Лейтенант ринулся было преследовать, но пришлось его охолонуть, чтобы не нарвался. Диверсы отступали грамотно, отходя перекатами от рубежа к рубежу, прикрываясь арьергардами и постройками. В лесу же это будут деревья, тем более сейчас ночь и парашютисты легко могут организовать засаду.

— Приказа же не было, товарищ лейтенант. — Придерживаю я его за рукав, и добиваю последний диск одной очередью, выстреливая остаток патронов в сторону противника. — Да и патроны кончились. — Передёргиваю я затвор, вхолостую щёлкая курком.

— Я тоже пустой. — Констатирует факт лейтенант, доставая из кобуры свой «вальтер». Также вооружаюсь ТТ, вдруг какие-нибудь контуженные отморозки нагрянут.

Преследование удалось организовать только через полчаса, пока все нашлись и опознались, пока сколотили группу в составе отделения, отыскали оружие и боеприпасы, лыжи, время и улетело. Причём костяк группы составила наша тройка, а возглавил её лейтенант Тихий. Меня же назначили его заместителем, ну и полковник Васин выдал мне ксиву, где было написано, что я являюсь помощником командира взвода в истребительном батальоне НКВД, а не просто так погулять вышел. Сам же он вынужден был остаться на базе, организовывать всё и наводить порядок. А то местный комендант до того жидко обосрался, что отказывался выходить из бомбоубежища до утра, забаррикадировавшись в бункере вместе с тюремной охраной.

Немецкие диверсанты пёрли вперёд как лоси, преследуемые стаей волков. Причём посчитать, сколько их, не имелось возможности. Они шли след в след, и если бы не снег и наст мы бы их давно потеряли. Цепочка следов сначала вела через лес, потом шла по лугу, немного по руслу реки Ока. А когда русло начало изгибаться петлёй, диверсы выбрались на берег и пошагали в Луковский лес, как сказал мне один из местных. Вот в этом-то лесу и начались неприятности. Лес был достаточно редким, перемежаемым проплешинами полян и заливных лугов. Впереди у нас шёл боевой дозор, за ним уже основное подразделение. Когда вошли в лес, пришлось увеличить дистанцию, как между бойцами, так и до боевой двойки. Это-то и помогло избежать лишних жертв.

Я как раз шёл в голове основного подразделения, лейтенант же замыкал колонну, следя, чтобы никто не потерялся, и подпинывая отстающих. Впереди развиднелось, а когда я вышел на опушку, то увидел очередную большую поляну и полевую дорогу, проходящую по ней. Дозорные уковыляли вперёд и стояли уже на дороге, когда я остановился и поднял руку, для того, чтобы тормознулась вся колонна. Увидев, лежащее на дороге туловище в белом маскхалате, я успеваю только крикнуть.

— Стоять! — но поздно. Один из дозорных зачем-то шевелит тело, и раздаётся взрыв.

— Занять позицию вдоль опушки леса! — командую я, упав в снег, и контролирую выполнение.

Неподалёку от меня установил свой пулемёт только Иваныч, все остальные, как беремчатые черепахи расползаются по лесу и ищут опушку. Вохра, она и есть — вохра, одни пенсионеры и негодные к строевой. Единственное боеспособное подразделение практически в полном составе накрыло бомбой на блокпосту, всех остальных собрали с бору по сосенке. И хотя дозорные, причём самые молодые из вохровцев были заинструктированы до слёз как лейтенантом, так и мной, но всё равно лопухнулись. Если бы фрицы устроили засаду на этой поляне, да ещё бы ударили с флангов, зажав нас в клещи, тут бы нам и карачун пришёл. Но диверсы видать очень сильно торопились, уйти за ночь подальше, и просто оставили нам сюрприз. Сюрприз сработал на сто процентов. Предупредил гансов и лишил нас маневренности. Груз 200 и груз 300 теперь нужно было выносить на себе.

Хотя тут нам повезло, в полутора километрах от места трагедии находилось село Заокское, вот туда лейтенант и отправил четверых человек, чтобы донести раненого, сообщить о случившемся и вызвать подмогу. Так что преследуем паршей уже впятером. С нашей группой осталось только два бывалых красноармейца с карабинами, судя по возрасту и строевой выправке, в гражданскую они точно воевали, а может даже и в империалистическую или в Русско-японскую.

Труп немца я осмотрел, и хотя рядом с ним и взорвалась граната-лимонка, но было видно, что его добили ножом прямо в сердце, так как в результате полученного ранения он уже не смог идти дальше. Если бы смог, то остался бы жить. Перейдя реку, диверсы резко сменили направленье, и двинули прямо на восток. Наша группа хотя и сократилась, но зато стала двигаться гораздо быстрее, не растягиваясь и не тормозя. Лейтенант как гончая шёл по следу, торя лыжню, так что мы за ним едва поспевали. Зато около пяти километров мы пробежали почти на спринтерской скорости, резко сократив отставание. Твёрдый наст лыжи держал, а вот диверсы шли пешком, то и дело проваливаясь в снегу по колено, а то и глубже, что не способствовало скорости передвижения. Видимо поэтому они пошли на хитрость и вышли на большую дорогу, «помахать кистенём».

Помахать кистенём у диверсов получилось. Машину они тормознули. И хотя у водителей был приказ никого не брать, но когда тебе в голову прилетает пуля, этот приказ выполнить не удаётся. Зато стрельбу мы услышали и ещё не закоченевший труп водителя на обочине обнаружили. На этом можно было и прекратить преследование, только лейтенант оказался упрямым и вычислив направление, в котором двинулся грузовик, мы рванули за ним на лыжах, причём прямо по шоссе. Дорога одна, впереди село, а там может быть КПП. Ну и нам любая тачка — попутка. И неважно в какую сторону она едет. Развернётся в случае чего. В принципе так и получилось. Встречную полуторку мы тормознули, растянувшись цепью поперёк дороги. Водиле ничего не оставалось, как только ударить по тормозам и остановиться. Так он и сидел, весь белый и вцепившись в баранку, пока Тихий не показал ему своё удостоверение и не задал вопрос.

— Какая машина тебе попалась навстречу?

— Газон, трёхмостовый. — Сразу ответил водила.

— Давно?

— Минуты две как. Прямо у меня перед капотом налево свернул.

— Разворачивай, догнать надо.

— Понял. — Заскрежетал коробкой скоростей он.

Пока Тихий разговаривал с водилой, я скинул лыжи и, забросив их в кузов, уселся рядом с шофёром. В кузове трясёт, а я недавно после ранения. Так что буду старшим машины, а лейтенант пусть командует подразделением. Остальные тоже времени зря не теряли и, заняв места, помогли забраться своему командиру.

— Поехали. — Командую я водиле, когда сверху забарабанили по кабине.

Развернувшись на широкой дороге, грузовик набирает скорость, и мы мчимся в ночи, распугивая редких пешеходов, перебегающих через дорогу. Хотя мчимся, это громко сказано, но летим мы на бешенной скорости, километров пятьдесят в час. Влетаем в какую-то деревню и с визгом покрышек, практически не снижая скорости, резко поворачиваем налево.

— Добавь, браток. — Когда мы выехали на прямую, как турецкая сабля дорогу, прошу я.

— Это можно. — Со скрежетом скоростной коробки переключает он повышенную передачу, два раза выжав и отпустив сцепление, после чего грузовик начинает набирать скорость, и мы мчится ещё быстрее. Судя по показанию спидометра — шестьдесят километров в час.

— Кого хоть ловите? — вцепившись в баранку, спрашивает водитель.

— Нарушителей уличного движения. Сейчас догоним и перестреляем всех нахрен.

— Я же серьёзно спрашиваю. — Обиделся шофёр.

— Я тоже серьёзно. Так что без стрельбы тут не обойдёмся. Оружие есть?

— Нет. — мотает головой водила. — Мы же в тылу, зачем мне оружие.

— Догоним хоть этих нарушителей?

— Если по трассе, то легко, у меня ж эмка, а не ашка. Да и порожняком я. А трёхмостовка только по грязи хорошо идёт, а скорости у неё нет. Вот недельки через две развезёт, тогда на грунтовку лучше и не соваться, толкать замаешься.

Водила не обманул, и вскоре впереди запрыгали огоньки, причём не от наших фар, а также послышался надсадный рокот мотора с подвываниями трансмиссии.

— Ниже пригнись, браток, а то не ровён час могут и стрельнуть. Та хоть машина-то? — достаю я «тешку» и готовлю к бою.