— Я смотрю, вся компания в сборе! А Савельев где? Не позвали? — хохотнул фон Валь. — Да, кстати, вы не знакомы — познакомьтесь. Вячеслав Константинович Плеве.

— Рады приветствовать, ваше превосходительство! Это Алексей Перфильев и его супруга Елена — собственно, главный изобретатель и директор клиники.

— Очень рад — наслышан уже о ваших чудо-препаратах.

— А вы, стало быть, тот самый Андреев? Виктор Вильгельмович много о вас говорил.

— Надеюсь, только хорошее?

Плеве рассмеялся и пожал мне руку — рукопожатие у него было сухое и крепкое, мужское, как и у фон Валя. А сам заглянул мне в глаза буквально на секунду — видимо, пытался своим чутьём что-то увидеть.

Интересно получается — Плеве у меня значился номером один в списке, с кем я хотел установить контакт, но не знал, как подойти, так как он был на недосягаемой высоте. Отправлять какие-то документы напрямую значило жёсткое нарушение субординации и поход через головы множества больших начальников — это не принято, сразу наживёшь себе кучу недоброжелателей, а то и врагов. Я всё голову ломал, как к нему подкатить, а тут он сам пришёл. Значит, всё верно делаю — так бывает иногда, как будто чувствуешь удачу, и дела идут как надо. Но бывает наоборот — свернёшь не туда, и всё валится из рук, и сплошные проблемы. Значит, что-то делаешь не так.

Ещё интересно, что оба немцы — фон Валь почти чистый, а фон Плеве наполовину, по матери. Русские немцы — это незаменимая опора русского государства, некий стабилизирующий фактор. Англичане и большевики это знали — и, как и русскую интеллигенцию, так уничтожали и русских немцев, чтобы добить страну наверняка.

Не знаю, что Плеве увидел в моих глазах, но на минуту аж замер, потом спокойно отпустил мою руку. Может, ждал, что начну мяться, потеть, бояться — но наткнулся на спокойный, уверенный и твёрдый взгляд. А возможно, он увидел там что-то ещё…

— Прошу, — я чуть поклонился, беря инициативу на себя.

Показал им больницу, палаты — когда дело дошло до лабораторий, тут уже Алексей расколдовался и подключился к делу, подробно расписывая все процессы. Приятно слушать специалиста в своей области. Плеве внимательно слушал, иногда задавал уточняющие вопросы.

— Ну что ж, это было очень увлекательно — благодарю вас. Кстати, вашим лекарством уже заинтересовались там, — он вскинул брови, чтобы точно было понятно, где, — так что ждите в ближайшее время кого-то из лейб-медиков. Что же касается меня, то я беру ваше заведение на контроль и буду ходатайствовать о выделении средств на дальнейшие исследования. Дело нужное и важное — я очень рад, что у нас есть такие выдающиеся учёные, которые двигают науку вперёд.

Перфильев покраснел — но было видно, что ему одновременно приятно и в то же время патологическая честность не давала полностью насладиться похвалой. Он даже на секунду скосил взгляд на меня, что, конечно, не укрылось от внимательного Плеве — тот сам посмотрел на меня, а потом спросил у Алексея, где его кабинет.

— Вы не против, если мы на какое-то время его оккупируем для личной беседы?

— Какие могут быть возражения, ваше превосходительство!

— Вот и отлично — так что смело готовьтесь к вашей пресс-конференции. Я не уверен, что буду, а вот господин градоначальник, — он указал на фон Валя, — непременно поучаствует.

Фон Валь учтиво поклонился.

Плеве сел на место директора, Виктор Вильгельмович рядом, а я остался стоять в центре, поочерёдно разглядывая министра и генерала — те точно так же смотрели на меня. Потом отвёл взгляд, чтобы не борзеть. Мне сесть, конечно, не предложили.

Фон Плеве побарабанил пальцами по столу и начал:

— Мы тут ознакомились с вашим делом… Для начала я хотел бы выразить свою благодарность за вашу записку об устройстве этого центра подготовки инструкторов и нижних чинов — это очень своевременная инициатива. И надо сказать, мы оба впечатлены проделанной работой. Но есть нюанс — понимаете, господин Андреев, не вяжется всё.

Фон Валь испытующе поднял на меня взгляд.

— Вы в полиции сколько? Полгода? По большому счёту, три месяца, так как вы были на испытательном сроке. Да, уже заслужили репутацию, получили награды и повышение — достаточно стремительное, надо сказать. Образцово делаете карьеру. Но с другой стороны, мы посмотрели ваше личное дело — я имею в виду то, что собрали на вас наши тайные агенты. Да-да, не удивляйтесь — и открылось много интересного. И мы теперь в недоумении — то ли награждать вас за усердие, то ли… в кандалы заковывать. Что вы можете сказать по этому поводу?

— По поводу кандалов или тайных агентов?

Фон Валь сдержал улыбку, а Плеве продолжал, как он считал, давить.

— И по тому, и по другому.

— Ну, по поводу ваших агентов — не такие они и тайные.

Я назвал имена почти всех — на самом деле это был цирк с конями, как ряженые под бродяг офицеры пытались вынюхивать в лавре. Вскрыли их за секунду — это не старые времена, где там чёрт ногу сломит от нищих и бродяг. Сейчас был жёсткий учёт — всё было под контролем. А после дела с Каханом и его братвой я старательно внушал всем жёсткую шпиономанию, поэтому там все смотрели в оба — любых новых людей сразу брали под подозрение. Таким образом выявили почти всех и скармливали им всякую дезу.

— Поэтому что они там вам понарассказали — одному богу известно. Сведения эти, мягко говоря, недостоверные, а если говорить точно, то мои люди просто скармливали им всякую ерунду. Вы уж извините, но слежка в таких местах, как лавра, — это чрезвычайно сложное дело, а ваши люди к этому совершенно не приспособлены. Хотя не бесталанны, так что ругать их не стоит. Особенно отличились двое ваших сотрудников, — я назвал фамилии, — у этих получилось чуть лучше замаскироваться, мы их не сразу вычислили.

Чиновники молча переглянулись.

— А что касается кандалов — тут, как говорится, по плодам их узнаете их. Думаю, у вас есть статистика преступлений по Центральному району, где я имею честь служить, которая говорит сама за себя.

Тут уж пришлось удивиться чиновникам, особенно после речи про их не очень тайных агентов. Это был удар ниже пояса.

— А что вы скажете о тех преступных сообществах, которые сложились в лавре после вашего там появления?

Вот это уже был вопрос серьёзный, который, как клубок, намотает на себя всё остальное. И эта черта — если сейчас соврать и начать юлить, то они это сразу раскусят, и доверие будет потеряно. Поэтому, хочу я или нет, но надо вскрываться. В любом случае это произойдёт — сейчас или позже. Тем более что я сам планировал открыться именно Плеве, только значительно позже, когда тот станет министром МВД. Да, видать, не судьба.

— Имейте в виду, что у нас есть все данные на так называемых ваших людей и на те безобразия, что там творятся, а другими словами — полный криминал, бессудные расправы, убийства, грабежи.

— Всё это существовало в том виде, в котором вы описываете, как раз до моего появления в лавре. Вот, например, вы говорите — грабежи, но ситуация как раз обратная: все грабежи пресекаются и значительно уменьшились — цифры реальных отчётов говорят сами за себя.

Я понимал, что они и сами всё это прекрасно знают, но игра есть игра — они должны сейчас, как они считают, запрессовать меня, навесить всего и посмотреть, как я буду крутиться. Нормальная практика. Нужно принимать правила игры.

— Кроме того, как вам доложили ваши агенты, недавно в этой больнице лечился так называемый известный криминальный авторитет Фома Шелестов. А известно ли… вашим агентам…

Я специально сказал «агентам», а не «вам», чтобы не выглядело совсем уж борзостью. Ведь сейчас они беседовали не со мной — вонючим губернским секретарём. А они были третьим и вторым в табели о рангах — выше только император и господь бог. Так что надо было стараться держать себя в рамках.

— …что Фома Шелестов был почти смертельно ранен, когда отбивали деньги у банды грабителей-инкассаторов? Именно он первый их выследил и приехал на место для переговоров, где его жестоко пытали, разрезали живот — его напарника убили, а мальчишке прострелили руку. Именно его донесение позволило мне вовремя прибыть на место и перехватить эту банду. Так что формально это именно он спас государственные деньги буквально ценой своей жизни. И только то, что я его вовремя доставил в госпиталь и экспериментальные препараты доктора Перфильева спасли ему жизнь. А вы говорите — злодей и бандит.