А еще командир удачлив. Об этом не говорят, конечно, однако сколько раз казалось, что – все, конец, а он лишь кривился да командовал. И – ничего, побеждали.
Именно потому за ним и идут. Удачлив, к своим – всей душой. И не жаден, добычу делит по совести. У каждого сейчас в кармане деньги позвякивают, да не медные копейки. В сундучке у Сафина за последние месяцы скопилось уже достаточно, чтобы, когда они домой вернутся, и дом родителям поправить, и коров завести небольшое стадо, да и, может, на свадьбу останется. А что, завидный из него получится жених. А главное, почти непьющий – хоть и крещеная их семья, но кое-какие правила от старой веры родители в доме удерживали крепко. И – правильно делали.
Ну а если сейчас все благополучно пройдет – считай, всё, ухватил за хвост удачу. И он, и те, кто сейчас вместе с ним идут на ночной абордаж. А потому, наплевав на риск и щедро полив уключины маслом, чтоб не скрипели, матросы гребли к смутно виднеющейся в ночи туше британского корабля.
Интересно, что бы сказал Мустафа Сафин, знай он, что командир, которого некоторые за глаза уже называли «железным» не столько из-за того спокойствия, с которым он стоял на мостике под огнем, сколь из-за умения не повышать голос на проштрафившихся подчиненных и без зуботычин доносить при этом до них неудовольствие так, что самому за борт хотелось броситься, переживает сейчас не меньше. И за успех операции, и потому, что разговор перед ней получился неприятный.
Когда Сафин, получив приказ, отправился набирать охотников[107], из-за стола поднялся Куропаткин. Формально по старшинству он был второй после Верховцева, но на совете, который перед этим собирал Верховцев, его не было. Все логично, совет – это только капитаны, ответственные за свои корабли, такое правило Александр ввел с самого начала и соблюдал неукоснительно. При нужде он мог отдать приказ уже в силу того, что командовал эскадрой. Когда была нужда, так и делал, но сейчас был не тот случай. Да и для результата полезно: во-первых, опытные люди могут посоветовать что-то дельное, а во-вторых, когда человек действует не только по приказу, но и понимая его суть, результат лучше. Так говорил отец, так говорил адмирал Бойль. Так говорили, в конце концов, предки – каждый воин должен понимать свой манёвр[108]. Ну и чувство сопричастности к чему-то большему, чем мостик одного корабля, воодушевляет людей на свершения – это тоже стоит учитывать.
Так вот, если капитаны и так все знали, благо решение было коллегиальным, а штурманы, которых позвали больше для того, чтобы они тоже понимали поставленную задачу и могли работать, не оглядываясь и не дожидаясь окрика, молчали, ибо здесь и сейчас их место было в конце строя, то командиры абордажных групп начали переглядываться между собой.
Ничего удивительного в том не было. Да, Сафин – авторитет для молодых. Потому что сам молод, но успел и на первое, самое опасное дело с нынешними капитанами сходить, и вражеский фрегат подорвать, и еще много где отметиться. Понятно, что его командир первым и отметил. Все так, но остальным, людям вроде бы постарше и в чем-то даже опытнее, малость обидно. С другой стороны, им только что показали путь, которым можно подняться на мостик и даже, чем черт не шутит, заполучить себе эполеты. Тут и пример Гребешкова у всех на глазах. Неудивительно, что абордажники с «Эвридики» и «Архангельска» промолчали. А вот Куропаткин встал.
Нельзя сказать, что он выдал много претензий. Только одну: почему безродного матроса прочат на мостик, а его, заслуженного офицера, нет? И не сказанной, но понятной осталась фраза «за то, что женщину увел, что ли?».
И вот тогда пришлось встать уже Верховцеву. Потом ему сказали, что лицо у него стало каменным, а глаза стеклянными. Может, и так. Неважно. Он несколько секунд глядел на оппонента, а затем негромко произнес:
– Видите ли, Виктор Григорьевич, вы не обладаете навыками, которые могли бы поднять вас на мостик.
– Что?
Это прозвучало словно пощечина, и недоуменно-раздраженная реакция офицера была ожидаема. Верховцев пожал плечами:
– Вы с нами уже несколько месяцев. Скажите, вы разбираетесь в такелаже? Умеете прокладывать курс? Стояли за штурвалом?
– Нет, но какое…
– Достаточно первого слова, – прервал его Верховцев. Получилось грубовато, но все промолчали. Сейчас говорил командир – а за этот статус Александр заплатил кровью. – Вы отличный специалист по оружию и, наверное, лучший боец эскадры. Вы храбры. Наверное, вы хороший пехотный офицер – не знаю, я плохо разбираюсь в этом. Но чтобы командовать военным кораблем, этого мало. Потому что ваши люди должны быть уверены: в любой ситуации капитану достанет сил и умения вывести их откуда угодно. Сил у вас достаточно, умения – нет.
– Как будто ваш боцман может больше, – Куропаткин уже понимал, что проиграл спор, но сдаться просто так было противно его натуре.
Александр пожал плечами:
– Он – может. Потому что эти самые паруса в шторм убирал. Потому что за штурвалом стоял не единожды. И потому, что учился. Уже сейчас он может выполнять простые штурманские расчеты. И корабль трофейный он перегонял – справился. Значит, и с людьми справляться умеет, а потому на мостике военного корабля он тоже окажется на своем месте. Я дам ему в помощь своего штурмана, и вдвоем они справятся. Поднатаскается парень – и будет из него вполне приличный командир.
– А сами?
– Штурманскому делу меня учили неплохо. Справлюсь один. А вы, Виктор Григорьевич, если хотите встать на мостик своего корабля, должны не только саблей махать. У вас под рукой лучший специалист эскадры по парусному делу. Воспользуйтесь моментом, возьмите у него несколько уроков. Штопка парусов тут вторична, хотя морскому офицеру может пригодиться и она, но – ладно. А вот управлять парусами, прокладывать курс… Штурман у вас есть, покажет, но помните – тут важна математика. Как у вас с ней? В общем, учитесь, или ваша нынешняя должность так и останется венцом карьеры в этом походе.
Александр сам от себя не ожидал такого. Несмотря на молодость, он говорил сейчас подобно убеленному сединами капитану, и его слушали, не рискуя прерывать. И все бы хорошо, но неприятный осадочек на душе остался. И если что-то пойдет не так…
Темная ночь помогает не только детям появляться, но и учинять прочие непотребства вроде угона шлюпки. Благо единственный, кто исполнял при ней роль часового, бессовестно дрых. Проснулся он уже докладываясь апостолу Петру о своих прегрешениях, а люди, отправившие его на тот свет вне очереди, уже отходили от берега.
Сафин правил осторожно, молясь лишь, чтобы случайно не перепутать. Торговый корабль хоть и велик, но ценности от его захвата – ноль. В бою, во всяком случае. А вот фрегат надо захватить или хотя бы нейтрализовать кровь из носу. И желательно не теряя людей.
За последние недели Мустафа привык к экзаменам. Штурман и капитан по очереди трясли его, как грушу. Хорошо еще изначально читать-писать умел, а не только ножом размахивать. Но теперь он понимал, что все это важно, однако же не слишком серьезно. Основной экзамен ему предстояло сдавать здесь и сейчас, и от результата зависела его дальнейшая судьба.
Вот он, корабль. Высокий борт, усеянный орудийными портами. Сейчас они закрыты, но если что, подготовиться к бою недолго – британцы хорошие моряки и воевать умеют. Сафин понимал опасения командира. Если те откроют огонь… Нет, их, конечно, задавят – линейный корабль сила. Даже если британцы успеют сняться с якоря, в маневре они точно будут стеснены, и «Адмирал» разнесет фрегат в клочья. Но ответить британцы успеют, и тогда погибнет масса людей, которых просто неоткуда больше взять. Своих людей, русских! И, главное, с мечтами о мостике можно будет распрощаться – не с морского дна же корабль поднимать. А значит, надо сделать так, чтобы экипаж фрегата оказался не в состоянии что-то предпринять.
