Натягиваю его футболку — она почти до колен, мягкая, чуть тёплая. Спускаюсь вниз босиком.

У входа стоит Райн. С другой стороны бета.

Слова не разобрать, но по тону… что-то серьёзное. Волчица внутри дёрнулась — не от страха. От напряжения. Стая не приходит по пустякам. И тем более не зовёт альфу на рассвете.

— Совет, — слышу краем уха. — Просит, чтобы ты пришёл.

— Когда?

— Сейчас.

Райн хмурится. Его голос ровный, но я вижу: плечи напряжены, челюсть сжата. Он никогда не спорит с Советом — но и не любит, когда его вызывают, не объясняя зачем.

Сама отхожу в тень, не вмешиваюсь. Он сказал — ждать.

Но ждать — это не про меня. Ухожу к себе. Быстро. Волчица внутри всё ещё на взводе, но голову надо остудить. Снимаю футболку Райна, надеваю своё. Нейтральное. Спокойное.

Не хочу казаться девушкой, которая просто осталась на ночь. Если сегодня я иду в Совет — я должна быть готова. Как Омега. Как пара альфы. Возможно — как будущая Луна.

Захожу к отцу. Осторожно, на цыпочках — он ещё спит. Дом родной, родной запах, всё на своих местах… Но уже не совсем моё. Быстро переодеваюсь. Стираю с кожи остатки страсти и ночи, заплетаю волосы.

Смотрю в зеркало и понимаю: так, как было — не будет. Ни туда, ни обратно уже не шагнуть без оглядки.

Решаю не бегать больше туда-сюда. Хватит шататься. Если я с Райном — значит, с ним.

Собираю рюкзак. Перекидываю через плечо. Кладу смену одежды, щётку, блокнот.

На листке пишу папе коротко: «Загляну вечером. Всё хорошо».

Кладу записку на стол, оглядываю комнату последний раз и выхожу. К дому Райна возвращаюсь быстрым шагом. Внутри — напряжение. Волчица чуть нервничает. Не из-за Райна — из-за Совета.

Но я знаю, что должна держаться.

Он выходит из зала Совета, как раз когда я подхожу. Движения резкие. Челюсть сжата. Плечи напряжены. Волчица во мне тут же настораживается: её волк злой.

— Райн, — окликаю.

Он тут же меня замечает. Его взгляд цепляется за мою фигуру, по запаху считывает: переоделась, была дома, но вернулась.

Он немного смягчается. Подходит ближе. Рука легко касается моей талии.

— Где ты была? — голос мягкий, но я слышу напряжение под поверхностью.

— За вещами. — Улыбаюсь чуть виновато. — Надоело бегать туда-сюда.

— Правильное решение. — Его взгляд становится одобрительным. Но не расслабленным.

— Что хотел Совет? — спрашиваю, понижая голос.

Он смотрит прямо, жёстко.

— Теперь они хотят подтверждения. Ты должна пройти обряд. Чтобы всё было официально.

— Посвящения? — сердце сжалось.

— Да.

Молчу секунду.

— А ты?.. Ты хочешь этого?

Райн чуть наклоняется ко мне. Его взгляд не просто твёрдый — спокойный и окончательный.

— Я всегда этого хотел.

— Тогда нужно планировать, — улыбаюсь, делая шаг ближе. — Скоро полная луна… чем не идеальная ночь?

Райн чуть щурится, как зверь на добычу, и вдруг резко тянет меня к себе.

— Я знал, что ты особенная, — шепчет в губы, прежде чем поцеловать. Глубоко. Страстно. Без оглядки.

Как будто ему плевать на всё: на Совет, на прохожих, на взгляды.

Его ладонь — на моей талии. Другая — на затылке.

Целует так, будто помечает. Будто прямо здесь, на ступенях перед зданием Совета, утверждает своё право.

— Кхм-кхм… — доносится сбоку, вместе с шлейфом сладких, тягучих духов.

Мы оборачиваемся.

— Доброе утро, — ласково рокочет Селена. Стоит чуть поодаль. Лицо без эмоций, голос — вежливый. Но в глазах холод, как лёд. Может быть, даже зависть. Или злость. Или и то, и другое.

Я не отстраняюсь. Райн тоже нет.

Он только сжимает меня чуть сильнее, поднимая подбородок:

— Чего тебе, Селена? — Райн говорит ровно, но по запаху слышу: устал. Раздражён. Волк внутри уже скалится.

Селена склоняет голову чуть вбок — жест вежливый, но фальшивый до скрежета. Взгляд цепкий, будто высматривает, куда вонзить зубы.

— Мама просила передать, что Беллу нужно подготовить к нашим традициям, — её голос обволакивает, как яд под мёдом. И, будто меня здесь нет, смотрит только на Райна. Прямо. В глаза. Как на трофей.

Моя волчица напрягается. Хвост бы щетинился, если бы он был. Внутри всё гудит: она смеет игнорировать. Смеет говорить о мне, не со мной.

И её «мама» — явно не совет, а личное, родовое вмешательство.

Селена делает полшага ближе — слишком близко. Я чувствую, как напрягается Райн. Ладонь, лежащая на моей талии, , обозначая границу.

— Я позабочусь о своей омеге, — его голос звучит ниже, почти рыком. — Без помощи вашей семьи.

Селена не отступает. Губы чуть дёргаются в улыбке.

— Надеюсь. Но ты ведь знаешь, что Совет смотрит. А Луна — это больше, чем просто клеймо на шее.

Я почти слышу, как моя волчица рычит. Глухо. Внутри. Она рвётся вперёд — разодрать, прижать, укусить в шею. Напомнить: Райн — мой.

— Спасибо за заботу, — отвечаю спокойно. Без остроты, но и без покорности. — Но если мне понадобится помощь, я знаю, к кому обратиться.

Селена хмыкает — сухо, снисходительно, как будто я — не более чем звук на фоне. Разворачивается и уходит, не сказав ни слова. Каблуки стучат по камню, как отсчёт до чего-то неприятного.

Смотрю ей в спину. В груди всё ещё гудит злость.

— Стерва, — рычу почти неслышно, но Райн слышит.

Он лишь крепче сжимает мою талию. И не говорит ничего. Не нужно. Мы оба понимаем: так просто она не отступит.

До полной луны оставалось три ночи. И я знала — готовиться нужно уже сейчас. Не только морально, но и физически. Я знала, кого просить о помощи.

После завтрака, попрощавшись с Райном, отправилась в больницу. Сегодняшний день был расписан с точностью до минуты: инструкции по медицине у оборотней, практические занятия, осмотры, работа с травами.

Никакой романтики — только работа, кровь, пот и чужая боль.

Три часа ушло на теорию: чем отличается рана, полученная от когтей, от обычного пореза, как реагирует регенерация в зависимости от ранга волка, как не навредить омеге при сбое цикла.

Потом были осмотры: кому-то — повязку сменить, кому-то — успокоительный чай, а одному старому бете — просто сесть рядом и поговорить.

Иногда и это — лучшее лекарство.

Когда стрелки часов подобрались к двум, почувствовала, как усталость начинает накапливаться в плечах. Но настроение было хорошее.

Жизнь здесь, пусть и чужая пока, принимала меня. Стая — наблюдала, но не отвергала. Я старалась — и меня замечали.

На городской площади, по пути к девочкам, меня окликает знакомый голос.

— Белла! — едва успела обернуться, как Миша уже обняла меня — крепко, по-сестрински. От неё пахло мятой и солнцем.

— Ты куда?

— К вам. Мне нужна ваша помощь, — отвечаю, чуть улыбаясь.

— Всё что хочешь, подруга. Пошли.

Уже через пару минут мы сворачиваем на боковую улочку, где стоит салон Кайлы — стеклянные витрины, цветы у входа и деревянная табличка «Moon Beauty».

Кайла уже ждала нас, облокотившись о дверной косяк, с чашкой кофе в руках.

— Ну как ты там? — интересуется она, оценивая меня взглядом с ног до головы, но без осуждения — с вниманием.

— Неплохо. Даже интересно, — качаю головой и начинаю рассказывать.

О том, как прошла утренняя практика в больнице, как впервые давала травы, перевязывала лапу подростку в полупереходе, как один старый омега просил просто подержать его за руку.

О Совете, о взглядах, о напряжении, которое висело в воздухе с самого утра.

Кайла кивает, Миша молча слушает, иногда кивая, но по глазам вижу — они ждут, когда я скажу главное.

И я говорю:

— Осталось три ночи до Луны. И… я хочу быть готова. Не просто внешне. По-настоящему.

Миша сжимает мою ладонь.

— Мы сделаем всё, что в наших силах.

Кайла усмехается и откидывает волосы назад:

— Тогда добро пожаловать в адскую подготовку, будущая Луна.