— Старообрядец? — скривился я.

— Нет, православный, насколько мы знаем.

— А что с ним не так?

Евреи замялись, переглядываясь.

— Была у него юридическая практика, также он работал с Лесневским, золотодобытчиком, но там вышел какой-то конфликт у них — дело до стрельбы дошло. В общем, определили его на каторгу, но, как мы знаем, не совсем законно — Сафоновы поспособствовали. И теперь официально он не может иметь собственное дело. Перебивается мелкими заработками, ну и… нас иногда консультирует по разным там вопросам.

— Я вас услышал. Когда сможете организовать встречу? Он в лавре сейчас?

— Нет, не здесь. Мы можем послать за ним.

И евреи опять замялись:

— Только это… господин Граф, раз мы его приглашаем, хотели бы просить о безопасности — всё-таки это наша ответственность.

Я встал, одёрнул полы пиджака — взгляды евреев зацепились за ручку револьвера. Сделал несколько шагов в их сторону и спокойно произнёс:

— При любом раскладе я гарантирую ему и вам безопасность. Моё слово.

Евреи выдохнули и закивали. Что-то они совсем застращались. Видимо, дополнительно навели справки.

— Вот бумаги, которые вы заказывали. Но, как мы уже говорили, когда это выйдет наружу и дойдёт до суда, то доказать её подлинность будет невозможно — начнутся проблемы.

— Я понимаю. В этом случае главное будет тянуть время. Что с юристом? Есть кто-то на примете?

— Есть, но лучше об этом сначала поговорите с Кулагиным — он больше в этих делах разбирается.

— Договорились. Жду тогда от вас человека. Пусть прямо сюда приходит — если меня не будет, подождёт. Я вечером тут буду.

Когда евреи ушли, мы остались с Иваном вдвоём. Я откинулся на кресле.

Иван пристально смотрел на меня.

— Хочешь его взять?

Я ухмыльнулся:

— Молодец, Иван, изучил меня уже. Но нет, сначала пообщаемся, посмотрю на него, но пока впутывать его не надо — сами справимся.

Иван покивал.

— А с Мухиным что будешь делать?

— Ничего, оставим пока тут, но приставим к нему людей. Я почти уверен, что он попытается сбежать.

— А почему ты не думаешь о том, что он тут же сообщит Вяземским?

— А зачем ему это? Я уверен, что он ворует у них значительную часть дохода. Зачем ему сообщать? Если дойдёт до полиции и следствия, всё это вскроется, и поедет он кандалами греметь. Ему это надо? Нет, он затихарится, аккумулирует средства за месяц и сдёрнет. — Я пожал плечами. — Я бы так сделал на его месте. Поэтому надо тщательно смотреть за ним и потом все его ухоронки вскрыть. А лучше, если у него есть счёт в банке, тоже всё это прибрать — эта крыса тут уже десятилетие сидит, пора сдёргивать его с колоды. Ты тоже, думаю, на его месте недолго просидишь.

Иван вздёрнул бровь.

— Нет, — усмехнулся я, — не то, что ты подумал. Не для тебя работа счетовода — людей просто нет. А доверять финансы некому. Посидишь, пока не найдём человека, кто сможет на постоянку тут осесть.

— А для меня что думаешь?

— Посмотрим, возможно, одним из инструкторов станешь, но до этого ещё дожить надо. Плюс самому учиться многому придётся. Вижу, что кровушку лить у тебя душа не лежит — не твоё это. Если не инструктором, то, может, и следователем, как хотел в начале, потрудишься, но опять же это не сразу всё будет.

— Это про ту школу, о которой говорил?

— Да, пока из моих людей ты да Малыш годитесь, но этого мало, да и вас самих надо готовить, учить. Люди, люди, Иван, нужны. Поэтому тебе говорил, чтобы своих звал. И молодые нужны, хотя… всякие нужны: и старые, и молодые — всем работа будет.

В этот момент в дверь постучали и отворили — зашёл Фома.

— В общем, нашёл я людишек, как ты просил. Э, мужики, заходите.

В комнату, сжимая картузы, вошли двое рослых, бородатых мужиков, очень похожих друг на друга.

— Ну вы тут общайтесь, а я пошёл.

— Спасибо, Фома. Как там наши — живы-здоровы все, не перепились до чертей?

— Нет, нормально. Отдыхаем, в картишки перекидываемся.

Я молча кивнул. Фома вышел, плотно закрыв за собой дверь.

Я встал, представился и поочерёдно пожал мужикам руки — крепкие, сухие рукопожатия.

Фрол и Игнат Емельяновы, так представились они, из Вологодской губернии, приехали в Петербург на заработки, работали землекопами, грузчиками, сейчас собираются на завод поступать работать.

— Куда именно хотите?

— Покуда не решили ещё.

— А в лавре что делаете?

— Дык, негде ночевать-то, а тут ночлежки да и цены приемлемые.

— Знаете, зачем позвали вас?

— Нет, если честно, не знаем.

— Работу хочу предложить вам.

Те молча уставились на меня, но были напряжены — сидели с ровными спинами и внимательно смотрели за каждым моим движением. Ох, чувствую, уже наслушались баек обо мне. Думают, наверное, что убивать их тут буду или, наоборот, пошлю убивать кого-то. И надо было видеть их отвисшие челюсти, когда предложил идти в полицию служить.

— Работа хорошая, стабильная. Начальник — мужик понимающий, серьёзный, поможет с устройством, с жильём. Скажи, Иван, — ткнул я его локтем в бок.

— Он дело говорит, я сам городовой.

А мне понравилось, что Иван сделал акцент на себе, но про меня умолчал.

После этих слов мужики вообще впали в ступор. Конечно — городовой сидит в центре бандитского паучьего логова, и ему ничего не делают.

— Так что вы не менжуйтесь и соглашайтесь. Кроме того, если будете делать всё нормально, не подведёте, то и карьерный рост у вас будет. Возможно, я иногда буду обращаться к вам с небольшими просьбами — помочь там с разными моментами. За это, — я поднял палец вверх, — будет дополнительное вознаграждение, так что в накладе не останетесь. Ни в какой криминал влезать не станете — вы будете не по этим делам.

Я полез в бумажник, отсчитал каждому по несколько купюр. Раздражало, что тут деньги размером со скатерть — очень неудобно.

— Вот вам — это так, в знак признательности, что отозвались на мою просьбу. Приведите себя в порядок, сходите к цирюльнику, подстригитесь. Завтра жду во дворе в шесть сорок — пойдём к околоточному надзирателю беседовать. Так что настраивайтесь. Да, кстати, грамотные?

— Ну так… — один из них неуверенно повёл рукой.

— А вот это упущение — нужно учиться. Ладно, с этим разберёмся. Пока идите, занимайтесь делами. И не вздумайте пить!

— Да что вы! Мы понимаем и это — благодарствуем.

— Чего мнётесь?

— Дык, кто ж нас в полицию возьмёт?

— А это не ваши заботы. Всё, свободны. Не подведите.

Те поклонились и вышли.

— Уверен в них?

— Да ни в чём я не уверен, но страх — хороший мотиватор.

— Ты хочешь их вместо нас предложить?

— Да. Завтра к Савельеву пойдём — там обкашляем все вопросики.

Не успели Емельяновы уйти, прибежал Сашка Хромой.

— Доброго вечера!

— И тебе не хворать.

— Тут это… господин вас дожидается, Шульманы велели вам доложиться.

— Присядь, не мельтеши.

Сашка неуверенно присел на край.

— Как деньгами распорядился?

— Так, мамке половину отдал, часть заныкал.

— А что смурной такой?

Тот молча сопел. Я посмотрел на него и слегка приподнял бровь.

— Да отчим прознал про деньги, мамку поколотил, обзывал по-всякому, отобрал деньги…

— Пропил?

— Нет, покуда.

— Он тут сейчас?

— Да, в кабаке тут сидит.

Я потянулся и хрустнул шеей:

— Малыш, Иван, пойдёмте-ка разомнёмся.

— Только не убивайте его! Отчим всё-таки…

— Поживём — увидим.

Пока мы спускались вниз, увидел рядом с кабинетом стоящих евреев и незнакомого мужика. Пришёл, значит. Я остановился около них. В то же время они все сделали шаг назад, когда наша банда тихо и неожиданно вынырнула из темноты коридора. Один вид Малыша уже не предвещал ничего хорошего.

— Добрый вечер, господин Кулагин?

— Да, это я. С кем имею честь?