Кейта закрыл школу серфинга на неделю и практически переселился в больницу, возвращаясь домой только для сна. Мидори приносила свои акварели и рисовала прямо в палате — пейзажи побережья, чтобы Джин не чувствовал себя оторванным от любимого океана.

Хироши тоже приходил каждый день. Иногда они просто молча сидели рядом, иногда Джин рассказывал истории из своей жизни — о путешествиях по миру в поисках идеальной волны, о том, как встретил Мичи в маленьком прибрежном городке на Гавайях, о друзьях, которых обрел и потерял за долгие годы.

— Знаешь, что самое важное я понял в жизни? — сказал он однажды, глядя в окно на кусочек неба, видневшийся между зданиями. — Что всё это — одно большое путешествие. Не важно, как долго ты в пути, важно, с кем ты идешь и что видишь по дороге.

А потом, на пятнадцатый день после происшествия на воде, Джин тихо ушел во сне. Мичи была рядом, держала его за руку. Она потом рассказала, что перед тем, как заснуть в последний раз, он улыбнулся и прошептал: "Какая волна... Я вижу идеальную волну".

***

Похороны Джина прошли по местной традиции, о которой Хироши раньше не слышал. После обычной кремации и церемонии в храме, вещи Джина, были положены в специальную лодку, украшенную цветами — его любимая гитара, серфинг, браслеты, которые он носил на запястье.

Такеши-сан объяснил Хироши смысл этого ритуала.

— В старые времена рыбаки верили, что океан — это не просто вода, а живое существо, великий дух, который принимает обратно тех, кто провел жизнь в гармонии с ним. Когда умирал уважаемый человек, связанный с морем, его вещи возвращали волнам — чтобы душа обрела целостность и покой там, где была счастлива при жизни. Ведь частички души, находятся в любимых вещах.

— Понимаешь, Хироши, — продолжил старик, когда они сидели на деревянной скамье, глядя на приготовления к церемонии, — наши предки не отделяли себя от природы так, как это делает современный человек. Для них не существовало строгих границ между живым и неживым, между человеческим и нечеловеческим. Всё было взаимосвязано в великой сети бытия, которую мы называем 'иноти' — жизнь, существование во всех его проявлениях. — Старик указал на прибрежные скалы, о которые разбивались волны. — Видишь, как волны непрестанно бьются о камни? Так же и человеческая жизнь — постоянное взаимодействие с миром. Мы оставляем свой след во всём, к чему прикасаемся, и всё, к чему прикасаемся, оставляет след в нас. Джин понимал это как никто другой. Он чувствовал океан, слушал его, разговаривал с ним. И океан отвечал ему, даря лучшие волны для сёрфинга, лучшие закаты, лучшие моменты единения с природой.

На закате все собрались на пляже. Лодка Джина, усыпанная цветами, стояла у кромки воды. Мичи, одетая в белое — цвет траура в традиционной Японии, но также цвет морской пены — выглядела удивительно спокойной. Её глаза были сухими, но в них читалась глубокая, безграничная печаль.

Каждый из присутствующих положил в лодку что-то от себя — цветок, письмо, маленький подарок. Хироши положил нефритовую подвеску в форме волны, которую купил специально для этого случая.

Такеши-сан произнес древнюю молитву, прося океан принять своего сына обратно в объятия. Затем несколько мужчин, включая Кейту и Хироши, осторожно столкнули лодку в воду.

Вечерний прилив подхватил её, медленно унося от берега. Никто не плакал громко, не причитал — только стояли молча, провожая взглядом удаляющуюся лодку, которая в лучах заходящего солнца казалась объятой золотым светом.

Когда лодка превратилась в маленькую точку на горизонте, Мичи наконец заговорила:

— Джин любил это место больше всего на свете, — её голос был тихим, но удивительно твердым. — Он говорил, что здесь нашел свое сердце. И свою душу. Он не хотел бы, чтобы мы горевали слишком долго. Он хотел бы, чтобы мы продолжали жить полной жизнью, как он сам жил до последнего дня.

После этого друзья поднялись на гору с прахом Джина.

Хироши заметил, что по пути они проходили мимо маленьких святилищ, и Такеши-сан каждый раз останавливался, чтобы сделать короткий поклон.

— Это подношения духам горы, — объяснил он. — Мы просим разрешения подняться и провести священный ритуал.

Когда они достигли вершины, небо на востоке уже начинало светлеть. Они расположились на небольшой площадке, с которой открывался захватывающий вид на океан. Здесь стоял небольшой каменный алтарь, перед которым Мичи бережно поставила урну с прахом Джина.

Такеши-сан достал из своей сумки маленький свиток и небольшой деревянный барабан.

— В этот момент перехода, — начал он, ударяя в барабан в особом ритме, напоминавшем биение сердца, — мы обращаемся к пяти великим стихиям: земле, которая была опорой, воде, которая была жизнью, огню, который был страстью, воздуху, который был дыханием, и пустоте, которая есть начало и конец всего сущего.

Он развернул свиток и начал читать древнюю сутру. Звуки незнакомых Хироши слов словно вплетались в шум ветра и далёкий рокот океана.

Когда , Такеши-сан замолчал и кивнул Мичи. Она подняла урну и сделала шаг вперёд.

— Джин, — произнесла она, голос её звучал ясно и спокойно, — ты был как океан — иногда бурный, иногда спокойный, но всегда глубокий и настоящий. Ты учил меня не бояться глубины — ни в море, ни в жизни, ни в любви. Ты говорил, что мы не просто наблюдаем закат — мы становимся его частью, как и он становится частью нас.

Она открыла урну и посмотрела на прах своего мужа.

— Сегодня ты становишься частью всего, что любил. Твоя сущность вернётся к стихиям, из которых возникла. Каждая волна будет нести частицу тебя, каждый закат будет окрашен твоими красками, каждый порыв ветра будет петь твою песню.

С этими словами она начала медленно высыпать прах, позволяя ветру подхватывать его и уносить над океаном. Серебристые частицы сверкали в первых лучах солнца, создавая впечатление, будто они превращаются в свет.

— Из воды в воздух, из воздуха в землю, из земли в огонь, из огня в пустоту, из пустоты в новую жизнь, — нараспев произнёс Такеши-сан, ударяя в барабан при каждом переходе.

— В древней философии говорится, что смерть — это не конец, а преображение, — наконец произнёс Такеши-сан. — Капля возвращается в океан и становится им. Джин теперь везде — в солнечных бликах на воде, в шуме прибоя, в дуновении ветра, в песке под ногами. И всякий раз, когда мы будем приходить сюда, мы будем встречаться с ним.

Мичи закрыла пустую урну и прижала её к груди.

— В буддизме есть понятие 'ансин' — спокойное сердце. Это состояние, когда человек принимает непостоянство всего сущего и находит покой в самом потоке изменений. Джин достиг этого состояния при жизни. Он понимал, что всё преходяще — и находил в этом не страх, а свободу. «Всё течёт, всё меняется, — часто говорил он, — и именно поэтому каждый момент бесценен».

Она повернулась к группе и слабо улыбнулась сквозь слезы.

— Сегодня вечером мы соберемся у костра. Как всегда. Принесите свои истории и воспоминания о Джине. И музыку. Особенно музыку.

***

Вечером на пляже горел костер — больше и ярче, чем обычно. Вокруг него собрались все, кто знал и любил Джина. Были и местные жители, и приезжие серферы, которым он когда-то помог или дал совет. Даже несколько рыбаков, обычно державшихся особняком от "этих сумасшедших с досками", пришли отдать дань уважения.

Началось с тишины — все просто сидели, глядя на огонь и слушая океан. Потом Такеши-сан начал говорить о том, как впервые встретил молодого Джина тридцать лет назад, когда тот приехал в их городок в поисках легендарных волн.

— Он был как вихрь, — улыбнулся старик воспоминаниям. — Полон энергии, идей, музыки. Некоторым местным это не нравилось — слишком шумный, слишком другой. Но постепенно он стал частью этого места, его душой. Он понимал океан как никто другой.

Один за другим люди делились историями. Кейта рассказал, как Джин научил его не просто кататься на доске, а чувствовать волну, быть её частью.