Так вот, теперь Аристарх уже стал моим основным стряпчим. По сути, он, как и другие старшие, собрал свою бригаду, только в ней были не бандиты, а юристы и всякие дельцы. Многие из них были с сомнительным прошлым, но это только плюс — в общем, он создал целую структуру юристов и адвокатов.

Мы открыли несколько счетов в разных банках на разных людей, плюс открыли несколько компаний-однодневок. Так лавра и ходила туда-сюда — прежние компании банкротились, и найти концы было очень сложно, почти невозможно.

Однажды приехала сама Мария Владимировна Вяземская — так сказать, на разборки. Тоже очень удивилась изменениям. Как я понял, она вообще тут почти не была никогда.

Немного меня даже терзала совесть, что отнял у них средства к существованию. Конфликтовать я с ними не хотел, так как её дети достаточно неплохо, мужественно вели себя во время революционных событий, сопротивлялись до конца и были убиты. Пока они были ещё детьми, я предложил им бесплатное обучение в нашей спортивной школе, но чтобы это не выглядело как издевательство, также предложил найти общее дело, с которого бы они могли получать долю. На первый раз разговора не получилось. Мария Владимировна то плакала, то обещала дойти до самого царя и так далее. Я же предлагал ей успокоиться и договориться мирно. В общем, разошлись ни с чем.

А потом произошли некоторые события, которые нарушили тихую мирную рэкетирскую жизнь нашего сообщества. Пока у нас весь криминал был поставлен на паузу — было не до него, шла реорганизация всех процессов. Люди увидели, что можно зарабатывать намного больше, при этом особо не рискуя. Фома так вообще в восторге был — стал действительно большим человеком.

Так вот, как-то вечером, когда рабочий день закончился и началась ночная жизнь лавры, что-то пошло не так. Если бы я был у себя в офисе, может, и вообще бы ничего не услышал, но я был в баре, беседовал с младшим Фроловым, которого батя поставил за стойку. Стойка, конечно, поражала воображение местных. Мы заказали нарезанных на прямоугольники зеркал, сделали их такой гармошкой, установили скрытую подсветку снизу. В итоге вся стойка за спиной бармена горела и переливалась огнём. Делал бар в стиле ар-деко — получилось весьма неплохо. Казино ещё было в процессе строительства, поэтому пока просто сидели, обсуждали детали. Работало сарафанное радио — Фроловы поняли, что дело стоящее, и уже вызвали своих семейных женского пола: это кухня, официантки и прочее. Работы всем хватит. Думаю, что бабы там тоже такие же — палец в рот не клади. А я и рад — пусть забирают и баню, и прачечное дело, мне не жалко. Лишь бы всё работало как надо и доход шёл.

В этот момент и раздались хлопки, которые ни с чем не спутаешь — прямо во дворе лавры разгорался не шуточный бой. Я подумал, что надо всех барменов вооружить обрезами — пусть под стойкой держат на всякий случай. Выхватив револьвер и пригнувшись, я выглянул во двор и тут же спрятался обратно — устроили тут Бородино. Как я понял, было две группы: одна внизу, другая стреляла по ним с балконов и с первых этажей. С каждой секундой интенсивность стрельбы увеличивалась. Интересно, кто это такой дерзкий решил наехать на нас? Только он не учёл, что у нас теперь почти все, кто из наших, ходили со стволами. Поэтому очень быстро нападающих просто задавили огнём — несмотря на то, что и одни, и другие палили в белый свет как в копеечку. Эх, надо искать полигон и заниматься. Это никуда не годится.

На земле и досках лежали тела в чёрных бушлатах. Ого, морячки! Товарищи революционные матросы решили на огонёк заглянуть. Обратил внимание, что Пахом, наш кучер, перегородил выход своей коляской — молодец, надо будет отметить это, не зассал. Кстати, он тоже сколотил свою бригаду извозчиков — из «небоящихся смерти», как я их называл про себя. Так как помимо живых пассажиров их обязанностью было периодически вывозить также и неживых. И вот Пахом был старшим у них.

Заметил какую-то тень — один из матросов довольно ловко двигался, продолжая отстреливаться. По нему продолжали стрелять, но не попадали — слишком большая дистанция для револьверов. Да уж, пора закупать винтовки. Я аккуратно прицелился в ноги — выстрелил. Раздался вскрик, в ответ достаточно метко тоже прилетело, выбив щепу над головой. Ах ты, сука! Я прицелился и выстрелил пару раз рядом с его головой так, что его посекло осколками.

— Э, морячек, сдавайся! Иначе положу тебя тут. Или кровью истечёшь.

К этому времени стрельба уже прекратилась — наши увидели меня.

— Не слышу ответа!

В этот момент один из раненых моряков зашевелился, пытаясь привстать. Я прицелился и выстрелил ему в голову, и резко перевёл пистолет на засевшего в укрытии анархиста.

— Ладно, надоел ты мне.

— Хорошо, сдаюсь, — сплюнул он.

Я увидел, как револьвер-наган вылетел из темноты.

— Вылазь оттуда.

Пока я продолжал держать его на мушке, когда тот на четвереньках полз ко мне, волоча одну ногу, я быстро подозвал кого-то из людей Панкрата.

— Быстро добейте всех, пока полиция не прибежала.

Захлопали выстрелы. Морячок дёрнулся и заозирался, я же подошёл чуть сзади и приставил револьвер к его затылку.

— Ну вот и всё.

И тут же крикнул уже подбежавшим людям Панкрата:

— Слушайте сюда! Первое — тащите его на подвал и перемотайте ногу, чтобы не вытек. Второе — ведите сюда раненых, сейчас повезём их в больницу. Давайте быстрее — мне надо дать им инструкции, что и как говорить. Все поехали!

При ремонте я организовал в подвале несколько тюремных камер и пыточную — ну или допросную, кому как больше нравится. Пока ещё не доводилось всем этим хозяйством пользоваться, но вот появился первый клиент.

— Так, а теперь надо действовать быстро.

Увидел вбегающих во двор братьев Емельяновых. Они сильно изменились за это время — ушёл этот деревенский заискивающий взгляд, подтянулись, окрепли. Ещё бы — ведь не так давно я выделил им комнаты в уже отремонтированном и готовом под жильё корпусе. Сначала народ бычился на городовых, но Фома популярно объяснил им, ввёл в курс дела, так сказать, поэтому к ним больше ни у кого вопросов не было — только у новичков приезжих.

Поскольку мужики были толковые и крепкие, я потихоньку начал их подтягивать к себе. Так мы с ними занимались по пистолету, позже они уже сами втянулись в тренировки по боям и борьбе. У меня на этих двоих были большие планы. К тому же люди были благодарны мне и вообще в понятиях. Поэтому я сразу им сказал:

— Здорово! Слушайте сюда. В первую очередь подгоните извозчика — хотя не надо, вон он стоит, — я махнул рукой Пахому. — Заберёте раненого. И самое главное: сейчас сюда полгорода сбежится, в том числе и морская полиция или как там их служба называется. Нужно согласовать действия, так как вас тоже опрашивать будут. В первую очередь надо говорить, что банда анархистов-моряков напала на лавру, открыли стрельбу, ранили человека, люди открыли стрельбу в ответ. Если спросят про меня — да, я тоже участвовал. Мне сейчас нужно быстрее переодеться, и я поеду с вами в участок. Нужно первым написать рапорт и подать — тогда дело выгорит. Один с извозчиком, один тут останься… хотя нет, отставить.

В этот момент я увидел быстро подходящего Фому с крайне озабоченным видом.

— Времени нет, поэтому вы двое со мной — расскажу, что и как говорить будем.

Пока шли в мой флигель, я изложил им нужную версию событий. Что касается того, что произошло на самом деле, пока ни я, ни Фома не знали — этим будем заниматься позже. Сейчас главное — отвести от себя всякое подозрение и лишнее внимание. Фома должен был собрать и проинструктировать своих, что говорить полиции и жандармам, если начнутся опросы. Игнату тоже всё это надо было услышать, чтобы показания сходились.

Быстро переодевшись в новый с иголочки белый китель городового — а я надел его в первый раз после пошива — плюс взял новую подаренную саблю, быстро оглядел себя в ростовое зеркало. Да, хорош. И мы втроём пошли обратно.

Когда мы вошли обратно в главный двор лавры, где уже собралась большая толпа — хоть и был уже поздний вечер, но мы провели достаточно освещения, чтобы увидеть лица многих людей, которые знали меня как Графа: главного местного криминального авторитета, хозяина лавры, руководителя боксёрских клубов и т. д. Каждый знал только часть общей картины — почти никто, за исключением верхушки нашего коллектива, не знал полной картины. И вот я появился в кителе городового. Прямо как в пьесе «Ревизор». Сразу наступила тишина, люди расступились. Я также молча оглядел всех. Оставив Фому толкать речь, сам уехал в участок вместе с раненым и Фролом Емельяновым. Фому я предупредил, чтобы ни в коем случае не трогали трупы и не вздумали их раздевать.