После этого на стадионе воцарилась тишина. Высшая санкция обычно применялась к самым страшным преступникам. Отправка убийц, насильников и им подобных за стену на произвол судьбы была редким наказанием, но вызывала мало сочувствия у граждан. Применять это самое суровое наказание к азартным игрокам и шайнерам было чем-то новым.

- Должно быть, уже отчаялись, - услышала она ворчание Таксо, прежде чем голос мэра вновь наполнил стадион.

- Думаю, сейчас уместно, - сказал Флэк, - присоединиться к выражению признательности Специальной поисковой группе за их мужественные и самоотверженные усилия. - Отцепив руки от спины, он повернулся к линии крестовых и начал хлопать. Потребовалась пауза в несколько секунд и несколько тяжелых взглядов мэра, прежде чем люди в толпе начали присоединяться к нему. Некоторые делали это с нарастающим энтузиазмом, дополняя свои аплодисменты свистом или называя имя своего любимого Крестового.

- Ты всегда доберешься, Стэйв! - - кричала женщина неподалеку, подняв обе руки и упираясь ими в барьер.

Объект ее обожания почти не отреагировал. Самый старший из Крестовых, Стэйв был среднего роста, но мускулистого телосложения. Его лицо, возможно, было высечено из гранита, так как не выражало никаких эмоций, кроме, как полагала Лейла, раздражения. Реакция его товарищей по Крестовому была неоднозначной. Эйлса, подтянутая женщина рядом со Стэйвом, закатила глаза в знак презрения, а несколько других явно наслаждались вниманием, улыбаясь и махая толпе. Лейла заметила, что это были самые молодые из группы. Некоторые, возможно, еще даже не успели переправиться. А вот Стэйв и Эйлса совершили их немало, потеряв при этом товарищей. В частности, Стэйв потерял больше, чем большинство. Из трех последних переходов только он вернулся живым.

Трижды он появлялся у стены один, вся его команда погибла, включая Рехсу, его жену, которая была не менее знаменитым штурманом «Во Вне.

Флэк постарался продлить аплодисменты, но к тому времени, когда он снова заговорил, люди уже начали расходиться. Он произнес множество банальностей об опасности ложных слухов и напомнил о запрете на нелицензированные публичные собрания и «эгоистичную, преступную практику несанкционированной торговли. - Когда он, напрягая голос, провозгласил: - Вместе мы стремимся к будущему Редута!, - поле было уже на четверть пустым.

Дреш удалился, когда Флэк и Крестовые покинули сцену, увлеченные погружением в свои комиксы, а Лейла и Таксо остались ждать, пока стадион освободится. Она не смотрела на него, но чувствовала тяжесть его взгляда. Она совершила ошибку, приняв задумчивый вид.

- Нельзя, - сказал Таксо. - Это убьет его.

Она ничего не ответила, опустившись рядом с ним, когда он начал катить себя к туннелю.

Но ответ все равно прозвучал в ее голове: Если я не сделаю этого, то убью его.

Кухла ждала их у входа в Электрический дворец, вышагивая со сложенными на груди руками. Она поприветствовала их натянутой гримасой. - Я вызвала дока, - сказала она. - Мне пришлось.

Кашель Стрэнга больше походил на крик. Глубина боли, проявившаяся в шквале жестких, скрежещущих хрипов, заставила Лейлу замереть у двери в его комнату. Как всегда, когда становилось плохо, ей приходилось бороться с желанием убежать. Пойти на крышу и переждать. Пусть Таксо разбирается с этим. Она никогда не поддавалась этому желанию, всегда заставляя себя переступить порог. Сегодня она впервые пожалела, что не сделала этого.

- Сконцентрируйтесь, - повторил док Пиллер, приседая перед сгорбленным Стрэнгом, который продолжал кашлять. - Запомните ритм. Вдыхайте на три счета. Выдох - на четыре.

Как Лейла никогда не могла ненавидеть мэра Флэка, так и док Пиллер ей никогда не нравился. Худощавый мужчина средних лет, он обладал аурой невозмутимости, которая в лучшем случае раздражала, а в худшем - была черствой до жестокости. Она пыталась напомнить себе, что, будучи врачом клиники искусств, его роль требовала эмоциональной брони, выходящей далеко за рамки нормы. Но все же суровая черствость этого человека раздражала.

Она подошла к Таксо и увидела, как Стрэнг пытается подчиниться, но неровный, похожий на пилу вдох быстро перерос в очередной приступ кашля. Его грудь судорожно вздымалась, а лицо исказила гримаса агонии, после чего рот открылся, чтобы выпустить густую струйку крови.

- Все в порядке, - сказал док Пиллер, собирая кровь в миску, которую держал под подбородком Стрэнга. - Давайте попробуем еще раз. На три счета...

Лейла не могла отвести взгляд от миски. Она была уже наполовину заполнена, содержимое было темным и вязким.

- Все!

Это слово сопровождалось брызгами красной слюны с губ Стрэнга, его взгляд был устремлен на Лейлу. В его переполненных гневом глазах она увидела мольбу.

- Тебе лучше уйти, - сказал Таксо, сжимая ее руку. - Все в порядке. Я буду здесь.

Снова нахлынувший стыд сменился дрожью облегчения. Ей не нужно было оставаться. Она не должна смотреть, как он умирает. - Я должна... - начала она, но Стрэнг прервал ее очередным хлюпаньем крови.

- Иди!

Вырвав руку из хватки Таксо, она убежала.

Некоторое время она сидела на кровати, обхватив руками подтянутые колени и борясь с желанием накрыть голову подушкой, чтобы заглушить негромкий, но настойчивый звук кашля Стрэнга. Сарай на крыше, где она спала, был небольшим, но прочным, всегда защищенным от дождя и ветра. Он достался ей в наследство от ранней юности: Стрэнг построил его для нее из материалов, украденных во время Восстания. Это было неспокойное время постоянных споров и гормональных бунтов, когда она по нескольку раз в неделю грозилась уйти. Изначально она сама начала строить эту штуку, но Стрэнг, не спросив разрешения, взял проект на себя, когда ее скрепленная гвоздями мерзость развалилась на части. С годами то, что было убежищем буйного подростка, стало ее основным жилым пространством и желанной каморкой для уединения, когда отношения с Торном становились интимными. Стены украшали фотографии, вырезанные из наименее любимых книг Стрэнга, среди которых особенно выделялись пейзажи Анселя Адамса. В детстве эти горные и лесные пейзажи казались ей приглашением к бесконечным приключениям, и даже сейчас они притягивали ее. Она смотрела на долины Йеллоустоуна, когда заметила, что Стрэнг перестал кашлять. Через некоторое время она услышала тихий шелест голосов за дверью.

Поднявшись с кровати, Лейла вышла из сарая и подошла к краю крыши, посмотрела вниз и увидела на дорожке Таксо, Кухлу и Дока Пиллера.

- У тебя должны быть знакомые, - говорил Таксо. - Люди с лекарствами. Мы можем заплатить.

- Как и все остальные, кто меня попросит, мой дорогой старый друг, - ответил док Пиллер. Склонность к покровительственным ласкам была еще одной причиной, по которой он ей не нравился. - По крайней мере, они так утверждают. И у меня для них тот же ответ, что и для вас: у меня нет ничего, что могло бы правильно лечить его состояние. И я не знаю никого, кто мог бы это сделать. Сложные, трудноизготовляемые лекарства были продуктом Мира. Больше их никто не производит. Ни здесь, ни где-либо еще, насколько нам известно. Нам сказали, что некоторые из них еще можно найти в Харбор-Пойнте, но с учетом того, что в последнее время переправы идут так плохо... - Он прервался и извиняюще пожал плечами.

- Они

нашли рюкзак Слатт, - сказа л Кухла. - Мы подумали, может быть...

Док Пиллер прервал ее, покачав головой. - У меня есть друг в центральной клинике. В пакете были в основном батарейки, проводки и несколько бутылок оксиконтина. - Он коротко и горько рассмеялся, а затем прослезился, заметив недоуменный гнев Кухлы. - Болеутоляющее лекарство, вызывающее сильное привыкание, - пояснил он. - Мерзкая штука. Вполне логично, что после того, как мир канул в Лету, некоторые из них еще остались. В любом случае, ему это тоже не поможет.

Лейла перебирала в уме каждое слово доктора, зацикливаясь на двух особенно: Харбор-Пойнт. Крестовым доводилось бывать в разных местах, но она знала, что большинство грузов поступает из Харбор-Пойнта.