Эвелин

— Мне очень нравится новая витрина, — говорю я Мелиссе, одной из моих сотрудниц, пока мы вместе любуемся тем, сколько усилий она вложила в сегодняшний день. С самого утра она переставляла товары в магазине, и теперь витрина с новыми поступлениями выглядит просто потрясающе.

— Спасибо. Мне очень понравились цвета, которые ты выбрала для перехода в осень.

Вся коллекция, которую я заказала, полна шалфейного зелёного, жжёного оранжевого, тёмно-коричневого и кремового. Это настоящее осеннее цветовое чудо, но при этом в ней всё ещё есть лёгкие летние вещи — жара в Техасе отступит не раньше ноября.

— Я в восторге. Надеюсь, покупатели тоже будут.

— Уверена так и будет.

— Ладно. Мне нужно идти. Ты не против закрыть магазин?

— Конечно, всё под контролем. — Она берёт за руку Кайденс и целует её пальчики: — Я буду скучать по этой крошке.

Кайденс улыбается ей, и я снова чувствую благодарность за то, что у меня такие сотрудники — они принимают как данность, что она всегда со мной, когда я на работе. — У неё сегодня хорошее настроение. Надеюсь, это значит, что она хорошо поспит ночью.

Мелисса смеётся: — Помолюсь об этом.

Пока я пристёгиваю Кайденс в автокресле, в машине звонит телефон. — Я занята. Придётся перезвонить, — бормочу я себе под нос, надувая щёки и дразня малышку. Быстро заканчиваю с ремнями безопасности, сажусь за руль и проверяю, кто звонил.

Моя мама.

Желудок сжимается, пока я смотрю на экран, решая, стоит ли перезванивать. Я уже предвижу, как пройдёт разговор, а мне и так хватает тревоги из-за того, что я собираюсь сделать — без её добавки.

Так что я просто закрываю телефон, игнорируя её попытку получить моё внимание — ведь она сама почти никогда его мне не давала, — и направляюсь на пожарную станцию, чтобы навестить своего мужа.

После того, как Уокер рассказал мне о своем примирении с Дрю, у меня случился момент истины. Я не могу позволить чужим мнениям — в том числе Дрю — мешать мне жить своей жизнью. И Уокер, и Келси недавно говорили мне об этом, но, кажется, только сейчас я сама напомнила себе, что старая Эвелин точно бы не волновалась о том, что думают другие.

Та женщина во мне умерла — после рождения ребёнка и потери её отца. Но часть её осталась, и я не позволю ей исчезнуть.

Вчера вечером я сидела на крыльце с бокалом вина — одна, потому что Уокер был уже на смене — и вдруг осознала, что я сейчас в процессе становления новой версии себя. Эвелин — мама. Женщина, которая раньше жила, выставив границы, чтобы защититься от разочарований, а теперь воспитывает собственную дочь. И хотя я не жалею о той прежней версии себя, я создала новую жизнь и родила девочку, которая заслуживает мать не такую, как была у меня — женщину, не боящуюся быть уязвимой, но по-настоящему сильную в том, что действительно важно.

Я обязана той девочке, которой была раньше, не предавать ту силу, которую с таким трудом в себе взрастила. Но я также обязана и той женщине, которой хочу стать — женщине, которая мечтает о жизни, где она не одна. А значит, нужно открыть своё сердце возможности на большее… с Уокером.

Когда я подъезжаю к станции, по телу пробегает нервная дрожь. Стальные ворота открыты, видны машины, внутри снуют несколько ребят. Уокер говорил, что новая машина ещё не поступила, но фондрайзинг был успешным, и теперь все с нетерпением ждут её.

Взволнованы, как маленькие мальчишки перед получением новой игрушки.

Трое парней играют в баскетбол слева от здания, когда я выхожу из машины. Уокер рассказывал, что во время смены у них часто бывают перерывы между вызовами, и тогда они стараются чем-то себя занять, а не просто сидеть. Эхо мяча отскакивает от стен, пока я вытаскиваю Кайденс, закидываю сумку с подгузниками на плечо, запираю машину и иду прямо навстречу своим критикам.

Один из дежурных замечает меня и выходит из тени, прикрывая глаза от солнца: — Эвелин?

— Привет. — Честно говоря, я не помню, как его зовут. Когда мы с Шмитти встречались, иногда пересекались с ребятами со станции, но, похоже, этот — новенький. Хотя он явно знает, кто я. — Уокер здесь?

— Да. Думаю, он готовит. — Вполне в духе Уокера. — Пойдём, я провожу.

— Спасибо.

Я иду за ним, ощущая на себе взгляды, пока он открывает дверь из гаража в жилую часть станции. Мы проходим по узкому коридору и входим в оживлённую комнату. Всё затихает, как только я захожу следом за проводником.

— Эм... Уокер? У тебя гости, — говорит один из парней, и Уокер резко оборачивается от плиты. Его лицо озаряется, как только он нас видит.

— Привет, — говорю я, вдруг чувствуя себя глупо из-за того, что решила устроить такой сюрприз. Мои глаза быстро пробегают по комнате и останавливаются на Дрю в углу. Он встречается со мной взглядом, а потом опускает глаза обратно в тарелку.

Через секунду Уокер уже передо мной, полностью завладев моим вниманием: — Привет, детка, — он проводит ладонью по моей щеке, а затем наклоняется и целует меня на глазах у всех. Если кому-то ещё нужны были доказательства того, что мы вместе — он дал их с лихвой. Уокер целует меня по-настоящему, не скрываясь, проводя языком по моим губам.

Потом смеётся, отходит от меня и подкидывает дочку в воздух, пока та не начинает визжать от восторга: — Привет, совушка. Скучала по мне?

Кайденс хватает его за щёки и визжит так, будто может разбить стёкла.

— Считаю, это «да».

— У меня на кухне младенец? — спрашивает шеф, заходя и встречаясь со мной взглядом.

— Ой. Простите. — Я тянусь, чтобы забрать её у Уокера, но шеф машет рукой.

— Да брось. Всё в порядке. Просто проверяю, не подводит ли зрение.

— Поздоровайся с шефом, Кайденс, — говорит Уокер, подходя к нему с дочкой на руках. Я наблюдаю, как они оба восхищаются ею. К ним подходят и другие ребята — и я понимаю, что, возможно, каждый из них сейчас видит в ней Джона.

Вдруг мне становится тесно в этой комнате. Слишком тесно.

Может, это была не лучшая идея.

Нет. Ты справишься. Ты делаешь это не только ради себя. Но и ради Уокера.

— Брэд? Ничего, если я тебя попрошу закончить ужин? Просто добавь соус, — говорит Уокер через плечо.

Брэд встаёт со стула: — Без проблем.

Уокер снова поворачивается ко мне, притягивая к себе, не отпуская при этом Кайденс: — Вот это сюрприз.

— Знаю. Просто подумала, что мы могли бы заглянуть, прежде чем я поеду домой из магазина. — И, возможно... я просто скучала.

— Что ж, я рад. Хочешь посмотреть, как тут всё устроено? — Он жестом указывает вокруг.

— Конечно.

Мы поворачиваемся, и я замечаю, что кухня соединяется с гостиной, где стоят кресла, направленные к огромному телевизору. Справа — два длинных стола, за которыми сидят парни и едят. Левая стена — полностью стеклянная, с видом на улицу.

— Это кухня и гостиная, как ты догадалась.

— Думаешь, телевизор не слишком маленький? — саркастично спрашиваю я.

— Поверь, если бы был вариант побольше, он уже стоял бы тут.

— Мужчины, — фыркаю я и закатываю глаза.

— Пошли. — Он берёт меня за руку и ведёт дальше по коридору. — Это одна из спален, — говорит он, заходя в комнату слева. Стены заставлены двухъярусными кроватями с тонкими матрасами.

— Боже! Они же ужасные!

Уокер смеётся, баюкая Кайденс. — Да, твоя кровать явно выигрывает. Но когда ты валишься с ног от усталости, мозгу всё равно, на чём спать.

— До следующего утра, когда всё болит, да?

— Именно.

Он показывает мне ещё две такие комнаты. Я насчитала двенадцать коек.

Когда мы возвращаемся по коридору и поворачиваем за угол к лестнице, мой взгляд цепляется за фотографию на стене.

Портрет Джона в рамке. Лицо серьёзное — совсем не такое, каким я его знала. Он в форме на фоне синего экрана, а под ним — табличка с его именем и датами жизни. Глаза наполняются слезами.

— Эту фотографию повесили вскоре после его смерти, — говорит Уокер, указывая на неё, а затем на остальные портреты в ряд. — Все эти ребята погибли при исполнении.