— Хорошо... потому что ты так глубоко во мне, что я никогда не выживу без тебя, Шона. — Он снимает мои ноги со своих плеч и падает на меня, так что теперь наши груди соприкасаются. Давление, которое было раньше, ослабло, но его заменило нечто столь же глубокое — всепоглощающая любовь.
— Форрест. — Я беру его лицо в обе руки и притягиваю его губы к своим, страстно целуя, вкушая его, пока мы стремимся к разрядке.
Я чувствую, как становлюсь все влажнее, все туже, и давление нарастает в моем центре. Форрест тоже знает, что я близка, потому что он просовывает руку между нами, чтобы погладить мой клитор, пощипывая и потирая его, помогая мне достичь пика. И тогда, когда его толчки ускоряются, я понимаю, что он тоже близко.
— Черт, Шона...
— Я кончаю, — объявляю я, сжимая его и крича от оргазма, впиваясь ногтями в его плечи. Я задыхаюсь, пока волны продолжают наступать, и мне кажется, что они никогда не закончатся.
Когда Форрест наконец замирает, наши тела одновременно расслабляются. Он выходит из меня и падает на кровать рядом.
— Господи, женщина. — Он обвивает рукой мою талию, прижимая меня к себе так, что моя спина упирается в его грудь.
— Мне бы теперь вздремнуть, — бормочу я, а он тихо смеётся.
— Спи сколько хочешь, детка. Я всё равно воспользуюсь шансом заполучить тебя только для себя.
— Ну, тогда мне и жаловаться грех, — говорю я, перекатываясь на спину, а Форрест вновь переваливается надо мной.
— Единственное, на что ты будешь жаловаться, когда я с тобой закончу, — это на то, что твой клитор будет чертовски чувствительным, — произносит он, опускаясь между моих ног и облизывая меня снова и снова.
Улыбаясь потолку, я только выдыхаю: — Ну… бывают проблемы и похуже.
Эпилог
Форрест
— Чёрт, мы и правда хороши, когда при параде! — заявляет Уокер, поправляя галстук перед зеркалом рядом со мной.
— Единственная причина, по которой я вообще надел костюм, — это потому что Шона меня попросила. Иначе ты же знаешь, мы бы все были в джинсах и ботинках, — отвечаю я, глядя на своё отражение рядом с ним.
Сегодня день нашей свадьбы, и хоть мы женимся прямо на ранчо, только в кругу близких друзей и семьи, Шона умоляла меня надеть костюм и галстук. В последний раз она видела меня в костюме ещё на выпускном, и моя цель в жизни — делать эту женщину счастливой, так что если она хочет видеть меня в костюме — значит, я блять надену костюм.
К тому же я надеюсь, что позже она раздерёт его на мне зубами — тогда точно не зря проторчу в нём несколько часов.
По крайней мере, это удобнее, чем тот чёртов костюм эльфа.
С момента, как я сделал ей предложение, прошло всего два месяца, но мы оба не хотели ждать дольше, чтобы пожениться. К тому же Шона хотела пройтись к алтарю, пока живот ещё не так заметен, потому что платье, которое она выбрала, сильно обтягивает фигуру.
Я уже вижу, как её тело начинает меняться, и, чёрт возьми, мне это нравится. Но главное — я хотел, чтобы у неё была свадьба мечты.
Моя свадьба мечты? Это всегда была та, где она идёт ко мне.
Остальное не имело значения.
Она переехала ко мне сразу после того, как мы вернулись из Вегаса, и как только я надел кольцо ей на палец, она сразу включила режим свадебного планирования.
Пенелопа снова вышла на связь по поводу некоммерческого фонда Мэддокса, и по её лицу я понял, что она всей душой там ещё до того, как сказала «да». Она пока работает удалённо и продолжит после рождения ребёнка. А пока она организовывает свадьбы здесь, на ранчо, особенно потому, что хочет набраться опыта, когда мы возьмём всё в свои руки.
Мои родители сказали, что хотят управлять делами ещё пять лет, а потом подготовят документы, чтобы передать бизнес нам. Земля всё ещё будет их собственностью, но мы с братьями решили вести всё вместе. А Хави станет моим новым партнёром по бизнесу уже в начале следующего года.
Жизнь стала безумной и бурной, полная противоположность тому, какой она была раньше. Но я с радостью приму все перемены и трудности, если это значит, что Шона будет рядом.
— Где папа? — спрашивает Уайатт, глядя на дверь. Мы сидим в одной из комнат в главном доме, ждём, когда пора будет идти к амбару. Сейчас февраль, погода ещё немного непредсказуемая, но нам повезло — ветра почти нет, просто холодно. Зато в амбаре тепло, так что гостям будет уютно и комфортно.
Может, папа проверяет, всё ли готово.
— Он сказал, что будет здесь с минуты на минуту, когда я его видел, — отвечает Уокер.
— Я здесь, — объявляет он, заходя в комнату — седые волосы аккуратно зачёсаны назад, костюм сидит на теле, которое всё ещё внушает уважение, когда он входит. — Уайатт, Уокер… можно мне на пару минут остаться с Форрестом наедине?
Мои братья-близнецы переглядываются и выходят к двери. — Без проблем, пап. Только не перегни с предсвадебной речью, ладно? — говорит Уокер.
— Ты-то её не получал, — парирует папа, и мы все трое смеёмся. Когда они уходят, он подходит ко мне, я стою у окна, глядя на облака. — Как ты себя чувствуешь?
— Я чертовски готов, пап. — Поворачиваясь к нему снова, я смотрю ему прямо в глаза. — Я ждал этого очень долго.
— Я знаю. И я тоже ждал этого дня. — Он достаёт коробочку из внутреннего кармана, и тут меня осеняет.
Часы.
— Я знаю, что ты догадывался, что это будет, но сначала ты должен услышать историю.
Я дарю ему лёгкую улыбку. — Давай.
— В день, когда я женился на твоей матери, я был комком нервов.
— Серьёзно?
— Ага, — он смеётся. — Но не потому что сомневался. Я боялся — боялся, что у нас не получится, боялся, что не смогу дать ей всё, чего она хотела.
Я усмехаюсь. — Понимаю тебя.
— Любой хороший мужчина, который по-настоящему любит свою женщину, поймёт. Мои родители всегда были счастливы и влюблены. Так вот, я спросил у отца, в чём их секрет.
— И что он сказал?
— Тридцать секунд.
— Что? — спрашиваю я, нахмурившись.
— Целуй её не меньше тридцати секунд каждый день, Форрест. Вот как сохранить всё это. — Он открывает коробочку, достаёт часы и переворачивает их, показывая гравировку сзади.
Не меньше тридцати секунд.
— Что-то маловато, — поддеваю я.
Отец улыбается. — Знаю, но поверь, когда родится ребёнок и жизнь начнёт забирать всё то время, что раньше было только вашим, ты поймёшь, что тридцать секунд — это много. Но суть в том, что это крошечная вещь, которую ты можешь сделать, чтобы сохранить любовь между вами. В конце дня ты как минимум должен ей это — тридцать секунд прикосновений, времени, любви.
Проглотив комок в горле, я киваю. — Я тебя понял, пап.
Он надевает часы мне на запястье и застёгивает их. — Я горжусь тобой, сын. Ты заслужил этот день так же, как и она.
Я обнимаю отца, хлопаю его по спине, сдерживая слёзы. — Спасибо, пап. Я тебя люблю.
— И я тебя люблю.
Через тридцать минут мы с братьями и отцом направляемся к амбару, украшенному мягкими розовыми, тёмно-зелёными и белыми оттенками. Везде видны штрихи Шоны, но единственное, чего не хватает, — это её самой.
Когда заиграла «Marry Me» от Train, я выхожу вперёд после того, как провёл маму к алтарю, и с нетерпением жду свою невесту.
Сначала идут Эвелин и Уокер, глядя друг на друга так, словно в зале больше никого нет. За ними следуют Уайатт и Келси, расплываясь в улыбках, когда видят меня. Уиллоу, лучшая подруга Шоны со времён колледжа, идёт одна и подмигивает мне с другой стороны прохода, когда останавливается напротив.
Потом появляется сын Хави с подушечкой для колец, а за ним его дочь и Кайденс, которые неуверенно идут по проходу, разбрасывая розовые лепестки роз по белой дорожке.
И вот я вижу её — моего ангела, мою лучшую подругу, мать моего ребёнка — моё всё.
Шона держится под руку с мамой и Фрэнком, идя ко мне по проходу. И когда я вижу её платье, у меня чуть слюна не капает.