— Не стой столбом! Обыщи их и собери оружие!

Тот сглотнул и кинулся выполнять. На пол полетели ножи, несколько револьверов, которыми они не смогли воспользоваться, кастеты и свинчатки. Прокоп кинулся к Шелесту с желанием освободить того.

— Эээ! А ну отошёл! — я уставил пистолет ему прямо в лицо, отчего тот сразу побледнел и поднял руки. Затем перевёл ствол в лицо Большому и сделал шаг в его сторону. — Брось нож! На пол! Порешу на месте! Малыш! Свяжи его! Иван! Свяжи другого! Малой, Иван, рвите тряпку и всем кляпы в рот!

— Ты чё, нахер, совсем попутал, легавый! — раздалось с пола, кто-то начал приходить в себя от шока.

Я наклонился и выстрелил ему в голову. Она дёрнулась, раскалываясь и заливая пол и соседей кровью и мозгами. Снова клуб дыма расползся по закопчённой комнате. Остальные завыли и попытались отползти, кто-то обмочился. Я переводил ствол с одного на другого, задержался на связанном Большом с кляпом во рту. Тот одновременно злобно и испуганно смотрел на меня, потом отвёл взгляд.

— Так, господа бандиты. Кто тут старший? Я полагаю, ты? — подбородком кивнув на Скобаря. — Тащи его сюда.

Малыш выволок главного и бросил мне под ноги. Там же приметил ещё парочку хорошо одетых господ — очевидно, его ближники. А на столе рядом с ними стоял довольно приличных размеров саквояж. Интересно, это то, что я думаю?

— Иван, принеси саквояж! И возьми себе один из револьверов, остальные разряди и сложи в мешок, положи рядом с дверью.

Действительно, в саквояже оказались деньги — ассигнации, золотые царские монеты и просто золото: цепочки, кольца, зубы, сложенные в отдельный мешочек. По всей видимости, они забрали общак и пытали Шелеста с его близкими на предмет ухоронок.

— Два вопроса. Ответишь сразу — умрёшь быстро. Где Лорд, кто он такой и кто убил городового?

— Ты сам не знаешь, куда влез! Тебе конец, падла!

— Володя, делай!

Тот заткнул ему рот, буквально вбив тряпку в самое горло, закатал рукава и принялся бить его дубиной. Я сразу ещё в участке рассказал ему, как и что делать — от этого сейчас зависела его собственная жизнь. Его задача была забить Скобаря до смерти, но не сразу. Разбивать суставы, колени, локти, щиколотки, переломать кости, но не убивать. Будет другим уроком. Такую вещь практикуют в картелях: связывают скотчем, чтобы человек не мог пошевелиться, потом забивают битами, но по голове не бьют. В итоге человек в любом случае погибает от внутреннего кровотечения. Со стороны это выглядит очень страшно — глухие удары сыпались один за одним, было слышно, как глухо щёлкают и лопаются кости под слоем мышц. Тот хрипел, выл, но уже не сопротивлялся, просто инстинктивно шевелился. Лицо стало бледным, покрылось испариной — видимо, началось внутреннее кровоизлияние. Остальные выли, дёргались, пытались отползти, забиться в угол.

Я глянул на Большого — тот смотрел на меня и на Скобаря широко открытыми глазами. Даже сильно избитый Шелест приподнялся и смотрел на всё это с большим удивлением и страхом. Иван был бледный и словно вжался в стену, замер, сжимая револьвер в руках. Руки его мелко подрагивали.

— Володя, тащи вон того сюда, — указал револьвером на одного из хорошо одетых.

— Те же вопросы, падаль. Не тяни.

— Полицейского вон тот зарезал, — тот кивнул на мужика со сломанной рукой. — А кто такой Лорд, я сам не знаю — видел его один раз, он со Скобарём только общался.

— Володенька, отрежь ему ухо.

Не прошло и секунды, как ухо упало на пол, а из раны полилась кровь.

— Где Лорд?

Тот заговорил быстро, скороговоркой, проглатывая слова:

— На Четвёртой Рождественской! Там встречались, ресторан там ещё в конце улицы, там он бывает!

— Как выглядит? Приметы?

Когда тот дал его описание, переспросил:

— Лорд — англичанин, в смысле?

— Да, британский подданный.

— Какие задачи перед Скобарём ставил?

— Прибрать лавру к рукам.

— Деньги давал?

— Да, на оружие, подкуп.

— Где деньги?

— Здесь, всё здесь, в саквояже!

— Володенька, отрежь ему нос.

— Нет, нет! Пожалуйста!

В последний момент, остановив Малого, уже схватившего того за нос, наклонился к бандиту:

— Где деньги? Последний шанс тебе даю.

— На квартире! — и назвал адрес.

— Это ваша хата?

— Да! Всё там и оружие, не убивай!

— Кто ещё с вами?

— Все наши здесь!

— Кто из полицейских в курсе о вас и Лорде?

Тот назвал фамилии. Я оглянулся на Ивана — тот злобно смотрел, уже пришёл в себя.

Вонь, стоявшая в комнате, раздражала до невозможности. Ко всему этому букету добавился запах дерьма — кто-то не выдержал. А я начал глубоко и быстро дышать, накручивая и заводя себя. Убрал револьвер в кобуру, вынул саблю и начал орать:

— Вы чё, суки поганые?! Твари помойные! Вообще берега попутали?!

И начал со всей силы рубить саблей того, кого допрашивал последним. Обращаться с саблей я не умел и действовал ею как дубиной, нанося страшные рубленые раны, но тот не умирал и даже не кричал — хотя кляпа у него не было, он только захватывал ртом воздух и как-то выгибался весь. Потом рубанул, видимо, по тазовой кости, и сабля развалилась. Я со злостью швырнул остатки рукоятки на пол, взял обломок клинка и воткнул его в мужика. Удивительно, но тот до сих пор был жив. Достал пистолет и начал наводить его на всех подряд. Тут уже даже Иван и Малыш пригнулись и старались не смотреть на меня.

Я подошёл к Шелесту и приставил револьвер к виску. Тот, надо отдать ему должное, держался достойно. Был бледный, с испариной на лбу, но не дёргался, не пытался отползти или мычать что-то. Только сейчас его рассмотрел — он оказался удивительно похож на знаменитого Александра Солоника времён, когда тот был бородатый и волосатый. Прямо удивительно схожий типаж: невысокого роста, среднего телосложения. Отделали его знатно, но ничего — жить будет. Тут же рядом лежали избитые трое из его банды — собственно, вся верхушка. Как позже узнал, звали их Гриня, Наум и Панкрат.

— Нож, — обратился к Малышу.

Шелест только прикрыл глаза. Но у меня, естественно, были другие намерения. Я молча перерезал верёвки на руках и ногах, передал нож Малышу, чтобы тот освободил остальных своих.

— Докончите дело.

Разобрав ножи, вся компания посмотрела на меня, затем принялась методично, переходя от одного к другому, бить ножами под рёбра. Старались заходить с головы, чтобы с правой руки удобнее было. Некоторые умирали быстро, некоторые нет — нож вообще непредсказуемая штука. Был один, которого всего истыкали, а он продолжал шевелиться. Тогда Малой просто саданул ему дубиной по голове. Но гарантии, что он точно мёртв, я бы не дал — живучий гад.

Фома лично прикончил Скобаря — тот, несмотря на страшные травмы, был ещё жив. Как и мой пациент. Я выдернул обломок сабли из него и протёр тряпкой. Кивнул Володе, и тот тоже отработал его своей битой.

Теперь, пока впечатления сильны, нужно закончить начатое. Вся их ватага сбилась вместе, стояли и молча смотрели на меня, ждали, что будет дальше. Я уже совершенно спокойно обратился к Шелесту:

— Фома, подойди.

Несмотря на то что они сейчас были вооружены, я их не опасался.

— Остальные, оботрите и отложите ножи на стол.

Когда Фома подошёл, вытащил из кучи один из ножей. Они все расступились, когда я подошёл за ножом — выбрал самый красивый, с наборной рукояткой.

— Встань на одно колено.

Тот недоумённо заозирался. Я молча смотрел ему в глаза.

— Целуй нож.

Тот неохотя пододвинулся и коснулся сжатыми губами лезвия.

— Встань, Фома. С этого момента Фома Шелест — старший в Санкт-Петербурге и во всей России над ворами и жуликами. Он законник, коронованный вор, то есть тот, кто толкует воровской закон. Вы сейчас по одному подойдёте и принесёте ему воровскую присягу.

Вся сцена смотрелась немного театрально и страшно — собственно, чего и добивался. Вся наша жизнь, если вдуматься, строится на ритуалах и традициях. Это такие якоря, которые структурируют нашу жизнь, дают ей систему отчёта и начальную точку. Они запоминаются, и человек старается их транслировать, повторять — так появляются традиции и общества, основанные на традиции. Но всё начинается с ритуала, пусть в большинстве случаев и незначительного. Это не имеет значения — важны лишь регулярно повторяющиеся действия, несущие за собой какой-то смысл. На этом основываются все религии и тайные общества, хотя это по сути одно и то же.