— Да мы ничего не договорили, за что ни возьмись — пропасть, — посетовал фон Валь.

— Верно. Давайте тогда снова вернёмся к Сипягину. В общем, на мой взгляд, он сильно перетянул гайки и настроил против себя абсолютно всех. Но, повторюсь, человек он серьёзный, желательно посвятить его частично в наши дела. Уже моим личным делом будет предотвратить его убийство эсерами.

— Так, может, организуем кампанию против них, объединим все силы и ударим? — предложил фон Валь.

Плеве утвердительно покивал, соглашаясь.

— А у нас ничего для этого нет.

— Как это?

— Я вам уже говорил, у вас нет репрессивного аппарата. То, что есть, — это курам на смех.

— Как вы хорошо сказали, репрессивный аппарат, — записал себе в блокнот фон Плеве, а за ним и фон Валь.

— У вас просто нет законов для противодействия. У меня, — я кивнул на картотеку, — огромная база по этим ублюдкам. Моя агентурная сеть работает очень хорошо, возможно, лучше, чем ваша. Но что толку. В первую очередь нужно переписывать законы, те, что есть, — неэффективны. Вы поймите, это может сработать один раз, то есть можно поднять всю агентуру и провокаторов и накрыть их всех. Но тогда мы засветим своих агентов. А потом их половину выпустят, половину отправят в ссылку на курорт, отдохнуть, откуда они сбегут.

— Что же вы предлагаете? Хотя я могу предположить… — склонил голову фон Валь.

— Всё правильно вы полагаете. Но для этого… — я выдохнул. — Нужна работа всех вас, но в первую очередь политическая воля. Без воли Николая ничего не будет. Кстати, отчасти поэтому я создал свою структуру, мафию. Посмотрите, как быстро и эффективно я решил некоторые проблемы. Государство не может себе позволить действовать подобным образом. Во всяком случае, пока. Вы оглядываетесь на запад, а что люди скажут, это не гуманно и так далее. Пока вы так думаете, враги кооперируются, копят силы и потом, как вы выразились, ударят. У них-то нет подобной рефлексии. У них общая цель — свержение монархии и установление собственной власти. Поэтому в первую очередь вам нужна работа с самими собой, вам нужно понять, что либо вы начнёте действовать жёстко, ни на кого не оглядываясь, либо вас уничтожат. Третьего не дано.

— Ох, Андрей Алексеевич, мы это очень хорошо понимаем. Вы правы, сопротивление общественности будет огромное, беспрецедентное, как с этим быть?

— Да никак. Если следовать одному курсу, не метаться, не отменять уже сделанного, то всё будет хорошо, при правильной подаче информации, население только поддержит.

— У вас есть общий план подобных преобразований? — спросил Плеве.

Я выдохнул и растёр лицо.

— Я думаю, главное я уже сделал.

Полицейские недоуменно посмотрели на меня.

— Я вас замотивировал. Теперь вы знаете, чем всё закончится, если вы дальше будете двигаться, как двигались раньше. Попробую замотивировать и царя. Он вообще первый, кто заинтересован во всём этом, я имею в виду выбор в пользу более жёсткого курса.

— Хорошо, предположим, Николай согласится с вашими доводами? Что дальше? — спросил Плеве.

— Дальше мы организуем штаб. Необходимо будет выделить финансирование на постройку отдельного здания, укреплённого, куда переедет всё это добро, — я обвёл взглядом комнату, — все картотеки, чтобы никакой Меньшиков не смог их вынести.

Лица полицейских исказились гримасами ненависти.

— Ну а дальше будем работать, вырабатывать сообща стратегию. Думаю, основная тяжесть падёт на вас, Вячеслав Константинович, вы у нас законотворец. Вы со своими людьми будете прорабатывать новый уголовный кодекс. Это будет основа нашей защиты. Параллельно с этим развитие полиции и тайной полиции. Это самое главное.

— Как вы это видите? — спросил фон Валь.

— Скорее всего, через преобразование третьего отделения, жандармерии в новую структуру.

— Вот это очень интересно, тут, пожалуйста, поподробнее. Я даже могу предсказать будущее, — заулыбался фон Плеве, — сейчас вы достанете ещё одну папку, верно?

Я тоже заулыбался.

— Видите, Вячеслав Константинович, какая простая вещь — предсказание будущего.

— Да уж. Кстати, про будущее. Если мы сейчас начнём все эти изменения, то будущее кардинально поменяется?

— Оно уже поменялось после ликвидации Ульянова и компании. Но тем не менее я считаю, что будущее поменять довольно сложно, это вообще большая философская тема. Взять, к примеру, революционеров, это некая прослойка общества, за которыми стоит ещё более крупная прослойка тех, кто их спонсирует и направляет. И они каждый день своим планированием и действиями создают будущее. Это такая надстройка над обществом, понимаете, такой спрут, который лезет каждому в мозг.

— Как вы нарисовали на обложке Маркса со щупальцами? — вспомнил с улыбкой Плеве.

— Да, типа того, только во много раз больше. Мы должны создать тоже такого спрута, это глобальный конфликт интересов.

— И потом эти спруты вступят в схватку… — с грустью продолжил фон Валь.

— Именно так, поэтому мы все должны поддерживать, раскормить нашего спрута, чтобы он был сильнее.

Аналогия со спрутом так понравилась, что мы решили за это выпить.

— Давайте немного сделаем паузу, я распоряжусь насчёт ужина, и мы продолжим.

— Да, давайте подышим немного свежим воздухом и в уборную надо заглянуть.

Фон Валь

Фон Плеве

Витте

— Как бы я хотел засесть в этой вашей комнате на недельку и поработать, — мечтательно сощурился Плеве.

Мы стояли на улице, курили сигары, накинув на плечи пальто.

— И не говорите, Вячеслав Константинович. Уверен, что Андрей Алексеевич и десятой части не рассказывает.

— Уверяю вас, что у вас будет такая возможность. А по поводу необходимости перемен и жёстких решений, нужно подготовить общественное мнение. Должен быть общественный запрос на изменения, понимаете, о чём я говорю?

— В целом да, только порой вы так замысловато выражаетесь, что мы не сразу понимаем, правда, Виктор Вильгельмович?

— Как есть, правда, я уж и не делаю замечания, чтобы не прерывать вас.

— Вот моя начавшаяся кампания в прессе, или, по-другому, в средствах массовой информации, — часть этого процесса. Необходимо создавать самим этот запрос, понимаете?

— В общих чертах, вы хотите, чтобы народ на страницах ваших газет просил наказания преступникам, террористам?

— Примерно так, — я неопределённо покачал рукой. — Это если совсем грубо. А так… пресса — это огромный рычаг давления, а также способ провести свои интересы. К сожалению, этим инструментом очень хорошо владеют наши враги, а мы не то что не владеем, а вообще… — я махнул рукой. — Этой сферой нужно с нуля заниматься, она вообще ключевая, равная по значимости полиции или любому другому силовому министерству, так как влияет на умы и настроения людей.

Мы прогуливались в окружении охраны, мои парни были на почтительном расстоянии, но в постоянной видимости. Работу свою выполняли исправно, когда показался вход в казино, там стоял шум, крики и веселье. Фон Плеве прищурился, чуть наклонил голову вперёд.

— Это же мои адъютанты! Ну я им покажу! Перепились, черти!

— Пустое, Вячеслав Константинович, всё там нормально, они с моими людьми играют, всё под контролем, лучше так, чем, не дай бог, у них с местными конфликт какой вышел, люди-то горячие все. А так сидят вместе, ну да, приняли немного, бывает.

Увидев кого-то, фон Плеве всё же решил подойти. Компания у входа сразу прекратила смеяться, офицеры подобрались, да и дамы, которые составляли им компанию, смущённо потупили взоры. А фон Валь, как будто только и ждал момента, чтобы остаться наедине.