Со стороны основной суеты вдруг послышались громкие ругательства, причем все более интенсивные. Когда я понял, что «факин-факин-факин» приближаются ко мне, поднял голову и увидел чернокожего викинга. Он шел, за ним от безжизненно висящей руки тянулись белые бинты и несколько медиков, пытающиеся парня удержать. Последовала очередная порция «факин-факин-факин», медики отстали.

Присев рядом, не обращая внимания на висящую рукой плеть, чернокожий викинг тронул меня за плечо. Видно, что хотел было начать говорить, но вдруг посмотрел чуть дальше. Обернувшись по направлению его взгляда увидел, как со стороны берега к нам идет пришедшая в себя короткостриженая девушка, вместе с ней хромает и римлянин-американец. Подошли ближе и встали рядом с нами, опираясь друг на друга.

Американец что-то спросил, но у меня в ушах шумело, в глазах двоилось, возникло странное чувство, что это все уже со мной было. Я будто уже проживал все это — видел их всех в точно такой же ситуации, слышал все то же самое, что они сейчас вразнобой говорят.

Неожиданно понял, что ощущение вторичности возникло оттого, что я просто медленно воспринимаю происходящее, с задержкой. Торможу реально, словно сбой в программе поймал с прерыванием — органы чувств воспринимают информацию с разной скоростью. Вижу, как американец говорит, но звуки доходят с задержкой, еще больше времени тратится на то чтобы понять сказанное, потому и кажется, что все это уже было.

Стоящий рядом римлянин между тем опустился на одно колено, заглядывая мне в глаза и снова что-то спросил.

— Не, не понимаю я, — покачал головой даже не желая знать, что он там сказал.

— Russian?

— Да. Американец? — машинально спросил я в ответ.

— Yes. Canadian, — закивал американец.

— Дарси Хавер, — проговорила коротко стриженная девушка, представляя американца. — Эмина Вукович, Янник Тесфайе, — представилась сама и показала мне на чернокожего викинга.

— Максим Суворов, — больше рефлекторно ответил я, параллельно пытаясь сконцентрироваться, чтобы вернуть в норму засбоившее восприятие. Сидящий рядом чернокожий Янник Тесфайе что-то говорил, я только головой покачал.

— Он сказал, что на алтаре лежал его брат, — перевела Эмина.

Так. В единый момент времени усилием вернуться получилось, но смысл пока ускользает. Логика, помоги! Логика помогла, подсказывая решение: именно в алтарь я вбил заряженную божественным огнем термобарическую гранату. Мало того, что мне теперь тот убитый парень во сне будет приходить, так еще и с его братом сейчас качели предстоят, с выяснением зачем я его убил.

Ну да, что-то этот викинг страстно говорит, жестикулируя здоровой рукой.

Любому будет ясно, что иных вариантов попробовать спасти остальных — не убив всю толпу вместе с жертвой на алтаре, у меня не было, но как это объяснить разъяренному негру-викингу рядом, у которого я только что брата убил?

— Янник говорит, что его брат никогда не сможет сказать тебе спасибо, но он это делает за него.

Смысл сказанного дошел до меня не сразу. Вроде получается, что разборки отменяются, а чернокожий викинг меня благодарит? Отлично — вздохнул я, не чувствуя ничего, кроме опустошения, наложенного на стремительный перестук в ушах, пульс сейчас далеко за сто пятьдесят в минуту. Собравшаяся рядом троица говорила что-то еще, я кивал, но звуки словно приглушало. Не двигаясь с места вдруг ощутил словно падаю куда-то, а после меня просто выключило.

Последней мелькнувшей мыслью было, что в месте где поселки названы Вратами Ада и Жопой ничем хорошим мероприятие закончиться просто не могло, сколько патронов или удачи с собой не бери.

— Так что с ним, док?

— Вам подробно или попроще?

Звуки речи выплывали словно из ниоткуда. Ощущения схожи с воскрешением, но только схожи — чувствительность быстро возвращается и понимаю, что лежу на кровати, а не парю в облачном нигде перед иными сущностями. Рядом едва слышно попискивает медицинское оборудование, чужая речь звучит уже отчетливей.

— Давайте по-простому, — голос знакомый.

— Вы боксом занимаетесь? — а этот незнакомый, сиплый с хрипотцой.

— В юности было.

— Представьте, что наш юноша вел поединок с жизнью, а роль ловящей удары головы выполняла его психика. Раз за разом он попадал в нокдауны, при этом избегая вставать на колено стремясь продолжать поединок, но на острове вместе с очередным ударом его выключило нокаутом, оказавшимся по совокупности предыдущих пропущенных ударов чрезвычайно тяжелым и глубоким.

— Когда он придет в себя?

— Уже. Он в сознании и нас сейчас прекрасно слышит, вот только к жизни Максим пока не вернулся.

Невидимый мне сиплый доктор прав, я действительно в сознании и все слышу. Вторым беседующим был Атаманов, я узнал его по голосу, вот только этот факт не вызвал у меня вообще никаких эмоций. Мне было все равно.

— Слышит, но к жизни не вернулся? Не очень понял.

— Он все слышит и воспринимает информацию, но мы, да и вообще все вокруг ему совершенно безразличны. У него выключены все эмоции и эта жизнь ему более неинтересна, он словно стал бесконечным множеством придя к абсолютной пустоте. Считайте это формой посттравматического синдрома.

— Док, у меня ПТСР чаще чем насморк бывал, но о такой форме я ни разу не слышал.

— А это секретная информация, господин полковник. С тех пор, как в рамках социальной адаптации начали расширять возможности прямого влияния на психику, расширился и спектр побочных воздействий. У Максима было не только воздействие в виде гипноблока на память, кроме этого ему в течение полугода вводили малые дозы психотропного препарата с целью сделать из него дурачка.

— Кто вводил, когда?

— Родственники убитого им мужчины вступили в преступный сговор с сотрудниками службы социальной адаптации. Отомстить пытались, их всех вычислили. Был закрытый процесс, одного виновного казнили, все остальные осуждены и уже давно сидят. Дурачка из парня сделать не получилось, но побочным эффектом вышла ходячая аналитическая машина — знаете, как вместо яда лекарство получается. Если совсем уж по-простому, из него сделали психопата.

— Психопата?

— Ну я вам конечно этого не говорил, и, если собрать здесь консилиум уважаемых специалистов дискуссия начнется в рамках конвенциональной терминологии и официальных перечней психиатрических диагнозов как в нашей, так и в западной классификации, потом в рамках обсуждения концептуальных различий подходов «Наполеон» — это диагноз для инженера или «инженер» — диагноз для Наполеона может дойти и до рукоприкладства, если дискуссия будет очной. Но предмет спора будет заключаться только лишь в споре о словах — с попыткой договориться диагноз ли у Максима, или приобретенное свойство личности. Лично я уверенно полагаю, что он в попытке сбежать от вызванного препаратами настигающего его безумия спасался в прогрессирующей застревающей акцентуации. Прятался в предельной концентрации, в решении не арифметических, тогда б точно рассудок потерял, а логических или иных сложных задач требующих максимального напряжения ума. Не знаю, может в игры от Парадоксов играл или ребусы разгадывал, но в результате он сам, без чужой помощи научился контролю и в нужные моменты получил умение отодвигать эмоции и чувства на второй план, прячась как в коконе, изначально спасаясь этим от воздействия препаратов. Теперь же по качествам характера и особенностям психики он способен успешно занять место в рядах политической, экономической или криминальной элиты, будучи нацеленным на результат, умея когда необходимо отодвинуть рефлексии даже не на второй, а на тридесятый план. Я ведь проанализировал его действия и мимику тела — в момент, когда нужно было убить лежащего на алтаре ковенанта, он не то что не сомневался, он даже не задумывался об этом. Просчитанный вариант — цель — выстрел, ничего лишнего. Максим — это идеальная машина для решения сложных вопросов… Была идеальная, потому что броня пробита и механизм дал сбой. Кстати, он по-прежнему нас прекрасно слышит, но на сказанное мною никак не реагирует. Ему это неинтересно настолько, что даже глаза не будет открывать.