— Вот, — улыбаюсь криво. — Чтобы рядом был не «альфа, который обязан», а человек, который хочет.

— Белла, — Миша подходит ближе, кладёт руку на моё плечо. — Он, может, и грозный, но если испугался за тебя… значит, уже что-то чувствует.

— А вот объяснить не может, — качает головой Алекс. — Альфы — они такие. Думают, что действия важнее слов.

— Тогда пусть уже что-то делает, — бормочу, глядя в своё отражение. — Потому что если я сейчас сорвусь — просто уеду обратно в город. И всё. Конец истории.

— Не уедешь, — спокойно качает головой Кайла. — Ты, может, и не придаёшь значения «истинности»… но твоя волчица придаёт. Сбежишь — всё равно вернёшься. Прямо к нему.

Сжимаю губы. Горло перехватывает. Я и правда не знаю, выбрал ли он меня — как женщину. Или просто… не отпускает, потому что сработала природа.

— Ага, — Миша криво улыбается. — Вам срочно нужно выгулять волков. А то от этой внутренней бурей можно с ума сойти.

Я хмыкаю. Почти искренне. И тут… за дверью раздаётся знакомый скрип. Тихо. Уверенно. Почти буднично. Тишина в комнате тянется вязко. Подруги оборачиваются на звук.

— Он? — шепчет Кайла, не дыша.

— Скорее всего, — шепчу в ответ, пока девочки заканчивают с маской и укладкой.

— Ну всё, красотка, готова! — довольно подмигивает Кайла, поправляя мне прядь.

— Только не забудь, — вставляет Миша, — держи хвост пистолетом. Даже если альфа тебя раздевает взглядом.

— Или особенно тогда, — добавляет Алекс со смешком.

Я улыбаюсь. Тепло. По-настоящему.

— Я надеюсь, увидимся завтра, — говорю, поднимаясь с кресла. Обнимаю каждую — по-женски крепко, по-волчьи быстро. А потом — выпрямляюсь, вдыхаю глубже… и иду к Райну.

Он ждёт. Выхожу в коридор. Там тихо. Только запах — его. Сильный, глубокий, как земля после дождя. Волчица внутри дрожит, будто давно ждала.

Райн стоит у стены. В тени. Свет из окна падает только на край лица.

— Готова? — спрашивает. Низко. Без эмоций. Только голос. Только взгляд.

Я киваю. Не знаю, на что именно. На дорогу? На разговор? Или на то, что всё может измениться? Он подходит ближе. Очень близко. Моё сердце начинает биться сильнее.

— Ты гуляла? — спрашивает.

— С подругами. По твоей территории, не переживай, — бурчу.

Он слабо хмыкает — не в этом дело, и мы оба это понимаем.

— Ты красива, — тихо говорит, берёт за руку и ведёт вперёд, будто так и должно быть.

Я не вырываюсь. Но всё внутри сжимается — от тревоги, от неуверенности, от непонимания.

— Спасибо, — шепчу.

Молчание между нами тянется, тяжёлое, плотное, как грозовое небо.

— Райн, — останавливаюсь. — Мне тяжело не знать. Не понимать, кто я тебе. Я не умею просто жить под одной крышей, делить воздух и молчание. Я не из тех, кто ждёт, пока её выберут.

Он резко останавливается. Разворачивается. Лицо жёсткое, но глаза — нет.

— Ты думаешь, я просил этой связи? — рычит низко. — Ты думаешь, мне легко?

Он делает шаг ко мне. Волк в нём — под кожей, в голосе, в движении.

— Я всю жизнь был тем, на кого рассчитывали. Альфой, который не имеет права ошибаться. Мне кричали, что я должен держать стаю, держать план, держать себя. А потом ты. Ты появилась — и всё рухнуло. Волк сорвался. Инстинкты — хлынули, как буря.

— И ты не рад? — шепчу.

Он сжимает челюсть. Пальцы дрожат.

— Я не знаю, рад ли. Я с ума схожу. Сдерживаюсь. Прячусь. Потому что я не могу просто вцепиться и утащить тебя в постель, как хочет тело. Потому что ты — не одна из тех. Не ночь. Не проходящее. Ты настоящая.

Я подаюсь ближе, тихо, медленно, словно не я — а волчица делает шаг.

— Тогда возьми, — говорю. — Или скажи, что не хочешь. Но не молчи.

Он больше не выдерживает. Не предупреждает. Не спрашивает. Просто перехватывает мою талию, вжимает в себя — резко, будто в последний раз, будто наконец решился перестать бороться с тем, что давно живёт между нами.

Его рука ложится мне на спину — тёплая, тяжёлая, уверенная. Скользит выше, в волосы, сжимая затылок так, чтобы я не отвела взгляд. Не ушла. Не исчезла.

— Белла… — выдыхает в губы. Как предупреждение.

И целует.Не мягко. Не осторожно. А жадно. Глубоко. Взахлёб. Как будто всё это время сдерживал зверя, и теперь тот сорвался с цепи. Губы горячие. Давящие. Требовательные. Его поцелуй — не ласка. Это притяжение. Это притязание. Это признание, которому не нашлось слов. Райн дышит через нос, рывками, как после бега. А я — будто проваливаюсь в него. В этот жар, в этот хриплый звук в его груди, в крепость рук, обнимающих меня целиком. Он не целует — он поглощает. Но в этом нет боли.

Губы приоткрываются. С языка срывается мой стон. Мелкий, стыдный, настоящий. И он отвечает — ещё глубже, ещё ближе. Как будто теперь ему всё равно, кто услышит. Кто узнает.

Сейчас — только я и он. Только этот поцелуй, от которого мир рассыпается в искры.

Он не сразу говорит. Только смотрит — будто в самую суть, не отводя взгляда, не прячась.

Пальцы его лежат у меня на талии, крепко, сдержанно. Под кожей — жар, как будто между нами что-то древнее и живое, что нельзя разорвать. Как будто его ладони держат не тело, а связь. Метку. Истину.

— Я не мастер в словах, — произносит тихо. — Слова у меня всегда были… для приказов. Для отчётов.

Пауза. Глубокий вдох. Его волк будто вскидывает голову внутри него.

— А с тобой всё сбивается. Рушится. Всё, что я строил, что считал важным — меркнет.

Моя волчица дрожит внутри — как будто тянется к его. Узнаёт. Верит.

— Ты стала моим смыслом, — говорит, голос садится. — Не потому, что так решила метка. А потому что я просыпаюсь с мыслью о тебе. И ложусь — с ней же.

Он чуть наклоняется, щекой касается моей. Не торопливо. Просто чтобы быть ближе.

— Я думал, что смогу держать это под контролем. Смогу сдержать себя, чтобы ты не испугалась. Но, Белла…

Он прижимается лбом к моему.

— Мне страшно, что я не успею всё сказать, всё дать, что ты заслуживаешь. Потому что я… уже не знаю, как без тебя.

Губы его едва касаются моих — мягко, почти молитвенно. Не страсть, нет. Глубже. Как признание, как обещание.

Волчица внутри меня воет — протяжно, зовущим звуком. Она слышит его волка. И знает: он не врёт.

Он обнимает меня, притягивает ближе. И я не сопротивляюсь.

— Скажи, если всё это тебе не нужно, — шепчет. — Я выдержу. Я научился ждать. Но если хоть часть тебя хочет остаться — я никогда не отпущу. Я улыбаюсь сквозь слёзы.

— Я уже осталась.

— Пойдём, — голос низкий, немного хриплый. Но не властный — зовуще тёплый. Как будто он не приказывает, а предлагает идти туда, где нас никто не найдёт.

Райан тянет меня за собой — в сторону леса, где запах хвои становится гуще, а тишина — чище. Там, где нас не держат стены. Где не нужны слова. Делаю шаг. Потом второй. И уже не думаю — просто следую за ним.

Он оборачивается на ходу — и прямо передо мной, почти беззвучно, появляется чёрный волк. Огромный, сильный. Его шерсть блестит в лунном свете, а глаза — такие же, как у Райна. Узнаваемые. Родные.

Приближается. Аккуратно. Медленно. И прижимает морду к моей ладони. Доверчиво. Почти нежно. Моё сердце пропускает удар. Не раздумываю. Просто позволяю волчице выйти. Она — не боится.

Превращение лёгкое, как выдох. Я — в мехе, на четырёх лапах. Влажный мох под лапами, запах трав, гудение леса — всё ощущается ярче, острее.

И он — передо мной. Моя волчица тянется к нему — обнюхивает, ластится, прижимается боком. Она не колеблется. Ни на миг.Потому что знает: это — её альфа. Её дом.

Он толкает меня боком — мягко, игриво. Моя волчица фыркает, делает круг, отскакивает — и тут же бросается вперёд, приглашая к погоне. Он реагирует мгновенно: чёрная тень скользит среди деревьев, не отстаёт ни на шаг.

Мы несёмся сквозь ночной лес. Ветер хлещет по морде, в груди разливается восторг. Тот, который можно испытать только на свободе. Только рядом с тем, кому ты принадлежишь.