- Мне очень жаль, моя дорогая, - продолжал док. - Но я считаю, что ситуация достигла той стадии, когда самое большее, что мы можем сделать, - это позаботиться о его комфорте.

Лейла поняла, что не хочет, чтобы кто-то из них задавал очевидный вопрос, но Таксо все равно задал. - Как долго?

- Невозможно сказать наверняка. Учитывая состояние его легких, возможно, месяц. Хотя вам следует приготовиться к внезапному ухудшению. - Он протянул Таксо небольшую бутылочку. - Концентрированный диаморфин, любезно предоставленный другом-агри, который работает на маковом поле. Это поможет справиться с болью и... - Он сделал паузу, черты лица сложились в приглушенную гримасу. - На случай, если станет хуже.

Ей захотелось ударить его. Спрыгнуть с крыши и нанести сильный удар прямо в центр его лица. Не из-за его бессердечия, а потому что он был рядом. Ударив кого-то, можно было сбросить давление, нараставшее в груди, и она не могла причинить вред Таксо или Кухле. Вместо этого она отвернулась, крепко обняла себя за плечи и уставилась на тусклый свет «Искусства» и город за его пределами.

После полусерьезного отказа док Пиллер принял оплату за диаморфин в виде шести пайковых читов и удалился. Лейла не смотрела ему вслед, зная, что перед соблазном пойти за ним будет трудно устоять.

- Я зайду завтра, - услышала она слова Кухлы. - С супом.

Лейла повернулась, чтобы посмотреть, как она уходит. Исчезающий звук ее шагов сопровождался повышенным голосом Таксо. - Ты спускаешься? - - позвал он. - Или ты действительно хочешь, чтобы я забрался наверх?

Оказавшись на лестнице, она ухватилась за балюстраду, на предплечьях выступили вены, но потом она заставила их расслабиться. Таксо не спросил, как она себя чувствует, и ничего подобного, что вызвало у нее чувство благодарности, но не настолько, чтобы заглушить неловкую смесь гнева и беспомощности, бурлящую в ее нутре.

- Ты слышала, что он сказал. - Его голос звучал странно для ее ушей, гораздо спокойнее и контролируемее, чем следовало бы.

- Харбор-Пойнт. У них есть все, что ему нужно. Крестовым дается право выбрать одну вещь, которую они могут привезти с собой. Это стоит риска.

- Так сказал Торн?

Лейла крепче вцепилась в балюстраду, чтобы выпустить из себя вспышку гнева. Таксо недолюбливал Торна. Стрэнгу нравился, но Таксо никогда не питал к нему теплых чувств, и она знала, что он не пролил много слез, когда отправился за стену. Однако до сих пор он всегда любезно избегал этой темы. Теперь же, похоже, сдержанность не имела значения перед лицом ее решительной глупости.

- Ты видела, что сделал с ним Отбор, - сказал он с безжалостной настойчивостью. - И он даже не выдержал...

- Стрэнг умирает, черт возьми! - - вклинилась она, решив, что тоже может быть безжалостной. Она повернулась, чтобы встретить бледное негодование на лице Таксо, не желая уклоняться от него. - Он умрет, если я не смогу достать ему необходимые лекарства. Это же так просто.

Она ожидала большего гнева, поэтому последовавшее молчание лишь еще больше накалило обстановку. - Ты помнишь Внешний мир? - спросил наконец Таксо. В его голосе чувствовалась твердость, которая заставляла ответить, и неотвратимое осознание того, что ей лучше послушать, что он скажет.

- Не так уж много, - ответила она, немного успокоившись. - В основном мелочи. Игрушки, с которыми я играла. Другие дети в детской. И дым. Когда началось Кормление, я помню, что было много дыма.

- А кормщики? Ты их помнишь?

На этот раз она ничего не сказала, поскольку было ясно, куда он клонит.

- Нет, - продолжил Таксо. - Ты не помнишь, потому что никогда их не видела. Если бы видела, тебя бы здесь сейчас не было. Это не просто больные люди, превратившиеся в дикарей. Они вообще не люди. Все, что ты знаешь, - это истории, которые ты слышала с детства, и даже я не знаю, правдивы ли они. Кормление было безумной попыткой добраться до редута. Кошмар, который я изо всех сил стараюсь забыть. В те времена, если ты видел Кормщика, то был уверен, что через долю секунды будешь мертв. Но я видел их, Лейла, этими двумя глазами. Я видел достаточно, чтобы понять: как только я окажусь за достаточно высокой стеной, за которой можно спрятаться, я больше никогда не выйду во внешний мир. Лейла, какой бы злой ты ни была, они злее. Как бы ты ни была быстра, они быстрее. И их больше, чем нас. Почему, по-твоему, так мало Крестовых возвращаются в наши дни? Внешний мир нам не принадлежит. И не принадлежит со времен Кормления.

- Если бы ты мог идти, разве бы ты не пошел?

Вопрос вызвал молчание, которое причинило ей больше боли, чем если бы он взорвался от гнева. Оно длилось до тех пор, пока после долгого вздоха Лейла не прошептала: - Прости. - Снова молчание, пока она не согласилась повернуться к нему лицом. - Мне жаль.

Его лицо было суровым, но в нем не было ярости, которую она ожидала увидеть. В основном она видела просто очень обеспокоенного человека. - Как думаешь, что это с ним сделает? - - спросил он. - Знать, что ты там?

- Не говори ему. Скажите, что я сбежала. Не могла смотреть, как он... как это происходит. Скажи ему, что я нашла работу в Агри или что-то в этом роде.

- Он всегда знает, когда я лгу, что бы я ни сказал.

Он возненавидит тебя за то, что ты ушла, и возненавидит меня за то, что я тебе позволил.

- Пока он еще дышит, я приму всю его ненависть. И ты мне не позволишь. Я просто делаю это.

Она прошла мимо него, решив поспать как можно дольше. Патруль крашеров должен был проверить вход в Подземку ранним утром, и она хотела пройти через него, как только они выйдут.

Его голос заставил ее остановиться у двери в театр. - Ты не пройдешь отбор.

Она не стала кричать в ответ, а лишь устало, но совершенно уверенно пробормотала, поднимаясь по трапу в свою комнату. - Да. Пройду.

- Ублюдки! - Лейла с досадой пнула ржавую банку, глядя на дверь в Подземку и особенно на висячий замок, скрепляющий цепи. Сегодня крашеры предпочли недобросовестно отнестись к своим обязанностям. Вместо обветренного и изъеденного старого друга, который так легко открывался ее ключом, она увидела совершенно незнакомый замок. Он был раздражающе массивным на вид и гораздо тяжелее своего предшественника. Вероятно, его изготовил какой-нибудь зэк в мастерских, который нашел запасы металла, не подверженного коррозии. О том, чтобы разбить его, не могло быть и речи, оставался только один выход.

Вздохнув, Лейла присела у замка и, расстегнув рюкзак, достала пластиковый пакет с набором отмычек. Инструменты достались ей в наследство от Стрэнга, ее наставника в этом искусстве. Где он этому научился, оставалось загадкой, но она знала, что некоторые татуировки, украшавшие его кожу, содержали косвенные упоминания о тюрьмах и преступных связях. Мир, как он любил говорить ей, был не таким уж и миром. Просто это было лучше, чем вот это. Таксо был украшен похожим образом, но не в такой степени. До того как Стрэнг заболел, они вдвоем иногда напивались и поднимали тост за «Уилера и Крэксмена. - Когда она спросила, что это значит, Стрэнг ответил, что это старый фильм. Она знала, что он лжет, потому что никогда не видела его в их коллекции дисков.

Взлом замка потребовал почти двух часов работы. Механизм был незнакомым, а на внутренних деталях имелось несколько заусенцев от неумелой сварки, которые часто мешали ее инструментам. Ей пришлось прощупывать внутренности и составлять мысленное представление о расположении рычага и штифта. После нескольких неудачных попыток ей наконец удалось надавить в нужных местах, и замок открылся с облегчением.

- Теперь самое легкое, - сказала она. Этот ритуал она повторяла с Дрешем каждый раз, когда они открывали дверь. Но сегодня Дреша здесь не было - по ее сознательному выбору. Скорее всего, он явится в театр в полдень и обнаружит, что ее нет. Она надеялась, что к тому времени, когда он попытается ее преследовать, все будет кончено, а необходимость взламывать новый замок снижала вероятность такого исхода.