Они возвращались в гостиницу по улице чуть в стороне от главной площади. Город жил своей вечерней жизнью, но лавки постепенно начинали закрываться.

— Ты часто на неё так смотришь? — вдруг спросил Юншэн спокойно, как бы между делом, будто говорил о погоде.

Цзяньюй споткнулся от неожиданности вопроса, но тут же выпрямился.

— Что? На кого?

— На Яохань, — уточнил Юншэн с улыбкой, в которой не было насмешки, только тихое понимание.

— Я просто… забочусь о ней. Мы… друзья, — пробормотал Цзяньюй. — Я должен быть рядом с ней, мы с детства вместе.

— Конечно, должен. — Юншэн кивнул. — Но, знаешь, я тоже был другом одной женщины. Говорил себе, что просто защищаю, просто рядом, просто забочусь. А потом однажды проснулся — и понял, что даже смерть меньше пугает, чем мысль потерять её.

Цзяньюй молчал, глядя вперёд. Девушки всё ещё были у лотка, Байсюэ о чём-то переговаривалась с продавцом, а Яохань смотрела на игрушку в его руках с почти детским восхищением.

— Я не знаю, как ей сказать, — наконец признался он. — А вдруг ей не нужно ничего, кроме дружбы?

— Может, и не нужно, — легко согласился Юншэн. — Но ты же не только поэтому молчишь. Ты боишься, что тебе придётся изменить что-то в себе. Понять, что тебе уже недостаточно просто быть рядом. Что хочешь большего. А это страшно.

Цзяньюй фыркнул, но не возразил. И Юншэн добавил тише:

— Просто не жди, пока станет слишком поздно. Люди думают, что у них есть время. Но, поверь… его всегда меньше, чем кажется.

Он похлопал Цзяньюя по плечу и пошёл вперёд, смотреть, что же там за тигры такие волшебные, что девушки до сих пор не отошли от лотка.

Когда Цзяньюй догнал остальных, Яохань оглянулась и улыбнулась ему. А у него — сжалось что-то внутри.

Просто быть рядом действительно было недостаточно.

Он больше не мог это отрицать.

***

Яохань сидела в своей комнате у столика и расчёсывала волосы перед отходом ко сну.

Перед ней лежала шпилька в форме веточки цветущей сливы. Перламутровые лепестки переливались в свете лампы. Она коснулась их кончиком пальца. До сих пор не верилось, что Цзяньюй её купил. Для неё. Просто так. Или… не просто?

Яохань вздохнула и улыбнулась уголками губ. Её щёки всё ещё хранили тёплое воспоминание — как он волновался, когда вставлял шпильку в причёску. А у неё перехватило дыхание так сильно, что она даже не могла пошевелиться. И почему вдруг так сильно билось сердце?

На столике рядом лежал маленький плюшевый тигр. Байсюэ купила его по дороге назад. Сказала: «он похож на тебя» и начала лихо торговаться с продавцом, что было ещё более неожиданно, учитывая, как мало она разговаривала раньше. Яохань сначала показалось смешным, что Байсюэ сравнила её с этим тигром, но теперь, глядя на игрушку, вдруг поняла: у тигрёнка были те же упрямые брови, что и у неё в зеркале. Наверное, Байсюэ действительно видит в ней больше, чем она сама понимает.

Она притянула игрушку к себе. Эти маленькие подарки согревали напоминанием о полном чудес вечере.

Она даже представить себе не могла, чем закончится это странное путешествие. Столько раз хотела поговорить с Байсюэ, чтобы понять, зачем она взяла её с собой, почему это было так важно. Но до сих пор спросить не решалась, да и поведение богини не очень располагало к откровенным разговорам. До недавнего времени.

Что-то изменилось после той битвы с мёртвыми птицами. Байсюэ стала более человечной, и Юншэн стал мягче, перестал постоянно подкалывать Цзяньюя… Наверное, самое время поговорить.

Но сейчас — она закрыла глаза и легла, положив шпильку под подушку, как своё самое большое сокровище.

Яохань проснулась рано. Мягкий свет скользил по полу, пробиваясь сквозь щели в ставнях. Она приподнялась на локтях, засунула руку под подушку, достала шпильку с цветком сливы и улыбнулась. Сердце почему-то забилось быстрее, когда она крутила изящное украшение руке, любуясь переливами перламутра.

Сегодня они пойдут в храм. Туда, куда Байсюэ так упорно вела их весь путь.И хоть никто не говорил прямо, в глубине души Яохань чувствовала: там произойдёт нечто важное. А она так и не успела поговорить с Байсюэ. Возможно, сегодня всё и выяснится…

После скромного, но уютного завтрака в «Журавле в тумане» Юншэн повёл их через арочный мост, вдоль канала, по которому неспешно плыли лодки.

— Ваньфу Цзинтан многие столетия был сердцем Поднебесной, — говорил он негромко, оборачиваясь через плечо. — Здесь принимали пророчества и вершили высшие обеты. Храм строили не смертные. Его заложили в эпоху, когда границы между мирами ещё не сомкнулись. — И кто же тогда сюда приходил? — спросил Цзяньюй, всё ещё немного сонный. Накануне он никак не мог заснуть, всё думал о Яохань и как он обязательно возьмёт её за руку. — Говорят, сам Небесный Император однажды появлялся здесь, — усмехнулся Юншэн.

Чем ближе они подходили, тем гуще становился поток людей. Воздух был тяжёлым от благовоний и наполнен звоном колокольчиков.

Но у самого подножия храма открылась странная сцена.

У стены, украшенной выгравированными символами защиты, несколько человек в пыльных одеждах стояли на коленях. Они били поклоны с такой силой, что слышно было, как лбом ударяются о каменные плиты. — Он проснётся… он вернётся… — Примите нас… — Пустота — путь! Свет — иллюзия!

Прохожие ускоряли шаг, стараясь не смотреть. Один монах из охраны храма спокойно наблюдал, но ничего не делал.

— Кто они?.. — прошептала Яохань.

— Те, кто уже услышал голос, — сказала Байсюэ так тихо, что её слова донеслись только до Юншэна.

Он не отреагировал, только повёл их дальше — по ступеням, в зал, откуда раздавался звон гонга.

Храм возвышался перед ними, словно вырезанный из единой глыбы яшмы. Крышу украшали нефритовые журавли. У входа — пара изваяний львов, обвитых золотыми лентами. На одном из них ленты сползли, и, казалось, кто-то завязал ему глаза.

Юншэн медленно выдохнул: — Добро пожаловать в Ваньфу Цзинтан.

Внутри их встретил идеальный порядок: сверкающий пол, на стенах — огромные фрески, изображающие сцены очищения, вознесения и победы света над тьмой. Терпкий аромат благовоний становился всё более невыносимым. Цзяньюй даже закашлялся, но испуганно закрыл рот руками, чтобы не издавать неприличных звуков.

В центре главного зала возвышалась статуя из светлого камня, украшенная позолотой. Это была женщина — стройная, с благородной осанкой. От неё исходило ощущение спокойствия и безмерного достоинства. Корона на её голове напоминала лучи солнца, пробивающиеся сквозь облака, и украшена позолоченными фениксами.

В руках она держала широкую чашу, из которой поднимался бесконечный столб дыма, сотканного из ароматических масел. Он не рассеивался, а продолжал клубиться в воздухе, окутывая статую словно облака. Над основанием пьедестала были вырезаны барельефы: сцены благословения, исцеления, защиты.

И в этой позе, в мягком повороте корпуса, в наклоне головы, в линии плеч — было что-то знакомое. Юншэн видел эту статую сотни раз, но его сердце всегда сжималось от болезненных воспоминаний.

Небесная Императрица, покровительница мира смертных до гибели богов. Её почитали с древнейших времён, когда ещё не было и намёка на приближение Пустоты. И эта фигура была будто отражением Байсюэ.

Не так. Это Байсюэ была её отражением.

В тот момент, когда Император — бог среди богов — отдал свою силу ради совершенного оружия, его разум, душа, воспоминания не могли не повлиять на облик создания из этой жертвы. Вряд ли он даже осознавал, что в час гибели думал только о ней — своей супруге, той, с кем делил трон, вечность и последнюю надежду. И Байсюэ, рождённая из боли, остатка небесной воли и отчаянной любви, невольно переняла черты той, кого он когда-то любил сильнее всего.