёлое молчание.

— Кстати, все эти доморощенные террористы, я имею в виду народовольцев всяких, по большей части контролируются и направляются ими. Поэтому вам, я имею в виду полицию Российской империи, с ними не справиться, это невозможно. Вы и террористы по сути как левая и правая рука правящей фамилии, просто предназначенные для разных управленческих задач.

Чуть помедлив, я решил: добивать, так добивать.

— Ну и, разумеется, эта оппозиция не сама по себе. У них тоже есть покровители из правящих домов других государств, в частности, под их гарантии они и действуют.

Фон Плеве взялся рукой за переносицу, закрыв глаза, а фон Валь просто опустил голову вниз, думая о чём-то своём.

— И что же делать? Против таких противников мы, пожалуй, бессильны, — подавленно сказал Плеве.

Мы уже приехали к моему убежищу.

— Я предлагаю отложить дела наши скорбные и немного отвлечься. Хочу показать вам Лавру. Вы наверняка ни разу в жизни тут не были. А разговор мы продолжим чуть позже у меня в кабинете.

— Да, разумеется, не были, но наслышаны изрядно, так ведь, Виктор Вильгельмович?

— Точно так, место пресквернейшее. Сколько сил и средств потрачено, чтобы вывести эту заразу, да всё бестолку, — он в сердцах махнул рукой. — Дело совершенно пропащее.

Я только ухмыльнулся и сделал приглашающий жест. Оба чиновника со свитой вошли во внутренний двор нашей крепости. Внутри было на удивление малолюдно.

— Давайте пройдёмся, покажу вам, как тут у нас всё устроено.

Примерно за полчаса обошли школу, с Катериной они уже были шапочно знакомы, теперь познакомились официально. Осмотрели бани и прачечные, посетили ресторан, даже заглянули в столовую для студентов и малоимущих. Везде было побелено, относительно, насколько это возможно, чисто и опрятно.

— Да… — протянул фон Валь, — всякое ожидал увидеть, но не такое. Поразили, чего уж тут говорить, — и, заговорщицки оглядываясь, наклонился ко мне, — говорят, у вас тут ещё одно заведеньице работает?

— О чём именно речь? — я предполагал, что он про казино, а вдруг про бордель наш?

— Игорный дом, — сказал градоначальник без всяких экивоков. Плеве тоже заинтересованно смотрел на меня.

— Ну… я бы называл это всё же клубом, давайте я покажу.

От вида модного бара, который и в наше время смотрелся бы хорошо, чиновники откровенно прибалдели. Андрей был при полном параде, по моему жесту приготовил на всех коктейли с дольками лайма. Офицеры были поражены в самое сердце. Я подумал и решил показать им всё, разумеется, изюминкой стал настольный футбол, я предложил чиновникам сразиться, и те, как подростки, схватились не на жизнь, а на смерть, окружённые и подбадриваемые своими свитскими. Сыграв партию, я предложил оставить свиту дальше осваивать премудрости игры вместе с крупье, барменом и неограниченному доступу к алкоголю. А нам пора переходить к более серьёзным делам. Оставив распоряжение на этот раз не беспокоить, мы отправились ко мне в кабинет.

Когда подходили к Стеклянному корпусу, то есть нашему главному офису, на ступенях увидели любопытную пару. На крыльце стояли Фома и Марфа Владимировна. Я сделал жест, и они подошли. Фома выглядел сконфуженно, но держался стойко. А вот железная Салтычиха стояла, словно аршин проглотила, всё-таки ей ещё ни разу не доводилось встречаться с таким большим начальством. Тут кто угодно заробеет.