— Мне уже страшно, — смеюсь в ответ. Грудь подрагивает от смеха, шаги становятся чуть легче.

С ним так просто — и так опасно. Но мы не успеваем дойти до его двери. В один момент вся лёгкость сдувается, как ветер, когда за поворотом я вижу её.

Рейчел.

Стоит на крыльце. Прямая спина, скрещённые руки, прищуренные глаза. Смотрит прямо на нас. Не моргает. Всё внутри сразу подсказывает: она ждала. Не случайно оказалась здесь.

Моя рука всё ещё в ладони Райна. Он не отпускает. Но и не сжимает.

Чувствую, как в нём что-то меняется — дыхание чуть срывается, запах становится тяжелее, глуше.

Он не боится. Но и не рад.

— Добрый вечер, — ровно произносит Рейчел. Голос — сухой, колкий, как холодный металл.

— Рейчел, — Райн коротко кивает. Его спина прямая, рука всё так же на мне.

— Оу. — Голос Рейчел звучит слишком мягко, чтобы быть искренним. — Ты уже водишь домой омег, не стесняясь? Прямо за руку? Перед домом вожака?

— Прикуси язык, Рейчел, — его голос низкий, как угроза перед прыжком. — Твой статус не остановит меня.

Она улыбается. Лёд и сталь. Стерва не иначе.

— Райн, ты же знаешь правила, — мягко, почти ласково. — Омега не признана ни Советом, ни стаей. Пока она не прошла обряд, не заявлена официально — она ничто. Просто красивая кукла в твоей постели.

Слова бьют резко. Она говорит вслух то, что другие пока шепчут. Райн замирает. На долю секунды. А потом рычит. По-настоящему. Не для игры. Не для флирта. Это зверь. Глухой, рвущий из груди, вибрирующий в воздухе.

Я чувствую, как земля будто проседает под ногами.

— Ещё слово, — рычит он, — и тебе придётся отвечать не Совету, а мне. Лично.

Рейчел не отступает. Но теперь она молчит. И смотрит уже чуть внимательнее. Оценивает. Не провоцирует — пока.

Она сжимает губы и, не сказав больше ни слова, разворачивается. Проходит мимо нас, пахнув раздражением и холодной властью.

Молча. Как хищница, решившая выждать.

— О каком вообще посвящении речь? — спрашиваю, только закрыв за собой дверь.

Я всё ещё держу его куртку в руках. Его запах витает вокруг — тёплый, хвойный, чуть дымный.

— Я должен заключить союз с тобой перед всей стаей, — спокойно отвечает Райн, не поднимая голоса. — Что-то вроде свадьбы. Только… громче. Формально, со свидетелями. По традиции.

Сбрасывает куртку на спинку кресла, разворачивается и смотрит на меня. Уже мягче. Спокойнее.

— Это сложно? — спрашиваю, подходя ближе. Райн садится в кресло у камина, раскинувшись свободно. Его поза говорит одно: я тебя ждал.

— Нет, — говорит он просто. — Но мне не хочется делать это под давлением. Ни Совета, ни слов Рейчел.

Останавливаюсь, на секунду колеблясь, а потом — решаю. Сажусь к нему на колени, обвиваю руками за шею. Его ладони ложатся мне на талию — привычно, уверенно.

— Я только установил связь со своей парной, — шепчет мне в висок. — И сейчас мне хочется просто… быть с тобой. Не с титулом. Не с обязанностями. С тобой. Без всего лишнего.

Райн целует меня в шею. Медленно, без нажима. Его губы скользят по коже. Тёплое дыхание касается кожи чуть выше ключицы. Он не торопится. Двигается вверх — к уху, и там задерживается. Не прикусывает. Не шепчет. Просто дышит. Глубоко. Ровно. На грани прикосновения.

Руки обнимают меня — одна ложится на талию, вторая скользит по позвоночнику вверх, будто считывает каждую мышцу под кожей.

— Что ты делаешь? — спрашиваю тихо, едва дыша. Голос дрожит. Мне не страшно. Просто… слишком много ощущений.

Он не сразу отвечает. Только усмехается — где-то у шеи.

— Показываю тебе, как приятно может быть, — шепчет хрипло. — Вот, чем я занят.

Пальцы касаются моей ладони. Его ладонь — тёплая, крупная, уверенная — переплетается с моей, ведёт за собой. Наклоняется ближе, проводит носом по линии скулы. Поцелуй в висок — почти невесомый.

Сил больше не было. Сдерживаться — пытка. Каждое её движение, каждый вдох, каждый взгляд. От неё пахло так, что любой самоконтроль трещал. Волк внутри метался. Давил изнутри, выл, рвался наружу.

Моя. И не просто омега. А пара.

Внутри всё сжалось, требуя: возьми. Присвой. Пометь. Но я не дал себе рухнуть в это сразу.

Я обнимаю её. Медленно. Плотно прижимаю к себе, чтобы она чувствовала мою силу, вес, намерение. Тело откликается. Неосознанно. Сначала замирает, потом расслабляется. Тает, будто ждала именно этого.

Одна рука — на талии. Вторая — в её волосах, у основания шеи. Я вдыхаю. Медленно. Глубоко. Там всё ещё больница — антисептик, чужие люди, чужой воздух. Не моё.

Но под этим — она. Тёплая. Моя. Дрожит. Сердце стучит быстро, сбито. Запах меняется. Возбуждение. Я знаю это состояние. Читал в сотнях тел. Но так — было впервые.

Скольжу губами по шее. От ключицы к уху. Останавливаюсь. Дышу ей в кожу. Она замирает. Голова чуть склоняется — сама даёт доступ.

Руки поднимаются под ткань. Медленно. Кожа — горячая, гладкая, трепещущая. Я чувствую, где зажатие, где волнение, где нетерпение.

— Тише, — шепчу ей. — Я здесь. И я знаю, что тебе нужно.

Она не отвечает. Только подаётся ближе.

Поднимаюсь с кресла, беру её на руки. Её дыхание сбивается. Становится тяжелее, быстрее. Пальцы сжимаются в моей футболке — она держится, будто на краю. Инстинкт тянет её ко мне. И шаг назад — уже невозможен. Ни для неё, ни для меня.

Заношу её в спальню, ставлю на ноги. Она не убегает. Стоит. Опустив глаза, почти не дышит.

Гордая. Сдержанная. Смелая — настолько, насколько может быть впервые.

— У тебя был секс? — спрашиваю прямо. Голос ровный, но под кожей — огонь.

Она качает головой. Резко. Щёки пылают.

— Нет, — тихо. Честно.

Я подхожу ближе, кладу ладони на её плечи.Она горит. Под моими пальцами — дрожь. Волнение. Но не страх. Доверие.

— Посмотри на меня, — прошу. Не приказываю. Но так, чтобы она подняла глаза.

И она поднимает. Тёмные. Большие. Полные всего. Страха. Желания. Надежды. Она открыта. До конца.

— Доверься. Я не сделаю тебе больно. Никогда, — говорю низко, медленно.

Она кивает. И этого мне достаточно. Кладу её на кровать. Осторожно. Хотя внутри всё рвёт на части. Хочется забрать её сейчас. Жестко. До конца. Но я не трону её, пока она не будет готова целиком. Склоняюсь над ней. Ладони по бокам. Фиксирую. Контролирую. Обозначаю: она подо мной.

Мои пальцы идут по бедру, по животу. Кожа обжигает. Она подрагивает, выгибается, словно не верит, что прикосновение может быть таким.

— У тебя будет первый раз, — хриплю в шею. — И ты запомнишь его на всю жизнь. Потому что я сделаю так, что ты больше не захочешь никого. Ни запаха. Ни рук. Ни дыхания. Только меня.

Потому что это и есть правда. Я не хочу быть для неё первым. Хочу быть единственным.

Смотрю на неё, и весь мой мир сужается до одной цели — снять с неё всё. Не потому что просто хочу. А потому что не могу иначе.

Ткань её майки рвётся в моих руках. Этот звук — короткий, резкий — будто открывает что-то запретное, святое. Белла замирает, дыхание сбивается, щёки вспыхивают, но она не прячется. Только смотрит — снизу вверх, с этим нервным блеском в глазах, который мне хочется запомнить на всю жизнь.

Передо мной — женское тело, но не просто красивое. Желанное. Моё.

Грудь упругая, округлая, идеально ложится в ладонь. Сжимаю чуть сильнее, ловя её тихий, едва слышный выдох — тот, который неосознанный. И от этого самый честный.

Смотрю, как её соски напрягаются от моего прикосновения, как она подаётся ближе, не осознавая, что делает.

Ни одна женщина раньше не выглядела для меня так. Каждая была либо доступной, либо искусной. Но не настоящей. Не такой.

Белла — как первая. Первая реакция. Первое касание. Первый стон.

Медленно стягиваю с неё оставшуюся одежду. Не отрываю взгляда. Провожу ладонью по животу, по внутренней части бедра. Её кожа — горячая, бархатистая, будто ждёт моих рук. И только моих.