Длина линии обороны полка сократилась с трёх, до двух километров, но людей не прибавилось. И хоть в обороне сидели уже все, кто был способен держать оружие в руках, легче не стало. Батальоны и роты остались только на бумаге, подразделения перемешались, все «офицеры» находились в общей цепи, и воевали наравне с рядовыми. Относительный порядок удалось навести только во время передышки, подаренной нам немцами. Так как единственным боеспособным подразделением оставалась сапёрная рота, численностью не больше взвода, и оборонялась она в центре, то её не трогали, добавив людей, справа и слева, вместе с их полосой обороны и обозвав всех сапёрами. А дальше там рулил уже ротный. Весь остальной личный состав разбили на десятки, назначив там старшими первых попавшихся командиров. И таким отделением мог командовать как ефрейтор, так и лейтенант или политрук. Участок слева занимала вновь сформированная первая рота, и возглавил её командир первого батальона. Участок справа от сапёров вторая, и командиром стал ПНШ-2. Была ещё миномётная «рота» или взвод тяжёлого оружия. Но распоряжения мне отдавал комполка, лично или через связного. На вооружении имелись в основном винтовки и карабины, двумя «дегтярями» усилили левый фланг, одним правый. Станковый максим установили в центре, а мой миномёт ближе к правому флангу. Я отвечал как за стык с соседним полком, так и за лесную дорогу. Командовал всем этим вновь сформированным батальоном наш командир полка — майор Дедов.

Ближе к обеду немцы зашевелились и начали передвигаться вперёд. Тактику они поменяли, и теперь наступали повзводно. Сначала фрицы начинали стрелять по какому-либо участку нашей обороны, и под прикрытием этого огня, вперёд шло одно отделение, недалеко и короткими перебежками. Естественно наши начинали стрелять в ответ, и тогда на проявившего себя стрелка, обрушивался огонь пулемёта, или нескольких карабинов. Так повторялось до тех пор, пока взвод противника не оказывался на одном рубеже, приблизившись метров на тридцать-сорок. И так по всей полосе наступления, сначала взвод, потом рота, потом батальон или два. Медленно, но верно немцы продвигались вперёд, а мы вынуждены были пятиться назад. Хрен бы с ней, с территорией, гектаром леса больше, гектаром меньше. Но, потери у нас росли, и восполнить их было некем. У немцев четыре пулемёта на взвод, у нас на весь полк. И хоть я и старался подавить хотя бы часть фрицевских тарахтелок, и у меня это иногда получалось, но на это требовался большой расход боеприпасов, а мин было не очень много. За оставшуюся часть ночи сделали небольшой запас, но он таял со страшной силой.

Если с пулемётами ещё удавалось хоть как-то бороться, то вот с танками кроме пассивных методов никак. Несколько противотанковых мин, конечно, поставили на дороге, но танки теперь шли за своей пехотой, поддерживая её огнём с места. И сначала под прикрытием огня танковой пушки и пулемётов вперёд продвигался взвод, потом пионеры проверяли путь, после этого подходил танк и всё начиналось по новой. А так как танков было два, то наступали они по очереди, когда иссякал боезапас у одного, на смену ему приходил другой. Наш левый фланг отходил быстрее, и если раньше мы отступали на северо-восток, пятясь вдоль дороги, то теперь всё больше и больше отклонялись на север. Соседняя с нами 113-я отступала на восток, и разрыв увеличивался с каждым часом. Это было слышно по звукам артиллерийской канонады.

Мы уже сосредоточили весь огонь миномёта по наступающим в центре фрицам, но они всё не кончались. Видимо на флангах гансы обходились тем, что есть, а основные усилия сосредоточили на захвате единственной дороги. Если бы не разрывы прилетающих сверху мин, тормозящие пехоту, и не вчерашняя шутка с танком, который наехал на фугас, гансы бы уже прорвались, пустив вперёд броню, но прорыва пока не получалось. Немцы медленно, с упорством парового катка, выдавливали нас с позиций. Сил у нас почти не было, станкач танковым снарядом разбило, на флангах оставалось минимум бойцов, мы отступали всё быстрее, но и немцы выдыхались. Им уже некем было, обойти нас слева. И наступали они в лоб, вдоль панцерштрассе, по которой могли пройти танки, и поддержать свою пехоту. Мы уже отступили к самой Волковской даче, где раньше находился штаб дивизии, и от которой уже шли дороги на Могутово и Мачихино, расходясь в разных направлениях, когда кончились мины к миномёту. Оставшись без поддержки миномёта, наши пехотинцы попятились, отстреливаясь из винтовок, и хоронясь за различными строениями. Сараи, блиндажи и прочие постройки, а потом мы опять налюбили немцев и лишили их преимущества, оставив лесничество и отойдя в лес, сразу на несколько сотен метров.

Такой наглости от нас противник не ожидал и поначалу растерялся. Вот только что эти русские бились до последнего солдата, а потом бросили свой штаб и убежали? А у нас просто не было другого выхода. Соседний полк под нажимом немцев стал отходить своим центром и левым флангом на север. Мы же вынуждены растягивать свой правый фланг, чтобы дивизию попросту не расчленили, вбив клин между полками. А так как растягивать было уже нечего, соответственно наш левый фланг последовал за правым, вот и пришлось отступить на север. Атаковавшие наш полк немцы, захватив Волковскую дачу, где когда-то находился штаб нашей дивизии, окончательно выдохлись, и видимо перегруппировывались или грелись. Всё-таки всыпали мы им от души, и потери они понесли не меньше, чем у нас. Зато фрицы, бившие в стык, были неутомимы, отжимая нашего соседа к северу. Штаб дивизии и впрямь находился в лесничестве, и немцы об этом догадывались, но то, что с наступлением темноты все подразделения оттуда ушли, знать точно не могли.

Я даже сам удивился, когда получили приказ на отход, причём на север и очень быстро. Но впоследствии это оказалось правильным решением. Проезжую дорогу терять не хотелось, поэтому своим левым флангом прижимаемся к ней, и занимаем оборону фронтом на юго-запад в полукилометре к северу от Волковской дачи. За левый фланг, можно было не опасаться, прямо на дороге заняли огневую позицию артиллеристы, которые маскировали свою пушку, а вот за правый… Соседний полк под нажимом противника продолжал отходить, и разрыв между нашими полками всё увеличивался. Чтобы хоть на время придержать гансов, помочь соседям и обезопасить себя от обхода с тыла, наши большеголовые решили контратаковать. Для чего сосредоточили на фланге противника вторую роту, а вперёд выслали разведку. Удалось подловить взвод, а может и роту гансов, которые шли на подмогу своим. Подобравшись к помогальщикам, наши ударили в штыки, «аккуратно но сильно» и перебив большую часть подразделения, остальных обратили в бегство. Можно себе представить реакцию командира немецкого батальона, когда вместо обещанных подкреплений, он получил в своё распоряжение, толпу дурно-пахнущих камрадов. Да вдобавок без вооружения, утерянного военно-морским способом при побеге, которые к тому же орут — «Ахтунг! Партизанен!». Естественно атака была прекращена, а батальон стал занимать круговую оборону, опасаясь за свой правый фланг и тыл. А нам только это и было нужно. Пока фрицы чухались, бойцы второй роты успевают собрать трофеи, вернуться и занять свои позиции, правый фланг правда пришлось загнуть фронтом на запад, но зато с пулемётами теперь было всё в порядке.

В деревне Савеловка, находится первый дивизион и штаб 971-го артполка, и он должен прикрыть левый фланг соседям и правый нам, мы ежели что поможем им. По штату в артполку больше тысячи человек, пусть там даже не весь полк, а только его половина, но всяко больше чем в нашей сборной солянке осталось. Оперативная группа от штаба дивизии находится в двухстах метрах за нашим полком, и комдив вроде как рулит. По крайней мере, разбитые вдрызг полки не разбежались, а упорно обороняются, и хоть и пятятся, но не бегут.

Установив миномёт в центре боевого порядка, и оставив Федю на охране, беру братцев Ёжиков, и идём к дороге. Обещали подвезти мины, надо будет встретить и разгрузить транспорт, а потом перетаскать всё на позиции. По пути я присмотрел пару подходящих мест для огневой, а дойдя до дороги, решил перетереть с пушкарями. По характерным очертаниям и размерам, узнаю старую добрую дивизионку, трёхдюймовая пушка образца 1902/30 года. Хорошее орудие, «коса смерти», как его называли в Первую Мировую, но сейчас-то Вторая… Хотя с километра это орудие может поразить любой существующий на данный момент танк, во всяком случае кроме КВ. Но надеюсь таких трофеев у немцев тут нет. Правда вот скорострельность подвела, всего десять выстрелов в минуту, затвор-то поршневой, но на безрыбье, и ишак — лошадь.