Он мягко коснулся её плеча. Его губы дрогнули. Он хотел сказать что-то простое. Что-то вроде: «Береги себя» или «Обещай, что не оглянешься». Но вместо этого вдруг сорвалось: — Скажи… если бы всё было… нормальным… — он сглотнул. Его голос дрогнул, но он не отвёл взгляда. — Ты… когда-нибудь смогла бы… стать моей женой?

Яохань застыла.

Её губы приоткрылись, но ни один звук не сорвался. В глазах отразилось нечто большее, чем шок. Боль, смешанная с чем-то, похожим на счастье.

Цзяньюй смутился так, как не смущался ни разу в жизни. Лицо залилось краской — даже сквозь грязь и кровь проступил жар. Он нахмурился, потому что это ведь не так должно было быть, он не собирался… Но сказал.

— Извини, — пробормотал он виновато. — Глупость… просто ляпнул, я…

Он опустил глаза. Сердце билось так, что вот-вот выпрыгнет из груди, но почему-то он ощутил странное спокойствие.

Потому что это и было то, что он на самом деле хотел сказать.

Он не хотел умирать героем. Он хотел жить с ней.

Яохань смотрела на него, не в силах вымолвить ни слова. — Цзяньюй… — прошептала она наконец. В уголке глаза что-то сверкнуло.

Он медленно покачал головой.

— Не говори сейчас.

Он снова посмотрел на неё — уже мягче, спокойнее. Почти по-взрослому.

— Если потом… я проснусь, когда всё закончится, и увижу, как ты улыбаешься — пусть это будет твоим ответом.

«А если не проснёшься?» — Яохань хотела задать вопрос. Но вместо этого кивнула, соглашаясь.

Юншэн не обернулся сразу. Он всё ещё держал ладонь на ране Байсюэ, чтобы удержать её душу в теле, — и всё же, сквозь боль и усталость, он слышал каждое слово.

Он медленно поднял взгляд и посмотрел на Цзяньюя. Без слов. Без насмешки. Без высокомерия.Лишь лёгкий, почти незаметный кивок. Признание. Он увидел не мальчика — а воина, брата по выбору.

Юншэн не стал останавливать его. Есть выборы, которые нельзя отнять.

Цзяньюй ещё мгновение стоял, глядя на свой слабеющий барьер. Потом глубоко вдохнул и повернулся к остальным.

— Слушайте. Я сниму барьер. Они сразу ринутся на нас. Я отвлеку их на себя, а вы в это время уходите. Юншэн, тебе нужно забрать Байсюэ и Яохань и как можно быстрее добраться до главного зала. — Один ты не справишься, — тихо сказала Яохань. — Это не о победе, — ответил он. — Нужно выиграть время.Юншэн не сразу ответил. Он сжал ладонь Байсюэ — всё ещё холодную — потом поднял глаза и посмотрел на Цзяньюя. — Хорошо, — сказал он. — Я сделаю всё возможное. — Он перевёл взгляд на Яохань. — И защищу её. Обещаю. Чтобы ты потом смог узнать её ответ.Цзяньюй усмехнулся. — Только не говори мне потом, что я был дураком. Хотя… — он пожал плечами. — Если скажешь, то будешь прав.

Яохань сжала его руку, и в этом прикосновении было больше, чем в поцелуе.

Цзяньюй нехотя расцепил их пальцы. — Готовьтесь.

Он прикрыл глаза — и в следующий миг вырвал меч из земли. Светящийся барьер, сдерживавший нежить, дрогнул и рассы́пался. Мёртвые заклинатели мгновенно среагировали и ринулись к нему, а Цзяньюй пошёл прямо на них.

Перед ним, вокруг, за его спиной — из-под раскрошившихся плит вырастал лес. Острые, живые корни взмыли вверх, пробивая камень и небо. Они извивались, рушили плиты и сдерживали нежить.

Юншэн поднял Байсюэ, и другой рукой обхватил за талию Яохань. — Держись, — сказал он ей. — Мы должны выжить. Ради него.

Корни, повинуясь последнему зову Цзяньюя, вытянулись вперёд и вверх, как тропа в небеса. Юншэн разогнался, прыгнул, и лес стал для него ступенью. Он взлетел. Вместе с Байсюэ и Яохань пронёсся над вражеской ордой, над сжимающимся кольцом мёртвых — прямо к дверям главного зала.

Он втолкнул девушек туда и плотно закрыл за собой дверь.

Цзяньюй остался снаружи один.

«Ха… хорошо, что я всё-таки успел выучить эту технику, — подумал он с мрачным торжеством. — Вот теперь и пригодилось».

И сердце его, несмотря на боль, наполнилось гордостью.

Его тело пронзила волна чистой, раскалённой боли. Словно внутри что-то оборвалось.Меридианы не выдержали. Тело было истощено до последней капли духовной силы. Глаза застилала пелена — он уже не мог видеть, что происходит вокруг. Только верить, что Юншэн смог добраться…

Мир накренился.Цзяньюй упал на колени. Его губы шевельнулись, но звука уже не было.«Пусть их победа станет ответом…»

…И всё исчезло.

Яохань вскинулась, словно очнулась от кошмара.— Цзяньюй… — одними губами прошептала она.

Сердце билось гулко и отчаянно. Ноги сами понесли её к двери, будто тело больше не подчинялось разуму.

— Нет! — Юншэн шагнул вперёд, преграждая ей путь.

— Отойди! — голос дрожал. — Надо вернуться за ним! Он же…

Её пальцы вцепились в дверную створку. Она пыталась вырваться, открыть, прорваться обратно — к нему. Как будто её упрямство могло отменить неизбежное.

— Нельзя возвращаться, — сказал Юншэн тихо, но непреклонно.

— Он же там один! — её голос сорвался в крик. — Один, с ними, с этими…! Как мы можем дать ему умереть ТАК? Пусти!

Яохань всхлипнула, задыхаясь от слёз, и опустила голову, ударившись лбом о холодную дверь.

— Я должна… должна была… сказать ему…

Голос сорвался.

Юншэн стоял рядом. Он не стал говорить ей «успокойся». Не прикасался. Эту боль нужно было прожить, дать ей вылиться. Только время могло заглушить боль, которая сейчас рвала её изнутри.

— Он знал, что делает, — наконец проговорил он. — И он выбрал не смерть. Он выбрал спасти тебя.

Яохань медленно подняла взгляд.

— Но он не должен был. Я не хотела… я не просила… я не стою того…!

— Он знал, ради чего живёт и ради кого умирает. Не отнимай у него право сделать этот выбор. Не отнимай у него смысл.

Она зажмурилась. Зубы впились в губу так, что выступила кровь. Её трясло. Но она сделала шаг назад от двери. Один. Второй. И разрыда́лась.

Юншэн крепко обнял девушку, прижал её к себе. Как старший брат, как друг, который знал, каково это — терять и не иметь права плакать.

— Ты не одна, — сказал он наконец, почти шёпотом.

Яохань уткнулась ему в плечо. Она дрожала, как раненый зверёк, пытаясь сдержать рыдания. Слёзы жгли ему кожу сквозь ткань, и всё же он не отпустил. Только крепче сжал объятие, медленно гладя её по спине.

— Он… — голос её был еле слышен. — Он хотел знать, кем я могла бы быть для него. А я… даже не смогла ему сказать…

— Тогда скажи это сейчас, — прошептал Юншэн. — Тем, что пойдёшь дальше. Именно такого ответа он хотел.

Она снова всхлипнула, вцепившись в его одежду.

— Ты прав…

***

Байсюэ всё ещё сидела у стены, дыхание было едва заметным.

Погруженная в своё горе, Яохань не сразу заметила, что ее грудь содрогнулась от вдоха, и только тогда стало ясно, что она возвращается.

Юншэн шагнул ближе, опускаясь на колено рядом, осторожно коснувшись её плеча.

— Байсюэ, — тихо позвал он.

Она открыла глаза.

Её взгляд скользнул по лицу Юншэна, потом остановился на Яохань, всего на миг задержался на её заплаканном лице, опущенных плечах, и этого было достаточно, чтобы понять: Цзяньюя больше не было.

Байсюэ не стала ничего спрашивать. Лишь закрыла глаза, позволив этой утрате раствориться в сердце.

Храм содрогнулся.

Где-то в глубине раздался глухой треск. Пол под ногами задрожал, и по стенам разбежались трещины, из которых начали просачиваться тонкие тени.

Время кончилось.