— Да бога ради! Главное, чтобы дело шло.

— Я только вот чего не пойму. Можно откровенно?

— Валяйте.

— С одной стороны, вот вы вроде полицейский, а с другой — такой преступник, каких свет не видывал! Я, естественно, многое знаю и про Митрофаньевское — кстати, как вам удалось там всё начальство сменить? Впрочем, ладно — пустое. Так вот, не могу я для себя уяснить этот парадокс. При том что блага от вас — как от нескольких министерств, будь они не ладны! Такого порядка, как сейчас, никогда в городе не было — вся отчётность просто золото! Я вам так скажу — эхо от вашей деятельности высоко идёт, уже не один начальник поднялся на этих отчётах, приписывая ваши заслуги себе.

— Да чёрт с ними, с убогими! Пусть делают что хотят — лишь бы мне не мешали. У нас с вами, Иван Григорьевич, своя собственная игра.

— Может, по маленькой за такое дело? — Раскрасневшийся Савельев наклонился заговорщицки ко мне.

— А почему бы и нет? — И я дёрнул за специальный шнурок.

Чай был отставлен, и под новые закуски водочка пошла как в сухую землю.

— Так вот, — продолжал похорошевший Савельев, — у меня голова пухнет, как я думаю о масштабах вашей деятельности и о противоречивости всего этого.

— Да всё просто. Чисто законными методами в данной ситуации решать те задачи, которые я перед собой ставлю, попросту невозможно. Ну вот вы ловите жуликов, террористов, убийц — отправляете на каторгу, и хоп! — через полгода они уже снова тут.

Савельев потёр лицо руками, потом махнул в сердцах рукой.

— Ваша каторга — это курорт, проходной двор! Что с того, что я бы притащил вам сюда, к примеру, этих морячков, которые террор учинили? Ну разжаловали бы их, дали им гауптвахту, потом так же бы восстановили в должности — покровители у них ого-го! А так — нет человека, нет проблемы.

— Конечно, — я остановил хотевшего возмутиться полицейского. — Я понимаю, что я не вправе брать на себя такие полномочия — карать и миловать. Кто я в сущности такой? Но… — я пожал плечами — так сложились обстоятельства, и пока у меня неплохо получается. Да, я действую жёстко, жестоко. Но, как вы видите, крайне эффективно. Если бы наша власть действовала бы хотя бы на четверть так же, как я, то мы бы с вами жили в другом мире.

— Согласен — что уж там говорить!

— Поверьте, несмотря на мои действия, порой кажущиеся преступными, я на стороне власти и закона и по факту делаю всё, чтобы помочь порядку и государству. Вот, например, скоро начнём учить и тренировать полицию — зачем я это делаю? — Я поднял палец — водочка уже начала немного сказываться, хотя я не налегал. — Чтобы сберечь жизни полицейских, которых необученными кидают на задержания тех же вооружённых террористов.

— Чаще всё-таки жандармов, но я вас понял. Жандармы тоже подключатся, хотя с ними сложнее будет.

— Огромная проблема — что у нас катастрофическая нехватка полицейских.

— Ну благодаря вашей помощи сейчас у нас более-менее комплект.

— Вы не понимаете — этого мало! Нужно минимум в пять раз больше численность, в том числе в сельской местности в целом по стране. По-хорошему нужна реорганизация всей системы, в том числе и жандармерии. Но это дело будущего, — я ухватился за кусочек чёрного хлеба с салом, кусочком чеснока и укропом. — Сейчас же надо сосредоточиться на продвижении нашего проекта. Я готов всё это финансировать сам, но и помощь от государства не помешает — например, пусть выделят землю под полигон. А по большому счёту, лишь бы не мешали — сам справлюсь.

— Да, планы у вас грандиозные. Я, честно говоря, другими глазами на вас теперь смотрю — не перестаёте вы меня удивлять.

— В идеале полицейскую академию хочу создать. Чтобы полицейских не на улице по объявлениям брали, а серьёзно учили, готовили — хотя бы месяцев шесть. Ну и, естественно, жалование подняли.

— Ваши слова да богу в уши!

— Авось услышит! Давайте по ещё по одной.

— Иван Григорьевич, что слышно по делу новой бумагопрядильни?

Григорьев отложил вилку с закуской, не донеся до уже открытого рта.

— Так это ваша ра…

— Иван Григорьевич! — Я поднял руки. — Давайте не будем говорить таких страшных вещей. Скажем так — я имею там интерес. И хотел бы, чтобы по возможности вы отводили громы и молнии, которые мечут недоброжелатели, от сего предприятия. От себя скажу, что там уже строятся несколько корпусов, где будут селиться юноши и девушки из неблагополучных семей — также будут осваивать профессии. Девушек, кстати, я этих выдёргиваю из… сами знаете каких занятий. Это тоже вам на заметку, если будут разговоры о преступности и бандитизме. Поэтому прошу вас поставить сторожки через своих людей. Думаю, скоро должны заняться этим всерьёз и выделят группу следователей — я хотел бы первым об этом узнать.

— Н-да… сегодня прямо день открытий. Я, честно сказать, прямо протрезвел — весь хмель как ветром сдуло. Я, конечно, сделаю всё, что смогу, но сами понимаете — где я, а где они.

— Это дело поправимо.

— Эх, после разговора с вами у меня прямо настроение каждый раз повышается.

— Хорошо, давайте завершать нашу приятную беседу. В ближайшие дни ждите от меня проект по обучению полиции — хотелось бы надеяться, что после пробного режима практика распространится на всю империю.

— Ну поживём — увидим.

— Это точно. Да и ещё одно — я тут собираюсь одну эсеровскую типографию накрыть. Не хотите ли поучаствовать?

Уже поднимающийся Савельев плюхнулся в кресло.

— Подробности.

— Мои люди обнаружили подпольную, довольно крупную типографию — там террористы печатают революционную и запрещённую литературу, воззвания и прочие гадости. Они сейчас под наблюдением. Я в принципе сам всё могу провернуть, но подумал — почему бы не привлечь вашу проверенную команду? А заодно ещё одно дело вам в заслугу пойдёт.

Савельев разгладил усы и серьёзно посмотрел на меня.

— А вам это зачем? Я имею в виду типографию.

— Да вот, издательским делом решил заняться. А у них уже всё закуплено — так что и богоугодное дело сделаю, и себе приварок небольшой. Ну и вам, глядишь, перепадёт чего.

— Охо-хо, да-а…

— Заранее предупредите Ивана, братьев Емельяновых. Ну и ещё кого-нибудь пусть Иван подберёт — кто уже в деле был.

— По-хорошему это не наша работа — могут и выговор влепить.

— Как влепят — так и отлепят. Победителей не судят.

— Боюсь, что всё равно они чисто сработать не смогут.

— Работать будут мои люди — ваши в оцеплении. Когда мы закончим — передадим всех вам, а вы уже оформляйте их как положено и передавайте по инстанциям.

— Это дело!

— Ну тогда договорились — ждите моего человека.

На подходе к своему дому-офису меня перехватил Прокоп.

— Все наши в сборе.

— Ну пошли тогда в подвал. Малыш и Боцман там уже?

— Да, вас только ждём.

— Ну пошли.

В нашей импровизированной тюрьме, несмотря на то что была организована вентиляция, всё равно воняло — видимо, место такое проклятое. Начальником и палачом нашей тюрьмы был её бывший сиделец и бывший моряк Степан — в народе Боцман. Он уже подготовил бочку с водой и ковшом, скамью и тряпки, нужные для дела.

Народу собралось пятнадцать человек — все из основных старших, которых отобрал лично Прокоп. Молодые крепкие ребята, которых я тренировал. Впереди, рядом с Прокопом, стояли парни, которые участвовали в налёте на банду Кахана — как я понял, они сейчас автоматически стали старшими среди равных, своего рода капралы. Жаль, пока, кроме как финансово, не могу их ничем выделить.

— Ну что, раз все собрались — будем начинать. Мы собрались тут, чтобы вы сами на себе убедились, что если попадёте в руки к врагу — вам не поздоровится. И я имею в виду не полицию. С полицией мы как-нибудь разберёмся, да и пытать вас там никто не будет. Сейчас Боцман проведёт вам небольшую экскурсию и расскажет о своём оборудовании и как оно применяется.