— Да. С мая.

— Это так круто. Я бы с удовольствием сделала что-нибудь подобное.

Дженни была капитаном дискуссионной команды и матклуба. Встречалась с Дональдом Манчаузером, тощим парнем, который поступил в семинарию. Не знаю, насколько хорошо Дженни вписалась бы туда. Наверное, так же, как и я — то есть никак.

— Как учеба?

— Отлично! Остался год, потом педагогический колледж, и все. Не могу дождаться. Так вы с Джедом снова вместе?

Я закатываю глаза. Я знала, что это произойдет.

— Нет. Совершенно точно, нет.

— Я удивилась! Потому что слышала, что ты встречалась со своим боссом. Этим Вульфом.

— Он больше не мой босс.

Ее брови взлетают.

— Но вы встречались? — В ее голосе явно слышен скепсис.

Генри не говорил, что я должна хранить это в секрете. Просто не хотел навешивать ярлыки.

— Мы вместе, да. — Звучит нейтрально. И, честно говоря, мне не хочется это скрывать. Мне хочется кричать об этом на весь свет.

— И когда ты его снова увидишь? Он приедет сюда?

— Не знаю. Он очень занят.

Судя по выражению ее лица, она мне не верит. Что совсем не удивительно, но раздражает. К тому же, я все еще злюсь, что преподобный даже не упомянул Генри в благодарности. Та злобная жилка, которой раньше не было, вспыхивает глубоко внутри меня.

— Но, возможно, он звонит мне каждую ночь. — Пока только одну ночь, но ей не обязательно это знать. — И он прилетел со мной на своем частном самолете, просто чтобы я быстрее добралась.

— Правда? — Голубые глаза Дженни расширяются. — Это так романтично.

— Так и есть. А ты слышала, что он заставил лучшего хирурга-травматолога в стране бросить все и прилететь в Питтсбург, чтобы спасти папу, даже не сказав мне? Генри — главная причина, почему папа жив. Он потрясающий.

Дженни прижимает руку к груди.

— Боже, это так мило!

— Да. — А теперь иди и расскажи всем.

— Когда он приедет, надо куда-нибудь сходить.

— Конечно. — Улыбаюсь. Ни за что. Я не стану делить свое время с Генри с Дженни или ее подругами — это единственная причина, по которой они хотят пообщаться со мной. — Мне пора. На ферме много дел.

— Конечно. Еще увидимся.

Я иду через парковку к своему старому грузовику — подарку папы, который я вожу с семнадцати.

И считаю часы до следующей встречи с Генри. Даже если только на экране.

— Серьезно, не знаю, что бы мы без вас делали, парни, — кричу я, перекрывая рев двигателя фермерского грузовика.

— Не переживай, Эбигейл. Поможем, чем сможем, пока Роджер встает на ноги. Жаль, не можем больше, но… — Барт Милнер пожимает плечами и виновато улыбается.

— У вас своя ферма. Мы понимаем. — Барт три раза в неделю оставляет сына управляться с утренним выпасом их коров, чтобы помочь с нашими овцами и свиньями, освобождая меня для миллиона других дел. Настоящая находка.

— Как Роджер, кстати? Слышал, что-то о травме головы?

Я борюсь с желанием закатить глаза. Мама кричала на врачей, пока те не провели повторное обследование, но результат не изменился — кроме царапин и шишек, с его головой все в порядке.

— Сходит с ума от безделья, но врачи выпишут его со дня на день. Придете на праздник в честь его возвращения? — С несчастного случая прошло три недели. По субботам и средам я езжу на машине в Питтсбург, чтобы поиграть в карты с родителями, рассказываю о делах на ферме. Но я смогла провести совсем мало времени наедине с отцом, потому что мама вечно крутилась рядом, вставляла свои пять копеек, которые больше походили на мешок монет, сброшенный мне на голову.

— Передавай им привет.

Я хлопаю по дверце его грузовика.

— Увидимся в воскресенье на службе?

Барт подмигивает, заводя мотор.

— Обязательно.

Грузовик с грохотом уезжает по дороге, поднимая пыль, когда попадает в бесчисленные выбоины. Я с тоской смотрю ему вслед, и в животе шевелится ностальгия. Это напоминает мне о том, как я ехала по старой дороге к дому Вульфов на Аляске.

Прошло почти три недели с тех пор, как Генри последний раз обнимал меня.

Такое чувство, что годы.

Я скучаю по нему так сильно, что мне хочется кричать.

Да, он пишет мне пару раз в день — обычно утром и перед сном. В основном, чтобы пожелать доброго утра и спокойной ночи. Он никогда не был большим любителем общаться, особенно с помощью сообщений.

А еще есть ночи, когда нам удается созвониться по видео — если я не валюсь с ног от усталости, а он не занят на встречах, и разница во времени играет нам на руку.

Эти ночи волнующие, но в то же время и мучительные. Я вижу его, но не могу прикоснуться. Он не может прикоснуться ко мне. Мне надоело пользоваться своим воображением. Я хочу настоящего.

Хочу, чтобы он вернулся в Нью-Йорк и оставался там, пока я не выберусь из Гринбэнка. Всего пять часов на машине. Я готова ездить к нему каждую неделю.

Но он еще не вернулся. Сначала это был проект с горнолыжным спуском, чтобы Wolf Cove стал роскошным курортом и работал круглый год. Потом на прошлой неделе ему пришлось срочно улететь в Прагу из-за серьезных проблем с открытием нового отеля. Кто знает, что произойдет на следующей. Я начинаю думать, что те несколько недель на Аляске были редким исключением, которое больше никогда не повторится.

Что, если это действительно так? Если это то, что он имел в виду, говоря о «слишком разных жизнях»? Может, дело не в его деньгах и власти, а в том, что его просто никогда не будет рядом?

Он никогда не остановится?

Может, Генри из тех, кто не ищет стабильности.

Я стараюсь быть занятой: собираю яйца, ухаживаю за животными, кошу траву, оплачиваю счета, отвечаю на звонки о зерне и сене, ухаживаю за садом, пока не засыпаю с телефоном в руке и слюной, стекающей по подбородку. Потом я просыпаюсь, и все повторяется сначала. Это непростая задача — поддерживать жизнедеятельность фермы.

И все же я живу этими сообщениями и звонками от Генри.

Я достаю телефон из заднего кармана и проверяю не появилось ли чего-то нового. На мое «доброе утро» он не ответил. С Прагой разница во времени составляет шесть часов, так что, вероятно, он напишет только к четырем. Что бы там не произошло, кажется, это дорого обходится компании. Когда мы созванивались последний раз, он был угрюмым.

И куда более требовательным.

Пытаясь не испытывать разочарования, я прячу телефон и иду туда, где Джед, Томас и Бен — двое шестнадцатилетних парней из нашей общины, которых папа нанял на уборку — складывают тюки сена. Жан работает в поле с пресс-подборщиком².

— Во сколько приедет парень Рэнди? — кричит Джед.

— Он сказал к одиннадцати, но папа говорит, что он вечно опаздывает.

Рэнди Сом владеет шикарной конефермой в десяти милях отсюда и каждый год закупает у нас сено. Условия всегда одни и те же — мы загружаем свои прицепы, они разгружают. Все шло гладко, пока сегодня утром ось одного из прицепов не сломалась прямо на подъездной дороге. Теперь приходится перегружать все тюки на другой, прежде чем мы сможем его починить. Конечно, можно позвонить Рэнди и сказать, что доставка задерживается, но мама утверждает, что он вредный старик и может просто назло купить у кого-то другого.

Джед останавливается, чтобы стереть пот, и отбрасывает волосы со лба. Он тихо чертыхается, окидывая взглядом оставшиеся тюки. Он уже снял футболку, пытаясь остыть, и теперь демонстрирует свое загорелое мускулистое тело.

— Значит, мы должны быть готовы к одиннадцати. Давайте поторопимся, — бросает он другим парням.

Те отвечают недовольным ворчанием. Работа тяжелая. Иногда мне кажется, мы платим им недостаточно. Хотя технически Джед вообще ничего не получает.

Конечно, папа потом сунет ему конверт с наличными, Джед устроит сцену и оставит его на кухонном столе, а мама будет причитать:

— О, Эбигейл! Посмотри, какой он благородный!