Рис. 182. Убийца в плаще с навахой, 1902 г.

Рис. 183. Ф. Ламейер и Беренгер. Дуэлянты Пульпете и Бальвейя с навахами в руках, 1847 г.

Рис. 184. Ч.Ломброзо. Ритуальный порез лица, 1897 г.

Известный русский журналист, путешествовавший по Испании в 1880-х, вспоминал, что в Тарифе, Альхесирасе и в других городках Андалусии практически невозможно было встретить парня без шрама от ножа на лице. В этих краях ножевая культура была настолько органичной частью повседневной жизни, что, когда хотели подчеркнуть молодость и неопытность юноши, то вместо того, чтобы сказать «У него ещё молоко на губах не обсохло», говорили: «Он ещё не помечен ножом».

В Малаге девушка даже не смотрела в сторону парня, который ещё не успел обзавестись парой-тройкой шрамов на лице. Сами девушки терпеливо объясняли этот феномен излишне любознательным путешественникам тем, что если парень ещё не дрался на ножах, то кто знает, достаточно ли он храбр и сможет ли при необходимости защитить зазнобу⁶.

Как-то раз девушку из Севильи спросили, есть ли у неё жених. Девица ответила, что, конечно же, есть, но вот замуж за него она пока не торопится. На вопрос, а любит ли она его, та с возмущением и негодованием ответила, что, конечно же, да — он молод и красив, но есть у него один серьёзный недостаток: он ещё не дрался на ножах и до сих пор никого не «пометил» навахой⁷. Да и сами девушки нередко носили на лицах чирло и хавеке, но уже в качестве символа ревности⁸.

Резали женщины лица и друг другу. И, увы, далеко не только на страницах романтических новелл. Так, в январе 1849 года очевидец описал дуэль двух девиц на площади Мина в андалусском Кадисе. Они повздорили, и на глазах потрясённого зрителя одна из дуэлянток выхватила из-за подвязки чулка наваху и располосовала лицо своей сопернице⁹. А 2 ноября 1852 года в Мадриде некая Хуана Мадригаль повздорила со своей подругой, достала наваху и поставила точку в споре, оставив на лице девушки свою метку — уродливый хавеке. Раненую отвезли в больницу, а вспыльчивая сеньорита Мадригаль отправилась в мадридскую тюрьму Саладеро¹⁰.

Рис. 185. Женщины дерутся на навахах. Испанский лубок, 1850-е гг

Рис. 186. Женская дуэль на ножах до смерти, 1898 г.

Надо отметить, что далеко не все девичьи поединки заканчивались так относительно безобидно. Манолы дрались на ножах так же отчаянно, как мужчины, и очень часто убивали соперниц, отбивших у них любовников¹¹. Как, например, в кровавой истории, случившейся в 1906 году. Двух закадычных подружек Из Кадиса — Рубиа и Сэли, юных и красивых поклонниц танцев и вечеринок, угораздило влюбиться в одного и того же парня, местного Дон Жуана, трудившегося извозчиком. Беззаботный покоритель девичьих сердец не желал ограничиваться лишь одной из подруг и продолжал кружить голову обеим. Девушки долго думали над решением этой проблемы, но единственное, что пришло в их хорошенькие головки, — это дуэль до смерти.

Поединок был назначен на 29 июля. Чтобы никто не смог помешать им в этом деле чести, соперницы решили сражаться на пляже де ла Калета в полночь. Прибыв на место поединка, юные дуэлянтки достали навахи и набросились друг на друга, словно две дикие кошки. Рубиа, получившей несколько резаных ран, удалось схватить Сэли, и она яростно колола её навахой в голову, в глаза, в живот, в грудь. Сэли, обливаясь кровью, упала на песок.

В этот момент рядом проплывало судно. Моряки услышали дикие крики сражавшихся девушек и пристали к берегу. Первое, что они увидели на пляже, это как окровавленная Рубиа, упершись в грудь подруги коленом, добивает её ударами навахи в живот. Матросы оторвали тяжело раненную и истекающую кровью девушку от убитой подруги и отвезли в больницу Кадиса. По дороге Рубиа попросила моряков помочь ей, так как её не держали ноги. На вопросы потрясённых очевидцев о произошедшем она спокойно ответила: «Я убила её, потому что одна из нас должна была умереть»¹²

Рис. 187. Подвыпившие женщины схватились за навахи. Испанский лубок, середина XIX в.

Ещё в 1790-х барон Николя Массиас отмечал, что все гранадские женщины вооружены ножами¹³. Мужчины, ставшие свидетелям таких дуэлей, в конфликты своих излишне эмансипированных прекрасных половин лишний раз и без особой нужды старались не вмешиваться. Во-первых, это было бы таким же нарушением кодекса чести, как и в поединках мужчин, а во-вторых, испанские женщины прекрасно умели обращаться с навахой и в советах не нуждались. И кроме того, это было просто небезопасно, так как доброхоты могли получить от разъярённых фурий навахой по лицу.

Рис. 188. Штандарт испанского пехотного полка с Андреевским крестом, 1746 г.

Рис. 189. Шрамирование лица опасной бритвой. Итальянский лубок, первая половина XX в.

В половине четвёртого пополудни январским днём 1916 года две грациозные цыганки — Мария Эчевария и Акеда Вальдес о чём-то горячо спорили на улице Независимости в баскс ком Бильбао. В нескольких шагах от спорщиц стояли ещё двое цыган — Мануэль Вальдес и Доминго Вадильо. Девушки отчаянно переругивались, перемежая свою речь словечками цыганского жаргона. Вдруг откуда-то из-под шалей обе с быстротой молнии выхватили длинные навахи, и начался поединок. Они сражались искусно и ловко, отскакивали, отступали, снова атаковали и выискивали наиболее безопасные способы достать соперницу. Было видно, что фехтование на навахах им не в новинку. Всё это время Вальдес и Вадильо невозмутимо стояли на том же месте и равнодушно наблюдали за схваткой. Как выяснилось позже, один из них бросил жену с детьми и ушёл к любовнице. А на дуэли сражались брошенная жена и его новая пассия¹⁴.

Шрамирование лица в народных дуэльных культурах относилось к так называемым негативным ритуалам, которые в первую очередь подразумевали унижение противника. Так, например, свидетельство о существовании подобного ритуала в Испании в 1614 году мы встречаем У Сервантеса в малоизвестной новелле «Ринконете и Кортадильо», повествующей о суровых буднях организованной преступности Севильи XVII столетия:

«В это время показался Чикизнаке, и Мониподьо справился у него, покончено ли с заказанной ему раной в четырнадцать стежков. «Какой раной? — переспросил Чикизнаке. — Не тому ли купцу, что живет На перекрестке?» «Да-да, ему», — подтвердил кавальеро. «Дело обстоит следующим образом, — отвечал Чикизнаке — Вчера вечером я поджидал купца у дверей его дома; он пришел еще до молитвы. Подхожу, прикинул глазом лицо, и оказалось, что оно очень маленькое; совершенно невозможно было уместить рану в четырнадцать стежков; и вот, будучи не в состоянии сдержать свое обещание и данную мне деструкцию, я…» «Ваша милость, вероятно, хотели сказать, инструкцию», — поправил кавальеро. «Совершенно верно, — согласился Чикизнаке. — Увидев, что на таком непоместительном и крошечном личике никак не уложить намеченное число стежков, не желая терять время даром, я нанес одному из слуг этого купца такую рану, что, по совести сказать, первый сорт!» «Семь стежков раны хозяина, — сказал кавальеро, — я всегда предпочту четырнадцатистежковой ране его слуги. Одним словом, вы не сделали того, что было нужно. Впрочем, что тут разговаривать — не такой уж большой расход те тридцать эскудо, которые я вам дал в задаток. Имею честь кланяться, государи мои!»