— Ты чего такая злая? Аж мне не по себе стало, — говорит с полуулыбкой.

— Ты тут вообще ни при чём, — срываюсь. Потом выдыхаю. — День неудачный.

Она кивает. Понимающе, по-человечески.

Подходит ближе. Спокойно, без напряжения.

— Ты, я смотрю, новенькая? Пауза. — Я — Кайла.

Протягивает руку. Я смотрю секунду. Потом всё-таки жму ладонь.

— Белла.

— Ага. Запомню. Белла, с которой лучше не спорить в радиусе пары метров.

Я усмехаюсь. Впервые за весь день. Немного. Но по-настоящему.

Может, не все здесь такие.

— Хочешь пройтись? — спрашивает Кайла, чуть наклоняя голову. — Я так понимаю, тебе сейчас не помешает смена фона.

Я выдыхаю. На автомате поправляю лямку сумки, хоть ничего и не несу.

— Почему бы и нет.

Мы сворачиваем на тропу, уходящую в сторону от домов. Здесь тише. Воздух чище. Хвоя под ногами пружинит. Волчица внутри чуть сбавляет тон — не успокаивается, но хотя бы дышать легче.

Кайла идёт рядом, не лезет. Иногда говорит — про пекарню в центре, про один нормальный кофе и рыжего пса, который считает всех щенками. Я почти улыбаюсь.

— А ты давно здесь? — спрашиваю.

— С рождения, — отвечает просто. — Но со своей головой. Мать давно махнула рукой.

Мы выходим на площадь. Тепло. Люди-волки суетятся у лавок, дети плещутся у фонтана, кто-то несёт корзину с овощами. Обычный вечер. Только внутри всё ещё дрожит — остаток дня. Остаток его.

— Тут всегда так? — спрашиваю, не глядя.

— Почти, — отвечает Кайла. — Если никто не подрался и никто не родил — день считается спокойным.

Я усмехаюсь. Почти.

И тут мой взгляд цепляется за двух женщин у противоположного края площади.

Старшая — около пятидесяти. Светлый пучок уложен безупречно. Макияж резкий, губы поджаты. Костюм дорогой, туфли острые, осанка хищная. Держит себя, как политик, как кто-то, кто не спрашивает — действует.

Рядом — младшая. Высокая, точёная, с холодными глазами. Чёрные волосы идеально гладкие. Движения выверены. Она стоит так, как стоят те, кто знает: место у вожака — их.

Я не знаю, кто она. Но чувствую — она уже идёт по стае. Прямо. Жёстко. С претензией.

— Он ещё не сформировался как вожак, — говорит старшая. Голос негромкий, но цепкий. Я слышу. — И пока в нём играет азарт — у тебя есть пространство.

Младшая молчит. Поправляет волосы. Отвечает небрежно:

— А если он решит иначе?

— Решения формируются обстоятельствами, — отзывается старшая. Пауза. — Нужно просто правильно их создавать. Она смотрит прямо, медленно. — Ты же умеешь, Селена.

Я не моргаю. Селена. Имя впечатывается в память.

— Райан… сильный, — продолжает женщина. — Но рядом с такими всегда нужен баланс. Жёсткость требует того, кто умеет направить. Тихо. Элегантно.

— Ты говоришь, как на Совете, мама, — фыркает Селена.

— Потому что я там сижу, — отвечает та. Холодно. — И знаю, когда пора действовать.

Мама. Совет. Всё становится ясно.

Кайла замечает, что я остановилась.

— Всё нормально?

— Да, — говорю медленно. Но взгляд не отвожу.

Если это и есть местные правила игры — придётся учиться играть.

Кайла оказалась настоящей находкой. Пока мы шли, она успела выдать половину местных баек. Смеялась заразительно — настолько, что мне стало… легче.

— А вот тут местный бар. Но только вечером, — говорит, указывая на здание с тёмной вывеской. — Днём — глухо, как в подвале. А вот тут... сюрприз!

Мы сворачиваем за угол — и я замираю.

Салон. Настоящий. Не сарай с табуреткой, а место — чистое, белое, аккуратное. Мебель в тон, стойка с лаками, рабочие места. Выглядит... прилично. На увердную четвёрку. Даже по городским меркам — не хуже.

— Девочки, знакомьтесь: Белла, — улыбается Кайла, слегка подтолкнув меня внутрь.

— Привет, Кайли! — отзываются в унисон две девушки.

Обе — симпатичные, ухоженные. Одна с розовыми кончиками волос, вторая — с тонкими кольцами в ушах и точёными ногтями.

Оценивают меня быстро, но без враждебности. Скорее — с живым интересом.

— Ну привет, Белла. Новенькая?

— Типа того, — улыбаюсь. — Впервые в вашем лесном раю.

Они переглядываются, хмыкают.

— Сейчас мы тебе сделаем не просто маникюр, а чистую терапию, — говорит та, что с кольцами. — У нас сюда многие приходят после стрессов.

— После Райана? — уточняет розовенькая и подмигивает.

— У нас это уже диагноз, — соглашается вторая.

Спустя сорок минут у меня — идеальный маникюр. Миша и Алекс оказались не просто «мастерами», а настоящими девчонками с характером. Умные, весёлые, чуть колкие, но без яда.

Мы плюс-минус одного возраста. И, судя по всему, у нас одни и те же жизненные раздражители.

Кажется, у меня наконец появились подруги. Настоящие, не вынужденные.

К вечеру они зовут меня в бар. Говорят, по пятницам бывает музыка, бывает весело, иногда кто-то даже не дерётся. Смеются. Глаза блестят — видно, что это их место. Они хотят, чтобы я тоже вошла в круг.

Я колеблюсь недолго. Да, раздражение никуда не делось. Да, запах Райана всё ещё сидит в памяти. Но устраивать показательное выступление не хочется. Спорить — тем более.

Он сказал, как нужно. Я услышала.

Открываю шкаф. Выбираю не то, что хочется, а то, что будет… правильно. Юбка — не слишком короткая. Топ — закрытый спереди, но с вырезом на спине. Лёгкая куртка сверху. Что бы обозначить границы дозволенного.

Это компромисс. Внутри шумно. Тот самый волчий бар — полутемный, с лампами в металлических абажурах и каменной плиткой на полу. Воздух — тёплый, тяжёлый, с запахом жареного мяса, хвои и чего-то пряного, почти сладкого.

Барная стойка тянется вдоль стены, за ней — крепкие бутылки, стекло, огонь. Музыка — не слишком громкая, с вкраплениями живых инструментов. На входе — никто не проверяет документы. Здесь знают всех. Или быстро запоминают.

Народу много. Группки у столов, парочки у барной стойки, кто-то уже танцует — движения свободные, привычные. Но я чувствую на себе взгляды. Некоторые — заинтересованные, другие — оценочные.

Подхожу к бару вместе с Мишей и Алекс и Кайлой. Меня никто не торопит. Выбираю сама.

Беру мохито. Безалкогольный. Свежий, с мятой и лаймом, почти не сладкий.

Не потому, что боюсь выпить. Просто... не хочу терять контроль. Над собой. Над вечерним покоем.

Они берут сидр и какой-то фруктовый шот. Смеются, болтают с барменом. И в этом — нормальность. Живая, человеческая. Такая, в которой мне хочется остаться.

Пусть даже на пару часов.

После пары танцев и пары глотков мохито возвращаюсь к барной стойке — перевести дух, остудиться, отдышаться. Пальцы липнут от сахара, щеки горят жаром. Но это приятный жар — изнутри, из ритма, из света.

И тут я замечаю его.

Парень стоит у самого края стойки. Высокий, сухощавый, с той особой выправкой, в которой читается или спорт, или привычка к самолюбию. Куртка кожаная, слишком теплая для клуба, на пальце кольцо — не обручальное, скорее декоративное. Волосы зачесаны назад, лицо — как из обложки мужского журнала, но выражение... пустое.

Он не пьёт, не говорит, не делает ни одного жеста в сторону окружающих. Просто смотрит.

На меня.

Взгляд — вязкий, слишком прямой. Как капли, растёкшиеся по коже. Холодные. От него под лопатками начинается глухое беспокойство. Скребётся изнутри, будто что-то чует — не хорошее.

Я делаю вид, что не замечаю. Беру бокал, делаю глоток. Ледяной мохито обжигает горло, но не помогает.

— Новенькая? — голос резко прорывает ритм басов. Перекрикивает музыку.

— Да, — коротко отвечаю, не поворачивая головы.

— Потанцуем? — и он уже ближе. Резко, без переходов. Словно уверен, что я не скажу «нет».

Он стоит слишком близко. Нарушает воздух.

— Не ищу знакомств, — отвечаю спокойно, скольжу со стула и направляюсь обратно к девочкам.

Но он не отступает. Ладонь — крепкая, сухая — перехватывает меня за локоть. Склоняется к самому уху. Дышит тяжело.