— Интересно, Дженни вспомнит, как блевала на мамины розы? — Бормочу я, рассматривая серое с серебряным отливом постельное белье и нежные цветочные акценты в комнате Генри. Мистер и миссис Роудс выделили ему мансарду — просторную, на весь этаж, и с видом на сад, за которым я когда-то ухаживала. Без сомнения, лучшую комнату в гостинице.

— Она ничего не вспомнит. К концу вечера она вряд ли даже видела нормально, — Генри тянется назад, чтобы снять через голову свою темно-синюю футболку, позволяя мне полюбоваться его грудью и животом, рельефными мышцами и гладкой загорелой кожей. Раньше мне не удалось насладиться этим зрелищем, я сидела к нему спиной.

Заметив, что я застыла, уставившись на него, он стонет:

— Не смотри на меня так, Эбби. Я слишком устал, чтобы что-то с этим делать.

Обычно этот мужчина ненасытен. Если Генри говорит такое, значит, он действительно выжат. Мое сердце сжимается, когда я напоминаю себе, что он прилетел сюда с Аляски всего на один день, отложив поездку в Пекин. Да, он генеральный директор, но я помню, каким кошмаром было перестраивать его встречи. Майлз меня, наверное, ненавидит.

— Если не возражаешь, я приму душ. Я чувствую, что мне нужно смыть с себя этот вечер.

Он тянется за телефоном.

— Давай. Мне нужно решить кое-какие рабочие вопросы.

Ванная маленькая, но уютная, со стеклянной душевой кабиной справа. Я раздеваюсь, захожу внутрь и встаю под струи горячей воды. Последние два дня были ужасными и потрясающими одновременно. Появление Генри заставило меня забыть весь этот кошмар с мамой, но рано или поздно мне придется с ним разобраться. Простить ее будет непросто — и за то, что она так глупо рисковала своим здоровьем, и за попытки разлучить нас с Генри.

Как убедить ее, что он хороший человек?

Потому что это так.

Просто он любит делать со мной плохие вещи.

Правильно ли было наблюдать за той парой? Получать удовольствие, глядя на них? Я бы и так кончила в его руках. Но он прав, я текла от самой развратности происходящего.

Это было так… пошло и грязно.

Мне не понравилось то, что происходило в бильярдной, но только потому, что там было некомфортно. Небезопасно. И Генри не было рядом. Я бы чувствовала себя иначе, окажись он там?

А потом потерять над собой контроль настолько, чтобы не остановиться? Зная, что у нас вот-вот появится аудитория? Пьяная, но все же. Они стояли у распахнутой двери, смотрели и слушали, как мы кончаем. Это был такой интимный момент — и тупые Дженни с Вероникой стали его свидетельницами.

Щеки пылают при одной мысли об этом.

Что это говорит обо мне, если в пылу страсти я допустила такое?

Дверь душа открывается, и Генри заходит внутрь, заполняя собой все свободное пространство. Он наклоняется, нежно целует меня в губы, ладонь скользит по моей заднице.

— Болит?

— Немного. — Сначала щипало от мыла, но, когда я закончила мыться, все прошло. Мне нравится продолжать ощущать его внутри.

— Что-то не так?

— Нет.

— Эбби… Я слишком устал для игр.

Я изучаю его, когда он запрокидывает голову и подставляет волосы под струи воды.

— Что именно ты делал?

Он усмехается.

— Можешь выражаться яснее?

— Ну знаешь… в сексуальном плане?

— А, — он выдавливает на ладонь немного шампуня. — Спрашивай конкретно, я отвечу.

— Конкретно?

— Если тебе интересно что-то определенное, я отвечу, делал ли я это. Но я не собираюсь перечислять все свои грешки, будто исповедуюсь священнику.

В голове всплывает образ Генри в узкой деревянной исповедальне, рассказывающего детали своих похождений. Он довел бы священника до сердечного приступа. Ладно…

— У тебя был секс сразу с двумя женщинами?

Он начинает намыливать волосы.

— Да.

— Сколько раз?

— Не считал.

Я закатываю глаза.

— То есть больше пары раз?

— Да. — Он усмехается.

— А больше чем с двумя?

Он медлит с ответом.

— Серьезно?

— Пару раз.

Я пытаюсь представить себе это — все эти женские тела и только один Генри. Даже сейчас, в расслабленном состоянии, его член впечатляет, минимум пять дюймов.

Он тихо смеется, и я понимаю, что хмуро смотрю на его член.

— Хочешь узнать что-то еще?

— А как насчет мужчин? Ты когда-нибудь спал с мужчиной?

— Нет.

— Хотел?

— Нет.

— Делал что-нибудь с мужчиной?

— Делил женщину, если это считается.

— А. — Марго. Как я могла забыть.

Как именно это было? Как у меня с Ронаном и Коннором? Воображение возвращает меня в тот день в грузовике. Это было… интенсивно, но по-своему интимно, потому что я полностью им доверяла.

— Даже не думай, — бурчит Генри, будто читая мои мысли.

Я молча наблюдаю, как он смывает пену с волос, мыльные струйки стекают по его груди и животу. Любопытство, наконец, берет верх.

— Почему нет?

— Почему нет… что? Почему я не позволю, чтобы другой мужчина трахнул тебя? — Его голос становится резким.

Инстинктивно я тянусь к нему, успокаивающе проводя пальцами по рельефу живота.

— Я не хочу другого мужчину, Генри. Мне просто интересно, почему ты не хочешь делать это снова.

— Есть много вещей, которые я сделаю с тобой и для тебя, если ты попросишь. Но делить тебя с другим мужчиной — не входит в их число.

— Почему? — Я вынуждаю его сказать это вслух, рассказать о своих чувствах. Он должен это понимать.

Он берет кусок мыла, начинает намыливаться, но ничего не отвечает.

— Ты делил… ее.

— Она была никем.

— А я…

Его челюсть напрягается.

— Нет.

Мое сердце сжимается. Как бы плохо Генри не выражал свои чувства, я их ощущаю. Пока мне этого достаточно.

На данный момент.

Я прижимаюсь к нему так, что соски почти касаются его кожи, встаю на цыпочки и ловлю его губы. Он не отвечает на поцелуй, но и не отстраняется, дыхание становится прерывистым, когда я провожу языком по линии его губ, пытаясь разжечь в нем желание.

Наконец он отвечает коротким, почти целомудренным поцелуем.

— Ты закончила?

— Да.

Его руки обхватывают мои бедра и разворачивают меня.

— Я скоро выйду.

— Ты меня выгоняешь? — Я обиженно надуваю губы.

— Тесные душевые — это не мое. — Он открывает дверь, шлепает меня по заднице и выпроваживает.

Что ж, справедливо.

«Скоро» оказывается десятью минутами. Десятью минутами, чтобы вспомнить всю эту безумную ночь — от того, как я оказалась заперта в бильярдной до появления Генри и того, что мы делали в его грузовике, и на что я бы никогда раньше не решилась.

Генри, кажется, предпочитает рискованные вещи. Ему нравится наблюдать и нравится, когда наблюдают за ним. У него был секс, больше чем с одной женщиной. Он делил женщину, делал Бог знает, что еще, и тот факт, что я даже не могу придумать, о чем спросить, лишь подтверждает мою неопытность.

Что еще он захочет от меня?

Стоит ли беспокоиться, что простого секса со мной со временем ему окажется недостаточно?

Он говорит, что не хочет делить меня с кем-то, но что, если это изменится? Что, если однажды мне придется делить его с кем-то, чтобы утолить его аппетит?

Одна мысль о том, что его член окажется внутри другой женщины, заставляет сердце сжиматься.

Неужели правы те, кто говорит, что я не из тех девушек, которые могут удержать интерес такого мужчины? Может, дело вовсе не в деньгах.

Когда дверь ванной открывается, Генри выходит и ложится в постель рядом со мной, свет лампы падает на его прекрасное обнаженное тело, и я не могу не задаться вопросом, как долго я еще смогу его удовлетворять прежде, чем меня станет недостаточно?

— Эй.

Он наклоняется, целует меня и одновременно выключает прикроватную лампу, погружая нас в почти полную темноту, только слабый свет уличного фонаря проникает внутрь.