Цзяньюй скрестил руки и тихо пробормотал:

— Или проклянут.

И повозка понесла их навстречу ветру, широким дорогам и непонятному будущему.

Первый день пути проходил на удивление мирно.

Яохань дремала, сидя рядом с Байсюэ. Цзяньюй тихо жевал сушёные финики, прищурившись от солнца. Юншэн, которого заставили управлять повозкой, следил за дорогой и время от времени отбирал финики у Цзяньюя.

— Знаешь, — начал Цзяньюй, качнув ногой, — я всё думаю о тех свитках, что нашли в святилище. Мы передали их Главе Хэ, но ты ведь занимался расшифровкой. Что там было?

Юншэн медленно повернул голову.

— Кулинарная книга. И дневник. Но записи сильно повреждены.

Эх, с книгой рецептов Яохань тогда угадала. Жаль, что самые хорошо сохранившиеся находки оказались такими бесполезными. Что рецепты, что портрет – годились разве что для архива.

— Дневник? Ты хоть что-то там понял?

— Я всегда понимаю что-то, — сухо сказал Юншэн.

— А чей он?

— Мой, конечно. Но записи сильно повреждены, поэтому читать неинтересно.

Цзяньюй закатил глаза, но продолжать не стал. Некоторое время в повозке вновь воцарилась тишина, только колёса продолжали постукивать в такт их общему пути.

— А ещё, — подала голос Яохань, не открывая глаз, — помнишь, мы нашли портрет?

Юншэн не ответил сразу. Его пальцы незаметно сжались на краю сидения.

— Да, помню, — сказал он наконец.

— Ты узнал, кто на нём? — спросила она, медленно садясь.

— В любом случае этого человека давно не существует. — Он отвёл взгляд. — Но мне понравилось, как нарисовано.

— Это так в твоём духе, — буркнул Цзяньюй.

Юншэн усмехнулся, не отрицая.

***

Путь на север, к Чистому Залу Десяти Тысяч Благословений, был относительно спокойным — широкие равнины сменялись холмами, трава шумела от ветра, время от времени встречались торговые караваны.

Но вот погода, будто капризный дух, не желала определиться: то небо вспыхивало беспощадным жаром, словно кузнечный горн, то мрачнело, и хлынувший дождь превращал дорогу в вязкую трясину, так что порой приходилось пережидать ливни в ближайших укрытиях.

За это время повозка, да и лошади, несколько раз менялись — как магическими силами Байсюэ, так и традиционным способом: в конюшне по дороге.

Хоть в путешествии не было срочности, Юншэн не позволял расслабляться и задерживаться где-то надолго. Как всегда, ничего толком не объясняя. И Цзяньюя, и Яохань это ужасно раздражало. А Байсюэ, казалась, полностью отстранилась от принятия решений, предоставив всё старшему ученику.

Однажды ближе к вечеру они ехали по лесной дороге. С обеих сторон тянулись стройные деревья, плотно сомкнувшиеся кронами. Воздух был сырой и плотный – к дождю.

— Хорошая дорога, — заметил Цзяньюй, покручивая поводья. — И проезжал кто-то недавно. Значит, используют, и тут безопасно.

— До города ещё ли семь, — отозвалась Яохань. — Если не тормозить, то приедем до сумерек. Главное — не промокнуть…

Тучи сгустились неожиданно, как будто по небу разлили чернила. Вскоре темнота стала такой, что день обернулся ночью.

Яохань прищурилась, вглядываясь в кроны.

— Птиц не слышно, — сказала она.

— К дождю, — отозвался Цзяньюй, но в голосе прозвучало сомнение.

В этот момент, из-за деревьев на склоне вспыхнул странный свет. Ровный, зеленоватый. Он озарил стволы деревьев, заставляя их отбрасывать извивающиеся тени.

Повозка замедлилась.

— Вы это тоже видите? — спросила Яохань.

Юншэн встал, слегка прищурившись, и кивнул.

— К сожалению, да.

Байсюэ, до этого сидевшая в задумчивом молчании, подняла голову. Её глаза вспыхнули золотом, как и в миг её первого появления.

— Это не обычный свет. Готовьтесь. Что бы это ни было — оно уже заметило нас.

Цзяньюй переглянулся с Яохань и медленно потянулся за оружием.

Они едва успели соскочить с повозки, как раздался то ли лай, то ли хрип, непохожий ни на человеческий, ни на звериный. Из тени между стволами вынырнуло нечто смердящее и искажённое. На месте глаз — пустые дыры, треснувший череп на длинной, как будто змеиной, шее, переходящей в гнилое тело с костяными крыльями. Но крылья не раскрывались, не били воздух. Они будто застыли в полусложенном состоянии и больше не двигались.

— Это… птицы? — выдохнула Яохань, вжимаясь спиной в колесо повозки.

Их было с десяток, может, больше — изуродованные туши, выше человека ростом, с торчащими рёбрами и гнилыми обрывками кожи, намотанной на кости. Они мчались вниз по лесистому склону, когтями разрывая землю, оставляя борозды, полные мёртвой травы.

Байсюэ шагнула вперёд, не колеблясь. В воздух заискрился, и на ближайших тварей обрушился ливень сияющих мечей. Они рассыпались, но всего через три удара сердца из пепла поднялись новые.

Цзяньюй быстро понял, что даже несмотря на божественное присутствие, с чудовищами так просто не сладить. Его широкий меч со свистом рассёк сгнившие перья ближайшей птицы и ударился о кость. Тварь зашаталась, но осталась на ногах, хищно раззявив обломанный клюв.

Яохань, оправившись от шока, тоже встала в боевую стойку. Она провела пальцами лезвию своего меча. Оно вспыхнуло огнём, и мёртвая птица, которую только что ударил Цзяньюй, отступила на шаг. Тут же её пронзил ледяной меч богини, но и это оказалось ненадолго. Из раздробленных костей возродилась новая скелетообразная птица.

Ци Цзяньюя растеклась подобно корням дерева, сковывая врагов, чтобы пылающий меч Яохань на земле и ледяные клинки Байсюэ с небес разили точнее. Но сколько бы они ни убивали, враги возвращались.

— Ими кто-то управляет, — пробормотал Юншэн. — Я этим займусь.

Пространство над его раскрытой ладонью дрогнуло, как поверхность воды от порыва ветра, и из этой вибрации выскользнуло едва поблескивающее копьё.

Юншэн уверенно сжал древко. В следующий миг его уже не было рядом. Цзяньюй даже не успел восхититься скоростью старшего ученика.

В небе, на границе крон, едва заметно колыхалась тень. Всплеск зелёного света — и присутствие исчезло.

Юншэн скользил по стволам деревьев, преследуя призрачную фигуру — с больши́м черепом, похожую на скелет гигантского горного орла с разложившимися крыльями. Их бой был стремительным: копьё Юншэна рассекало воздух, отражая когти и тени. Но вожак ускользал, всё время уводя бой вглубь леса.

А затем он резко развернулся и полетел обратно, к повозке. Юншэн выругался про себя и ринулся следом.

Слишком поздно Яохань заметила, что крылатый скелет устремился прямо к ней, увлечённая борьбой с крупной тварью, отличавшейся от остальным больши́м плоским клювом. Но Цзяньюй успел в последний миг: он всем телом врезался в нового врага, сбив его сторону. Оба покатились по земле, но призрачный вожак взвился вверх, теперь уже явно раздражённый. Распростёр крылья и приготовился к новому нападению.

Байсюэ, сжав зубы, сконцентрировала силу в том месте, куда взлетел вожак. Перед ним, прямо из воздуха, образовалась тонкая золотая сеть. Монстр ушёл в пике, чтобы не налететь на ловушку — на миг поток зелёного света ослаб.

Юншэн, словно ждал именно этого, спрыгнул с верхушки сосны и вонзил копьё прямо в череп летающей твари. Раздался влажный хруст. Свет потух. Вся стая мёртвых птиц замерла… а затем они рухнули, как марионетки с отрезанными нитями.

Цзяньюй сидел на земле, тяжело дыша, меч всё ещё дрожал в руках. Яохань не отпускала свой пылающий клинок.

— Вы в порядке? — спросила Байсюэ, подходя. Со стороны казалось, что она даже не волновалась, но поджатые губы и прищуренные глаза говорили об обратном.

— Я хочу обратно в повозку, — пробормотал Цзяньюй. — И кувшин с вином.

Юншэн пнул рассыпавшиеся кости, словно проверяя, действительно ли всё кончено.

— Что-то мне подсказывает, что это не случайность, – мрачно проговорил он.