— Позвольте представить, Марфа Владимировна, управляющая Лаврой.

От такого повышения она на секунду замерла, но потом взяла себя в руки и поклонилась.

— И Фома Шелестов, его имя должно быть вам знакомо, Виктор Вильгельмович, он тут тоже трудится в качестве управляющего.

— Как же, как же. Наслышан, весьма известная персона, — грозный генерал сделал шаг навстречу Фоме и протянул ему руку, не ожидавший такого Шелест немного растерялся, моргнул несколько раз и с поклоном протянул руку.

— В первую очередь хочу вас поблагодарить за помощь с делом об ограблении инкасаторов. Андрей Алексеевич просветил нас, как дело было на самом деле.

Фома стрельнул на меня глазами.

— Поэтому от меня лично и от нашего ведомства выношу вам благодарность, пока, к сожалению, не могу никак поощрить вас, сами понимаете, но, — он поднял палец, — можете всегда рассчитывать на моё благоволение. Если Андрей Алексеевич вам доверяет, то и я не буду отталкивать. Кроме того, я вижу значительные изменения и тот путь, который прошли вы и всё это место, — он обвёл рукой пространство вокруг. — Раньше всё это доставляло бесчисленные проблемы. А теперь только благодарственные письма. Я ещё подумаю, как вас отметить. С вами же, Марфа Владимировна, я только что познакомился, но повторюсь, если Андрей Алексеевич доверил вам управление, значит, вы особа по-своему выдающаяся. Мне даже было бы интересно, чтобы наши остолопы переняли некоторый ваш опыт. Что скажете, Вячеслав Константинович?

— Полностью с вами согласен, кроме одного, что мы не можем их никак отметить. Можем и непременно отметим. Это выдающаяся работа на благо города и всего общества. Так что, господа, награда не заставит себя ждать. Ещё раз уже и от себя хочу поблагодарить вас.

В конец обалдевшие Фома и Марфа сделали шаг назад и поклонились, а мы пошли дальше. Я остановился и извинился.

— Одну секунду, я дам последние распоряжения, — и быстро подошёл к моим управляющим.

— Так, слушайте приказ, в казино сейчас вся свита начальства. Там только крупье и бармен остались. Фома, иди, наверное, сам, устрой им там карточное веселье и кутёж господам офицерам, позови, может, Наума или ещё кого из старших, сам реши. Познакомься с ними, может, что полезное выйдет.

Марфа, организуй им баб, самых приличных, без разврата, но чтобы компанию составили. И позови Катерину туда, пусть будет за главную там.

Фома, присмотри за ней, чтобы без особых безобразий. Но если кто с ней познакомиться решит, не препятствуй. Всё, работайте. Меня беспокойте только в крайнем случае. Вся охрана по максимуму.

В этот раз за официанта выступал я. После того как мы заперлись, я пооткрывал все двери, принёс бутылку арманьяка, бокалы, шоколадные конфеты и фрукты. Чиновники посмотрели на бутылку, потом друг на друга, видимо решив, что если появился коньяк, то разговор будет тяжёлый. Хотя они и без бутылки это прекрасно понимали.

— Андрей Алексеевич, после нашей первой встречи, я, признаться, почти не спал толком, осмысливал информацию. Уверен, Виктор Вильгельмович тоже.

Тот только в подтверждение опустил голову.

— Потом навалились все эти события с бунтом на фабрике и гибелью революционной верхушки. Как вы нам сообщили, это всё ваших рук дело. После этого Савельев принёс Виктору Вильгельмовичу весьма любопытную папку. Где были все их документы, включая, — он поднял палец вверх, — расписки о получении денег и многое другое, всё это нам чрезвычайно пригодится. В связи с этим и многим другим, о чём мы говорили, у меня к вам целый список вопросов.

При этих словах Плеве вытащил из внутреннего кармана сложенный вчетверо лист, испещрённый цифрами и строками.

— У меня не меньше вопросов. Но, если Вячеслав Константинович не против, я хотел бы начать с другой темы, — он немного помялся, — с личной темы. Мы уже знаем, что моего коллегу, — он указал рукой на Плеве, — взорвут, в каком году вы сказали?

— В 1904, — опередил меня Плеве, обладавший феноменальной памятью. Именно из-за этого его качества его приметил тогдашний министр МВД Лорис-Меликов и представил Александру Третьему, так и начался его взлёт.

— Да, в 1904. Но вы ничего не сказали про меня и мою семью, как я понял, меня так никто и не убьёт?

— Вы, Виктор Вильгельмович, опередили меня, я сам хотел предложить эту тему для начала нашего, — он поднял брови, — без сомнения, тяжёлого разговора.

Пока они говорили, я достал несколько папок и положил их перед собой. Я развязал и снял галстук и пиджак, оставшись в белой рубашке с расстёгнутым воротом. Как бы подчёркивая дружескую и неформальную обстановку. Ещё я заметил, что при личной беседе оба чиновника теряются, часто не зная, как себя вести. Я же скидываю маску и остаюсь самим собой. Для них ведь я по сути инопланетянин, человек из непонятно из какого мира, пришелец. В какой-то степени я чувствовал их страх, такие эмоции я научился считывать очень хорошо. Причём общество-то было сословное, и статус, чин имели огромную роль. По моим внутренним ощущениям, они мне присвоили звание что-то вроде посла другого государства или даже иной цивилизации. И обращались соответствующе. Ну и я себе позволял многое. А кто они были для меня, эти люди? С одной стороны, министр и генерал, но я не чувствовал их веса, для меня они были министром и генералом, только формально, как и все окружающие меня чиновники. Я пока не чувствовал этого, так же я относился и к своему чину, как к какой-то игре.

Реально мне было их жаль. Им предстоит услышать и пропустить через себя страшную, чудовищную информацию. Которая по сути перевернёт всю их жизнь. Они уже не смогут жить иначе. На них пока не чувствуется моего влияния, если только совсем немного из-за малого срока общения, но те люди, которые постоянно рядом, Катерина, Фома и другие, уже изменились очень сильно, не только речь, но и манера двигаться, жить и даже в какой-то степени мыслить тоже перенимается.

— Друзья. Позвольте мне вас так называть. Не знаю, как вы, но я хочу считать вас своими друзьями, зная, сколько всего вы делаете для нашего Государя и страны, да и для меня, чего уж там говорить. И мне очень жаль, что я для вас выступаю тут в качестве горевестника. Ничего хорошего вы от меня не услышите, только про боль, смерть и крах всего. Поэтому хочу лишь сказать, мужайтесь, стойко переносите всё это, по-мужски, по-солдатски.

Давайте начнём по старшинству, с вас, Вячеслав Константинович.

Хоть и был день, но занавески по большей части были задёрнуты, и в комнате царил полумрак, приятно пахло разлитым коньяком, горели электрические лампы, прикрытые абажурами, я терпеть не могу открытого источника света. Иногда лампы подрагивали, освещая напряжённые и как-то заострившиеся лица двух высших чиновников российской империи.

— По поводу вашего… — я сделал паузу, — убийства, там действительно не так просто всё, как кажется на первый взгляд. Я уже упоминал, что вы очень мешали определённым высокопоставленным людям из оппозиции Николаю.

— Вы готовы назвать фамилии?

Я немного помолчал. Думая, как лучше всего продолжить.

— Разумеется, я свечку не держал, и даже в будущем нет определённой ясности со всем этим. И ещё, я хотел бы сразу проговорить, чтобы потом не было недопонимания, вопросы, связанные с Семьёй, то есть с Императором и Романовыми, я бы предпочёл обговаривать наедине с Николаем, вы сами должны понимать, во-первых, это государственная тайна, во-вторых… во-вторых, не надо объяснять.

— Да, вы совершенно правы, это просто опасно.

— Всё верно, должна быть субординация, вы это понимаете, как никто другой. Всю информацию я сообщу Государю, дальше он сам донесёт до вас в части касающейся. Так вот, одну фамилию я всё же назову. У вас, Вячеслав Константинович, выйдет не шуточный конфликт с Сергеем Юльевичем Витте, министром финансов.

Плеве сидел с озабоченным видом, фон Валь тоже сидел хмурый, поглядывая на Плеве.