По-братски поделили трубы, установили свою, и потихоньку затопили печь. Глина должна просохнуть равномерно, а не потрескаться. Пока вроде нигде не дымило, только парило. Конечно, со временем нужно будет подмазывать, ремонтировать, но пока и так сойдёт. Оставалось провести освещение, и на этом наше общежитие на двадцать рыл, было готово. По крайней мере, можно просушить обувь и одежду, не отходя от кассы. Насчёт светильника у меня появилась идея, так что отправив лишний состав за кормом для печи, отпрашиваюсь у ротного и иду к другу Мишане.

Взвод сорокапяток расположился прямо на опушке лесного массива, метрах в ста от нашей батареи. Прикрывая единственное танкодоступное направление, просёлочную дорогу, которая шла из деревни Слизнево и уходила в наш тыл. Так что иду прямо по дороге и только шагах в десяти от западной опушки, сворачиваю в подлесок.

— Стой. Кто идёт? Пароль. — Раздаётся окрик бдительного часового, стоящего возле пушки.

— Москва. Отзыв. — Останавливаюсь, и от балды называю слово, первым пришедшее на ум.

— Самара. Только Москва, это вчерашний пароль.

— А это не важно. Волохов, где ты там прячешься? Выходи подлый трус. — Кричу я во весь голос.

— Стой. Стрелять буду. — Не унимается часовой.

— Да стою я, видишь. Стою. Так что убери свой карамультук, пока он не бабахнул. Мишаня, уйми своего нукера, а то я уже напужался.

— Это кто там, такой громкий? — Выглядывает сержант из перекрытого ровика.

— Друг твой лепший. Не узнал?

— Узнал. Так что богатым не будешь. Нестеров, отставить. Свои. — Подаёт он команду часовому.

— Да уж не до богатства. По бедности своей пришёл, попрошайничать. У тебя гильз снарядных, случайно нигде не завалялось?

— Завалялось. Только мы их сдаём. А много надо?

— Штук пять или шесть, больше ему не сожрать. А то как в старину, при лучине живём.

— Что, такой большой блиндаж?

— Приличный, на взвод и не один. Я же не только для себя стараюсь.

— Ну, если для всех, тогда найдём, тем более стреляли недавно. Вот. — Отдаёт мне Мишка укупорку с гильзами. — Правда, тут только пять штук, мало стреляли. Тару вернёшь.

— И на том спасибо. Ладно, до встречи.

— Что, даже чаю не попьёшь?

— Извини, служба. Ты лучше сам вечером подгребай на новоселье. Сообразим что-нибудь, на троих. — Щёлкаю я пальцем по горлу. — Там и поговорим.

— Если получится, приду. — Пожав друг другу руки, расходимся.

Вернувшись в расположение, достаю одну из гильз и делаю светильник. Внутрь гильзы просовываю фитиль, сплющиваю дульце и пробиваю отверстие для заправки горючей жидкости, чуть ниже сплющенного конца. Светильник теоретически готов, остаётся только найти керосин и проверить его работу на практике. Но эту проблему будем решать позже, а пока по плану боевая подготовка. А то личный состав, начинал слоняться без дела, что было чревато. Солдаты, они ж как маленькие дети, не успеешь отвернуться, тут же напакостят или обсерются. Махмудка уже не раз косился на топорик, всё ему не терпелось проверить прочность стали на ломике. Хотя я ему уже дал немецкий штык и сказал, чтобы он страдал… в свободное время, вот он и страдал этой самой… но на топор всё-таки косился.

Сначала подхожу со своей идеей к взводному, а потом уже вместе идём к ротному. Лейтенант идею одобрил, созвонился со штабом, послал связных с записками, предупредить соседей, чтобы не растерялись. А то когда стреляют из винтовок у тебя в тылу, это «немножко» нервирует. Так что после небольшой подготовки, всем нашим взводом идём на импровизированное стрельбище, место для которого я присмотрел буквально на днях. С собой кроме оружия тащим мишени, а также шанцевый инструмент для их установки. Бумаги, а тем паче фанеры у нас не было, поэтому для мишеней используем пару полешек, оставшихся после строительства блиндажей. Небольших таких брёвнышка, длиной по два и диаметром в четверть метра. Тир мы устроили в овраге, там, где два друга копали окоп для стрельбы. От этого места овраг тянулся на юго-запад, и на протяжении ста метров был относительно прямой, а потом поворачивал влево. Вот в ста метрах возле правого откоса, мы и вкопали две мишени. Рубеж для стрелков находился возле левого откоса, так что стреляли как бы по диагонали, и все промахи должны были попадать в правый откос. На всякий случай выставили отцепление, один человек впереди за поворотом, а по верху ходил Василий Алибабаевич и посылал всех лесом, типа — «Бабуся туда не ходи, снег башка попадёт». Только справа от лога ходил Василий, а слева — Алибабаевич.

Стрелять решили из трофейных карабинов. Патронов больше, да и не жалко. По центру ошкуренных стволов, начертили вертикальную полосу, и получилась вполне себе ростовая мишень. Предыдущие попадания решили обозначать, забивая в пулевые отверстия стрелянные гильзы и пошла потеха. Первыми стреляли лейтенанты, из двух, пока ещё бесхозных карамультуков. Отстреляв по обойме, проверили кучность и точность боя. Вроде нормально, только у ротного один выстрел ушёл. Не за молоком конечно, но чуть выше остальных. Потом проверяли командиров отделений. Оба младших сержанта в нашем взводе попали три из трёх. Я стреляю в паре с Федей, лупим каждый из своих карабинов, причём Фёдор из нашего — трёхлинейного. Я выставляю прицел на сотню метров, и целюсь в центр мишени, все три пули ушли немного выше. Тоже нормально, подумаешь, попадёт фрицу не в пузо, а в солнечное сплетение, лучше ему от этого не станет. Дальше пошла рутина, каждый комод проверял своих подчинённых и бегал с ними забивать гильзы. Если поначалу с гильзами была проблема, то после того, как все отстрелялись, их образовался излишек. Много пулек, ушло за молоком. Самых весёлых из молочников посылаем сменить оцепление и я проверяю своих. Задача пока была — проверить навыки, а не научить стрелять, вот сильно и не заморачиваемся. Телепузики попали три из трёх, кучности, конечно, никакой, но и за молоком никто не пошёл. Удивили Макар с Рафиком. Если джигит попал, примерно в верхнюю треть груди с нормальной кучностью. То пермяк по верху бревна. Сначала я даже подумал, что кучность хреновая, но когда заколотили гильзы, получились два глаза и нос. Кстати Аристарх также стрелял из своего — Мосинского карабина.

После того, как проверили всех бойцов взвода, красноармейцы продолжили стрелять из закреплённых за ними карабинов. Ситуация почти не изменилась. Кто до этого попадал, тот снова попал, а кто мазал, тот и промазал. Правда, за исключением одного индивидуума. Если из трофейной винтовки он попал, то из карабина системы Мосина промазал. Отобрав у него оружие, стреляю сам. Ротный корректирует, смотря в бинокль. Заряжаю полный магазин и стреляю. Первый выстрел.

— Полметра выше. — Комментирует он. — Ты куда стрелял?

— По центру бревна. — Смотрю на целик, всё нормально, выставлен на сотню метров. Второй выстрел смещаю на полметра ниже.

— Попал. Продолжай в том же духе. — Ещё выстрел.

— Мимо. — Не понял? Не веря своим глазам, ощупываю прицел руками. При лёгком нажатии пальцем, прицельная планка прижимается к колодке, а когда отпускаю, поднимается. Что за хрень? Достаю иголку из шапки и, приподняв планку, выковыриваю из-под нее промасленный кусочек ветоши. Хомутик встаёт на место, и две оставшиеся пули прилетают точно в цель. Выщёлкиваю последнюю гильзу и только теперь обращаю внимание, на знакомый номер. Оказалось, что это мой карабин, который я оставил в роте, когда отправлялся в медсанбат. То-то он показался мне знакомым, когда я к нему прикладывался, зато внешний вид разочаровал. У меня был почти как новый, а теперь полный писец.

— Ты что с оружием сделал? Христопродавец. — Наезжаю я на теперь уже бывшего владельца карабина.

— А чё?

— Да… не горячо. — И тут меня прорвало. Очнулся я в полной тишине, в окружении бойцов, стоящих с отвисшими челюстями.

— Силён… — Нараспев протянул взводный. — И ведь ни разу не повторился. А ты чего замер Хуснутдинов? Варежку закрыл, гильзы в руки и вперёд, фигуру делать.