С одного конца этого дворика, словно тёмный зев, из которого валит зловонный пар, смотрит на тебя низенький вход в стряпную, куда надо спуститься две-три ступеньки. Тут в совершенной темноте и копоти кипят огромные котлы с бычачьими внутренностями. Из-под полу прокрадывается красноватый свет пламени, скрытого под ним в большой и низенькой печи, но эти лучи только местами освещают чёрного повара, а вся остальная внутренность низкосводной стряпной остаётся в глубоком мраке. Пар стоит непроницаемым густым туманом, жара и духота убийственные, и ко всему этому невыносимая вонь, с которой могут сравниться несколько десятков заражённых трупов.

Тут-то и приготовляются эти закуски, в состав которых, как рассказывают люди, называющие себя очевидцами, входили иногда наряду с бычачьими внутренности и лошадиные, и даже собачьи, а о мелкой животине, вроде крысы, попавшейся в чан и изрубленной случайно, нечего и рассказывать.

Я отложил пирожок и потёр глаза руками.

— Да, Вань, спасибо тебе большое, вот прямо от души.

— Да Христа ради, всегда пожалуйста, — и заржал, сволочь такая.

Дальше шли молча. Я то и дело проверял рукой живот — не вырвет ли клапан после таких пирогов с «ливером». Иммунитет тут должен быть железный, чтобы не отравиться. А то съешь такое и будешь потом дристать дальше, чем видишь, — буквально на струе подниматься.

Меня терзали смутные сомнения.

— Слушай, это же не ты придумал?

— Неа, книжку умную прочитал. Был такой писака Крестовский, помер уже, с Путилиным вместе тут промышляли.

— А я-то думаю, что-то уж слишком гладко расстилаешь, друг мой…

— Образование — первое дело!

За такими невесёлыми мыслями зашли куда-то за сараи. И тут Иван резко вскинул руку, останавливая меня, и сам замер.

— А это что такое?

В проходах за сараями раздавался какой-то шум и возня. Мы ускорились. Я обратил внимание, что Иван даже не подумал вытащить револьвер.

— А ну стоять! — заорал он.

Сцена была красочная: трое набросились на здоровенного парня, повисли на руках, третий висел на шее, хватаясь за лицо и голову, а четвёртый, мелкий, пытался ткнуть здоровяка ножиком в живот. Но тот, вот же здоровый, отбивался от него ногой, одновременно пытаясь сбросить остальных, которые вцепились в него, как клещи.

— Шухер, фараоны!

— Ништо, — зашипел мелкий, ловчее перехватывая нож. — Что зассали? Их двое всего.

— Что, синий, пиками померимся? — сказал я, доставая саблю.

И тут произошло то, чего я не ожидал. Мелкий вор рявкнул на громилу:

— Рви их, малой!

И здоровяк, несмотря на то что его только что пытались зарезать, кинулся на нас — вернее, на Ивана, он стоял ближе к нему. Иван, хоть тоже мужик не из мелких, но сопротивляться этому быку не мог. В то же время вся банда отошла чуть назад, наблюдая за событиями. Открыто вооружён был только мелкий вор, остальные стояли с опаской — всё-таки двое полицейских для них тоже были силой, с которой не хотелось связываться. Видно было, что они хотели дать дёру, но подчинялись мелкому вору.

Когда бугай кинулся на Ивана и стал ломать его — драться-то они оба не умели, — быстро убрал саблю в ножны и заорал на здоровяка:

— Эээ, сюда иди, псина!

Тот на секунду замешкался, оттолкнул Ивана в сторону и сделал шаг на меня. Я был уже готов и, вкладываясь в удар, влепил ему боксёрскую двоечку: прямой в подбородок и сразу же слева, тоже в челюсть. Какой бы он здоровый ни был, от такого удара любой ляжет. Мгновенно пронеслось воспоминание, как меня самого так вырубали. Парень — а это был довольно молодой парень, несмотря на габариты, — упал назад уже без сознания. Ощущение было, что аж земля чуть содрогнулась. Вся шайка тут же профессионально рассыпалась в разные стороны, как крысы.

Я погнался за мелким. Бежать с саблей на боку — занятие не самое комфортное. Он был явно ловчее и быстрее. Сначала промчались вдоль торговых рядов — он хотел затеряться в толпе, но я не отставал, расталкивая людей. Тогда он свернул в один из складских коридоров. По обеим сторонам были сараи, где торговцы хранили свой скарб, но это был тупик — впереди забор, хоть и не высокий. Понял, что сейчас он перемахнёт его, и пока я буду перелезать, он скроется. На ходу достал дубинку, остановился, размахнулся и запустил ему по ногам. Попал хорошо — тот запнулся и влепился в забор. Следом я, прыгая на него всем весом прямо ногами, впечатал его в землю. Потом отошёл и просто забил его ногами со всей силы.

Когда тот уже не шевелился, размотал его кушак — или как это правильно тогда называлось, в общем, пояс, которым он был подпоясан, — и крепко связал ему руки, обшарив и достав нож. Привёл его в чувство и, взявшись за руки и подтянув их, как на дыбе, повыше — тот аж завыл, — пошёл с ним обратно. В таком положении особо никуда не дёрнешься — именно так водят конвойные в особых случаях. Задержанный при этом видит только свои колени и теряется в пространстве не только от боли и дискомфорта, но и от самого положения.

Когда подошёл к месту Куликовой битвы, Иван уже закончил так же вязать руки здоровяку. Тот до сих пор был в отключке, но теперь лежал на животе. Я подумал: а если бы у них этих поясов не было, как быть? Наручников нет, верёвок тоже с собой никто не носит — как они вообще людей-то задерживали?

— Ты почему не свистел? — это Иван, умаявшись и тяжело дыша, спросил у меня.

— Зачем? Чтобы сюда пол-Сенной сбежались? Может, и дружки вот этого вот, — я кивнул на мелкого вора, — могли бы и отбить их, если б толпой накинулись. А ещё бабы да зеваки набежали.

— Так и наши бы прибежали!

— Сами справимся. Не надо лишнего внимания привлекать. А ну держи этого, а я нашим пациентом займусь.

Передав задержанного Ивану, перевернул бугая обратно на спину. Пыль с булыжной мостовой покрывала его широкое лицо, из разбитой губы сочилась кровь. Потрогал челюсть — вроде не сломана. Дал тому пощёчину, одну, другую. Тот моргнул и начал приходить в себя, открыл мутные глаза и растерянным взором оглядел картину.

— Слышь, оглобля, начнёшь бузить — я тебя прям тут в капусту изрублю. Понял?

Тот мотнул крупной чубатой головой и испуганно посмотрел на меня. В этот момент, подняв взгляд, заметил знакомый картуз, выглядывавший из-за угла покосившегося сарая. Голова тут же исчезла в тени деревянных стен.

Ах ты, сучок мелкий, шпионишь! Знакомый пацан, Сашка, оказывается, следил за нами и всё видел. Ничего, молодец. Надо работать с ним и дальше.

Помог встать парню, ощупал его на предмет оружия, но у того ничего с собой не было. Да ему и не надо — он сам как оружие.

Повели задержанных в участок по узким переулкам между торговыми рядами. Воздух был пропитан запахом рыбы, солёных огурцов и навоза.

Я всё думал, как бы всё это переиграть. Общий план у меня был — ничего, будем импровизировать.

Зайдя в участок — я называл это по-новому, околоток как-то для меня странно звучало, как и многие другие слова и выражения. По сути, тут разные слои населения на разных языках говорили: чем ниже сословие, тем сложнее понять. У мастеровых свой сленг, у рабочих и моряков свой, ещё очень сильные региональные акценты. Чем дольше я тут был, тем интереснее было всё это классифицировать — даже появились кое-какие задумки по этому поводу.

При виде задержанных началась суета. Тускло горела керосиновая лампа, бросая жёлтые блики на облупившиеся стены. Я попросил одного из наших конвойных стражников, Матвея Игнатьевича — это те, что сопровождают арестантов, — поместить их в разные камеры. Тут вышел Савельев, поправляя китель и недовольно хмуря брови.

Не дав Ивану начать разговор, первым подошёл к начальнику.

— Здравия желаю, господин околоточный надзиратель! Вот только что Иван задержал опасного преступника. Извольте посмотреть.

Видимо, Савельев хотел отругать меня за паясничанье, но, увидев задержанного, только всплеснул руками.

— Ох ты! Так ведь это Миша Большой — известный разбойник! — И тут же, повернувшись к Ивану: — Ну, Иван Кузьмич, молодец!