Я делаю как он говорит, становлюсь коленями на тюк и подставляю ему свою задницу. Генри раздвигает мои ноги как можно шире, пока я не опираюсь на локти и не прижимаюсь лбом к сену, чтобы сохранить равновесие, чувствуя, что, он вот-вот разорвет меня. Но Генри знает, что делает и быстро заставляет меня забыть о неудобстве, его удары бедрами становятся жестче, быстрее, пока я не вцепляюсь пальцами в разорванное платье, сдерживая крик. Если бы не легкий ветерок, уносящий наши стоны, я бы боялась, что звуки долетят до дома. Но все, что я слышу — это шлепки его бедер по моей заднице и хлюпающий звук, с которым он погружается в мою влажную глубину.

— Ты вся течешь, — бормочет он между тяжелыми вздохами.

— Я скучала по тебе. — И, если он продолжит в том же темпе, очень скоро я кончу.

Он замедляется на мгновение — и я проклинаю себя за то, что сказала это, потому что, кажется, он знает, о чем я думаю, — но затем ускоряется, снова опуская руку к моему клитору. На этот раз он щиплет его. Нежно, но достаточно, чтобы заставить меня зашипеть, потому что он сейчас очень чувствительный.

— Да? И насколько сильно?

— Очень.

— Ты думала обо мне?

— Каждый день и каждую ночь.

— И? Что ты делала по ночам?

Ему нужны подробности. Генри обожает грязные подробности.

— Трогала себя.

— До оргазма?

— Всегда. Ты заставлял меня кончать каждую ночь.

Теперь его ритм безжалостен. Завтра мои колени будут все исцарапаны соломой, даже несмотря на ткань.

— Только я?

— Только ты. Это всегда будешь только ты, Генри. Я… — Я прикусываю язык, чтобы не выпалить то, что действительно хочу сказать.

Я так люблю тебя.

Внезапно он выходит из меня, переворачивает на спину, крепко хватает за бедра и приподнимает, отрывая от сена. И он внутри — так глубоко, что это граничит с болью.

Теперь я вижу его всего: голубые глаза прямо перед моим лицом, грудь, подрагивающую от напряжения, идеальный рельеф мышц, спускающихся к его великолепной длине, этот член, с каждым движением самозабвенно врезающийся куда-то глубоко внутри меня.

Кровь приливает между ног, сводя мышцы судорогой, а ощущения отправляя в пропасть. Его имя срывается с моих губ в хриплом крике, пока я пытаюсь сохранить контроль. Но в этом вся суть Генри, всего, что происходит между нами — с ним я теряю всякий контроль.

Секунду спустя он издает низкий, животный стон. Я чувствую, как он пульсирует внутри, заполняя меня горячими струями. От одной мысли об этом я дышу чаще, раздвигаю бедра шире.

Со вздохом я поворачиваю голову, волосы рассыпались по плечам, частично закрывая лицо.

Но недостаточно, чтобы не заметить Джеда, стоящего у угла амбара с каменным выражением лица.

Он исчезает в мгновение ока — я успеваю только моргнуть и открыть рот, но крик так и не вырывается.

— Боже мой! — Еще две минуты назад, находясь на грани оргазма, мне было бы все равно, если бы все работники фермы пришли посмотреть на наше представление. Но сейчас я в ужасе.

Генри выскальзывает из меня и натягивает боксеры, будто ничего не произошло.

— Ты видел его? Как долго он смотрел?

Он наклоняется, чтобы натянуть на меня трусики, медленно проводя руками по бедрам. Потом стаскивает меня с тюка, чтобы одеть до конца.

— Достаточно, чтобы до него дошло, я надеюсь.

— Что? Ты знал, что он там? — В моем голосе звучит обвинение.

— Да, — бормочет он, наклоняясь, чтобы провести языком по соску и втянуть его в рот.

Это отвлекает, но недостаточно.

— Генри…

— Что? Тебе нравится смотреть, но не нравится, когда смотрят на тебя?

— Только не Джед! Он видел меня полностью голой!

Он встает и натягивает футболку.

— Он никогда раньше не видел тебя голой?

— Нет! Ты был первым! — Ну, и Кэти, моя раскрепощенная соседка по хижине в Wolf Cove, которая любила врываться ко мне в душ. Но Генри был первым мужчиной.

Он усмехается.

— Еще лучше. Теперь он точно знает, что потерял.

Он хватает мой бюстгальтер и хмурится.

— Как это вообще надевается?

— Наконец-то хоть в чем-то ты не эксперт, — ворчу я, вырывая бюстгальтер из его рук и быстро застегивая. — И это не смешно.

Генри вздыхает.

— Я заметил его прямо перед тем, как мы кончили. Я не собирался останавливаться из-за него.

— Отлично. — Мои щеки горят. Кто знает, как долго он стоял там.

— Эй… — Он берет меня за подбородок, заставляя встретиться с ним взглядом. — Он прекрасно знал, что застанет, когда пришел искать тебя. Ну и что, что он увидел, как мы трахаемся? Может, теперь он соберет вещи и уедет в колледж, как хороший мальчик.

Я не уверена, что он так поступит.

— Разве ты не застала его за тем же самым?

— Да, и мне было больно!

— Но ты ничего ему не должна. Между вами все кончено, верно? — В его голосе звучит вызов.

— Да, конечно, мы расстались.

— Тогда почему тебя беспокоит, что реальность ударит по его самолюбию после того, как он с тобой обошелся?

Я задумываюсь.

— Нет, дело не в этом. Просто… это был такой личный момент для нас. — Даже здесь, за амбаром, под открытым небом. — Я не хотела делиться этим с ним.

Он натягивает на меня порванное платье и застегивает уцелевшие пуговицы.

— Тебе нечего стыдиться. Он остался смотреть, потому что хочет то, что теперь принадлежит мне. — Он притягивает меня к себе и целует мягко и нежно. — Но он этого не получит.

Генри ведет себя как собственник, но мне это нравится.

Прохладный вечерний воздух напоминает о том, что платье едва прикрывает меня.

— Как я объясню это маме?

Он усмехается.

— Она догадается и возненавидит тебя еще сильнее.

— Она и так меня ненавидит. — Когда я хмурюсь, он вздыхает. — Я видел другое платье на бельевой веревке. Полагаю, это твое. Надень его, прежде чем зайти. Она заметит, что ты переоделась, но хотя бы не будешь полуголой.

Я не могу сдержать улыбку.

— Ты всегда на шаг впереди. Как будто все спланировал.

— Это ты соблазнила меня, помнишь? Я вел себя вполне прилично. Хотя… я целый день мечтал сорвать с тебя это платье. — Он обнимает меня за талию и ведет обратно через амбар. — Но мне пора.

Я прижимаюсь головой к его груди, чтобы еще немного насладиться теплом.

— Спасибо, что остался. Я не думала, что ты сделаешь это.

— Я тоже не думал.

Мы идем по тропинке, и пятьсот ярдов до дома и его грузовика заканчиваются слишком быстро. Вечернее небо темнеет, на нем уже проступают первые звезды.

— Нью-Йорк, а потом…?

— Лос-Анджелес, Сиэтл, Аляска. Дальше… не уверен. Спроси у моего ассистента.

— Как там… Напомни, как его зовут?

— Майлз. — Он усмехается. — Я пока не заставал его в нижнем белье на своей кровати, так что все в порядке.

— Во всем виноваты эти дурацкие колготки, которые ты заставляешь носить своих сотрудниц, — говорю я со смешком, вспоминая свои первые дни в качестве ассистента Генри. Это был настоящий ад. Я все путала и не сомневалась, что он меня уволит. И даже не подозревала, что нравлюсь ему. Что бы я отдала, чтобы вернуться и снова стать его ассистенткой! Хотя… тогда нам пришлось бы скрывать наши отношения, а я больше не хочу этого.

Пусть я и застряла на этой ферме в Пенсильвании, но хотя бы нам не нужно скрываться.

— Кто-нибудь догадался?

— Белинда подозревает, но пока не спросила прямо. Остальные… нет, еще нет. Но я уверен, что скоро все узнают.

— Тебя это беспокоит?

Он тяжело вздыхает.

— Отец, конечно, устроит мне взбучку. Но то, что я перевел тебя в другой отдел и уехал с Аляски, сыграет в нашу пользу. А теперь… это вообще не важно. Ты больше не сотрудник Wolf, а у меня 61% акций. И будет еще больше, когда отец умрет.

Он редко говорит об отце или о том, что ему осталось максимум три года из-за рака поджелудочной железы. Я хочу спросить, но меня отвлекает порыв ветра, раздувая платье и заставляя придерживать его, чтобы оно не распахнулось.