Куропаткина по-прежнему не видно, и остается лишь надеяться, что он не проворонил точку разворота. Впрочем, там хороший рулевой. Наверное, один из лучших на эскадре. Самому бы не промахнуться. Конечно, даже один брандер может натворить дел, но все же два – это минимум, который необходим, чтобы запалить всю эту богадельню. Лучше бы три – но увы!

Низкий борт вражеского корабля появился из тумана внезапно. А рядом с ним, всего-то локтей двадцать – второй. Чуть в стороне угадывались мачты третьего. Гребешков перевел дух. Всё, прибыли. В полном тумане он вывел свой корабль на группу французских кораблей, стоящих чуть в стороне от британцев и скучковавшихся в полнейшем беспорядке. Точнее, в их расстановке наверняка имелся какой-то смысл, но то, что было изображено на схеме, иначе как хаос назвать сложно. Прапорщик ощутил приступ законной гордости – все же далеко не каждый рулевой сумеет отработать настолько ювелирно, однако расслабляться было рано. Сделана еще даже не половина дела – так, маленький кусочек, хоть и занимающий большую часть времени.

Тихо-тихо, словно крадущаяся к неосторожно заснувшим мышам кошка, «Принцесса» втиснулась между двумя французскими кораблями. Манёвр воистину ювелирный, любая неточность, внезапный порыв ветра – и корабль навалится бортом на француза. И тогда – все, конец секретности… Впрочем, ей и так пришел конец!

С борта одного из вражеских кораблей послышался оклик, скорее удивленный, чем обеспокоенный. Очень характерный, истинно французский прононс, как успел отметить про себя Гребешков. Но это понимание скользнуло мимо сознания, как хорошо смазанная маслом океанская медуза из пальцев. В следующий момент он круто, изо всех сил положил руль влево, и корабль, описав изящную дугу, ткнулся носом в корму французского брига. Заскрипело дерево, и собственную корму «Принцессы» начало разворачивать с тем, чтобы буквально через несколько секунд она уперлась в борт второго французского парусника. Ну все, понеслось!

Пока вражеские моряки соображали, что за сотрясение выкинуло их среди ночи из гамаков, русские уже начали действовать. Многочисленные кошки на цепях, чтобы кто-нибудь ушлый не отсек их и не расцепил корабли, полетели на чужие палубы. Они цеплялись за фальшборты, надстройки, ванты… Все это уже не раз было отработано за время похода, и никому из русских моряков не требовалось объяснять его манёвр. Чай, не первый раз идут на абордаж. Такие же кошки летели с мачт, намертво перепутывая и связывая такелаж. Всё, быстро освободиться теперь не удастся.

А по обильно политой смолой и маслом палубе уже бежали люди с факелами, запаливая фитили у бочек с порохом. И, выполнив каждый свой, четко оговоренный приказ, бросались в воду, чтобы вплавь добраться до шлюпок. Те, до поры до времени идущие на буксире, сейчас были для русских практически единственным шансом на спасение – для того, чтобы уйти вплавь, здесь была чересчур холодная вода.

По вражеским кораблям уже вовсю гремела тревога. Кто-то орал, кто-то бегал, не понимая толком, куда спешит. Где-то уже стреляли… В общем, нормальная ситуация в лагере застигнутого врасплох противника. Гребешков чуть заметно усмехнулся – привычка «держать лицо» в последние месяцы стала второй натурой – и, швырнув факел в ближайший открытый люк, прыгнул за борт. В два могучих гребка добрался до шлюпки, где сразу несколько пар крепких рук легко, будто рыбку удочкой, выдернули его из воды. Огляделся и спросил:

– Все?

Короткая, почти шепотом перекличка – и взрыв!

Рванула, правда, не «Принцесса». Взрыв, сначала один, а потом еще несколько, один за другим, гремели в стороне. Похоже, «Красотка Лиззи» настигла свою цель. Или настигли ее. Однако думать об этом было некогда. Весла гнулись от напора, матросы изо всех сил гнали шлюпки прочь от обреченного корабля и успели-таки отойти почти на кабельтов, когда «Принцесса» содрогнулась.

Это было воистину эпическое зрелище. Вначале в недрах корабля будто взревел огромный зверь. Почти сразу – второй, а затем почти одновременно еще несколько. Из специально прорубленных в бортах дыр и люков на палубе вылетели, жадно лизнув борта французских кораблей, огненные протуберанцы. Спустя пару секунд корабль вспыхнул сразу весь, от носа до кормы. Не зря же не жалели смолу и масло, которого на одном из трофеев нашлось в избытке. А потом на месте корабля вдруг словно вулкан взорвался – и полетели во все стороны огненными болидами пылающие тюки с хлопком.

– Навались, ребята!

Но матросам не нужен был окрик командира, они безо всяких понуканий гребли, изо всех сил торопясь уйти как можно дальше от творящегося безумия. И Гребешков, поминутно оборачиваясь, видел, как вначале почти сразу загорелись те два корабля, к которым он пришвартовал брандер, а потом и все остальные, что стояли рядом. И пускай на фоне уже посеревшего небосклона это выглядело не столь ярко, как на картинах баталистов, эпичность картины от этого ничуть не уменьшалась.

Час спустя, когда их принял на борт «Архангельск», бухта полыхала. Огонь поднимался, кажется, до неба, и оставалось лишь гадать, за сколько миль видать это светопреставление. Как раз в тот момент, когда Гребешков, наскоро переодевшись, поднялся на мостик, раздался очередной взрыв, и над скалами, подобно гигантской ракете-шутихе, взлетела горящая мачта. Зависла на пару секунд – и, оставляя дымный след, рухнула в море. Похоже, огонь добрался до порохового погреба корабля.

Русская эскадра выстроилась полукругом напротив выхода из бухты. Верховцев сразу сказал: надо уничтожить врага полностью – недорубленный лес вырастает. Поэтому, если кто-нибудь все же вырвется из огненного ада, то тут же попадет в ад чугунный. Но смог поднять паруса и попытаться уйти в море лишь один корабль. Что-то небольшое, никто даже не приглядывался к деталям. Сосредоточенный огонь шести не самых маленьких кораблей в упор превратил его в груду дров. Потом мощный взрыв – и британская посудина разломилась пополам. Не успев дать ни единого залпа, даже не ответив на удар, еще недавно мощная эскадра, готовая установить доминирование в этих водах, перестала существовать.

Когда «Миранда», ощетинившись пушками, осторожно вошла в бухту, было уже за полдень. И все равно пожар еще не затих. Пара кораблей, уже и не опознать, каких именно, приткнулась к берегу и тяжело, чадно догорала. Остальных не было вовсе, только из воды кое-где торчали верхушки мачт. Хлопок оказался хорошей растопкой для плавучих костров.

Еще плавали трупы. Не то чтобы очень много, ну так ведь и бухта – не ванна. Разнесло в разные стороны. Зрелище неприятное, однако Александра оно сейчас беспокоило в последнюю очередь. В конце концов, никого из этих людей на русскую землю не звали.

Гребешков – а он на правах героя дня перешел на шлюп, доверив командование «Архангельском» помощнику – стоял на мостике рядом с Верховцевым. Очень уж ему хотелось поглядеть на дело рук своих. Это конечно же неправильно, однако никто не посмел сказать слово поперек. И Гребешков, и его люди, участвовавшие в диверсии, поднялись на борт «Миранды» и теперь с интересом рассматривали бухту, при свете дня выглядящую довольно-таки удобной для стоянки. Именно этим она, похоже, и привлекла командующего эскадрой. Впрочем, на эту роль могла подойти и любая другая бухта – здесь, на Сахалине, этого добра хватало.

Результат стоянки и уверенности в том, что никто не осмелится атаковать – наверное, лучшее применение брандеров со времен Чесмы[159]. И, разумеется, урок англичанам на будущее. Не стоит полагать себя владыками морей – это звание надо регулярно доказывать. Иначе болезненные щелчки по носу неизбежны.

– Ну что же, принимай работу, Александр Александрович, – хорошенько налюбовавшись зрелищем, резюмировал прапорщик. – За себя я молчу, но матросам, которые со мной на авантюру шли, долю бы надо увеличить.

– И лычки повесить, и медали, – задумчиво кивнул Верховцев. – Насчет доли решим, как только сдадим трофеи, а все остальное придется уже дома пробивать.