Так, например, в последнее время я с удивлением всё чаще встречаю в арсенале различных «школ» наиболее характерные и узнаваемые, канонические испанские техники — флоретасо, мулинете, хиро, рекортес, камбиос, которые я ещё совсем недавно демонстрировал на семинарах, но уже подающиеся как их собственные «авторские» разработки. Более того, только по мотивам моей первой книги предприимчивыми интерпретаторами уже созданы три самостоятельные системы ножа и сочинено несколько красочных маркетинговых легенд. Земля полна удивительными талантами. С одной стороны, я не могу этому не радоваться, так как такие заимствования способствуют сохранению и популяризации традиции и свидетельствуют об её эффективности Однако, с другой стороны, это многое говорит о сомнительных методах, с помощью которых формируются пресловутые «авторские» техники. Хотя, справедливости ради, надо отметить, что эта печальная тенденция не ограничивается только лишь ножевым боем и типична для многих видов единоборств.
Так, например, существует целая каста «изобретателей» техник английского бокса, которые они, совершенно не смущаясь, интегрируют в свои собственные детища и даже дают заново изобретённым ими, правда, корявым боксёрским хукам и апперкотам трёхсотлетней давности новые имена. Кроме этого, например, в США сейчас активно продвигаются фантазийные, слепленные и легендированные на скорую руку «стили» бокса, такие как «пикабу Тайсона» и «смертоносный тюремный JHR», он же «54 блока». От такого кощунства отцы-основатели современного бокса — Джеймс Фигг, Даниэль Мендоза и Голландец Сэм должны переворачиваться в гробах. Хотя нелепость подобного подхода, казалось бы, совершенно очевидна, но вера, как известно, слепа и иррациональна, и даже самые отъявленные шарлатаны ухитряются собирать сонмы преданных последователей.
Рис. 44. М. Л. Осорнио. Стойка гаучо, 1943 г.
Философия мачизма порождала экстремальные, а с позиции здравого смысла абсурдные и даже суицидальные решения. Так, например, в условиях ограниченного пространства или при потере мобильности одной из наиболее популярных среди опытных дуэлянтов тактик было позволить противнику нанести себе относительно неопасное ранение — например, загнать нож в плечо, с тем чтобы за счёт этого выиграть долю секунды и нанести решающий ответный удар.
Но ранениями, увечьями и обезображиваниями проблемы ножевых бойцов не ограничивались. Каждый бретёр, участвовавший в дуэли на ножах, прекрасно понимал, что при любом, даже самом оптимистичном варианте развития событий ему вряд ли удастся выйти из этой передряги живым: победителя обычно ожидали эшафот с гарротой. А многим даже не удавалось дотянуть до гарроты — об этом неустанно заботились стрелки «Mozos de esquadra», специальных полицейских отрядов, объявивших войну на уничтожение контрабандистам, разбойникам, баратеро и прочему отчаянному люду.
Рис. 45. Mozos de escuadra проверяют документы. Конец XIX в.
Рис. 46. Солдат мосос де эскуадра стреляет в затылок задержанному при «попытке к бегству» (раскрашенное олово). Испания, 1940-е гг.
Эти прославленные подразделения, созданные ещё в 1721 году, ближе к середине XIX века в рамках борьбы с ростом бандитизма в Андалусии получили от Мадрида практически неограниченные полномочия. В результате этого карт-бланша, как это частенько бывает, всё свелось к банальному полицейскому произволу и злоупотреблениям властью. Именно опыт «mozos» через несколько десятилетий послужил примером для «охотничьих» расстрельных команд пьемонтских берсальеров, вырезавших во время геноцида 1860-х жителей юга Италии целыми семьями без суда и следствия. Арестованных людей чести «мосос» не доставляли в полицейские участки или к суду, а отстреливали по дороге под стандартным предлогом «попытки к бегству».
Одному богу известно, сколько излишне искусных бойцов на ножах из Ронды, Хаэна, Кадиса или Гранады нашли свою смерть в придорожной канаве с простреленной головой[155]. При наличии бандитского Фарта и особой благосклонности Пресвятой Девы Марии некоторым счастливчикам удавалось избежать пуль «мосос де эскуадра» и железного ошейника гарроты и отделаться отправкой на каторжные работы или на галеры в Северную Африку сроком на пятнадцать-двадцать лет. Кроме того, согласно драконовским законам Испании, к длительным тюремным срокам приговаривались не только сами бойцы, но и все остальные вольные и невольные участники дуэли, включая секундантов, а также случайных очевидцев поединка. Поэтому, по негласному правилу, не только убитых, но также раненых и умирающих дуэлянтов товарищи не забирали и не отвозили в больницы, а оставляли лежать на месте схватки. Кому-то везло — их находили прохожие или полиция и доставляли в больницы раньше, чем они успевали истечь кровью, а кто-то так и отдавал богу душу на заброшенных пустырях и в затерянных двориках Малаги, Валенсии или Мадрида. И поэтому каждый уличный боец полностью отдавал себе отчёт в том, что в случае неудачного для него исхода поединка он, скорее всего, останется лежать на пыльной, раскалённой от солнца мостовой долгие мучительные часы в ожидании смерти.
Рис. 47. Уличные банды с навахами. Испанская карикатура, 1872 г.
Рис. 48. В. И. Немирович-Данченко. Смерть на дуэли, 1902 г.
Неудивительно, что даже простое согласие на участие в таком абсолютно безнадёжном предприятии, уже изначально не оставляющем даже малейшего шанса на благоприятный исход, требовало определённого фатализма и незаурядной отваги — куража, «tener cojones». Поэтому в некоторых случаях, если оскорбление было несущественным и чести одной из сторон не был нанесён серьёзный ущерб, то самого факта принятия вызова уже было достаточно, чтобы считать дело улаженным.
Но даже и после смерти злоключения народных дуэлянтов не заканчивались.
Учитывая, что многие родственники, чтобы избежать лишних вопросов и проблем с законом, не забирали тела погибших в поединках, а у муниципальных властей часто не было средств на их погребение, то, например, в Аргентине убитых раскладывали рядками на площадях[156], а в Чили — перед тюремными дверьми с блюдечками для сбора пожертвований на похороны на груди[157].
Чтобы читатель хотя бы приблизительно представил масштабы этих дуэлей, можно обратиться к беспристрастной статистике. Так, например, только в 1827 году в больницу Сан-Хуан де Диос в столице Перу — Лиме поступили 1500 человек с ножевыми ранениями[158]. Так как в конце 1820-х население Лимы составляло всего шестьдесят тысяч человек, это значит, что в крохотном городишке каждый день на улицах подбирали четырёх раненых в поножовщинах. Таким образом, за год в Лиме ранения от ножей получали 2.5 % населения города. Что значительно превышает среднее количество ранений, нанесённых холодным оружием на полях сражений в войнах XIX–XX столетий. А раз кто-то выжил в поединке, не исключено, что его соперник был убит. Исходя из этого, можно предположить, что количество убитых в ножевых дуэлях не сильно разнилось от числа раненых. И эта статистика типична не только для Чили, но и для самой Испании, а также многих других государств Латинской Америки, впитавших испанскую культуру.
