А самых искусных и удачливых бойцов, которым удавалось убивать противников в поединках, чудесным образом самим избежав при этом тяжёлых ранений, длительных тюремных сроков, каторги, галер, пуль «мосос де эскуадра» и жандармерии, поджидал ещё один неожиданный смертоносный и коварный враг — слава. Как только какой-либо профессор навахи выходил невредимым из десятка схваток, оставляя на залитых кровью дуэльных площадках поверженных противников, он превращался в местную знаменитость. Так, например, в окрестностях Буэнос-Айреса второй половины XIX века любимым занятием всех местных бретёров было бросать вызов на поединок известному в тех краях бойцу на ножах — испанцу Хуану Морейре. В результате к концу жизни на счету порядком утомлённого этим конвейером Морейры насчитывалось шестнадцать убитых на дуэли претендентов на его титул и лавры.
Рис. 49. Хуан Морейра (1829–1874). Известный аргентинский бандит и боец на ножах, победивший в шестнадцати поединках.
Как и ковбои эпохи Дикого Запада, искусный навахеро становился героем народного фольклора, песен и эпических сказаний. Вскоре слухи о нём расползались по округе, а затем достигали и самых отдалённых медвежьих углов. Узнав, что где-то появился непобедимый боец, отовсюду начинали съезжаться крутые парни, чтобы бросить ему вызов, помериться силой, скрестить ножи и выяснить, так ли он хорош, как говорят[159]. Поэтому спокойно почивать на лаврах, пользуясь заработанной репутацией и греясь в лучах славы, никому не удавалось. Приходилось или отвечать на вызовы и принимать бой, как рыцарям на средневековых турнирах и боксёрам в боях за чемпионский титул, или терять лицо. И частенько поток этих страждущих не иссякал в течение многих лет, пока с помощью самых безжалостных методов боец окончательно не создавал себе такую ужасающую и леденящую кровь репутацию, что его наконец оставляли в покое[160], или же пока не достигал почтенного возраста и уже мог позволить себе отклонять вызовы, не рискуя при этом потерей лица.
Мне часто приходится сталкиваться с тем, что современные поклон ники ножевого боя пытаются анализировать те или иные старинные техники с позиции современного рационально мыслящего человека, забывая, что поединки на ножах, как и любая другая форма дуэли, первую очередь представляют собой ритуализированную агрессию. А там, где присутствует ритуал, особенно когда речь идёт о традиционных культурах, не стоит апеллировать исключительно к рассудительности, логике и здравому смыслу С таким же успехом можно пытаться разбирать обряды и ритуалы различных религиозных конфессий с точки зрения их практичности и функциональности.
Рис. 50. Старый боец на ножах. Аргентина, 1939 г.
Как я уже говорил, во многих воинских и ножевых культурах существовали особые специфические проявления культа мужества — символы мачизма, не имевшие рационального объяснения и служившие исключительно для демонстрации куража, бесстрашия и презрения к смерти. В дуэльной традиции Испании одним из наиболее распространённых элементов подобной мужской бравады был печально известный удар десхарретасо — подрезатель. Так как наносился он в спину вооружённого и активно сопротивляющегося противника в ближнем бою, боец при выполнении этого приёма открывался и получал встречное ранение в живот, нередко смертельное. Но из-за сложности выполнения десхарретасо и высокого риска ответного ранения эта техника в первую очередь требовала даже не столько искусности, сколько отчаянной, безрассудной храбрости и поэтому считалась крайне уважаемой среди ножевых бойцов Испании.
Ещё одним элементом, служившим исключительно в качестве символа отваги, а также демонстрировавшим готовность идти до конца, было связывание вместе ног или рук дуэлянтов. В некоторых случаях бойцы просто держались за концы верёвки или же зажимали зубами края платка-банданы. Разумеется, такой поединок не мог продолжаться долго, и эти суицидальные формы дуэлей, как правило, заканчивались трагично для обоих бойцов[161].
Рис. 51. Дуэль до смерти с зажатым в зубах платком. Кадр из фильма «Скачущие издалека». Режиссёр У. Хилл, 1980 г.
Также для демонстрации храбрости и презрения к боли можно было попытаться обезоружить противника, схватив его нож голой рукой за клинок. Часто опытные полицейские выявляли членов организованной преступности именно по шрамам от ножа на ладони[162]. Эффективность этой техники вызывает большие сомнения, однако никто и не требовал от бойца успешного выполнения обезоруживания — простой демонстрации отваги было вполне достаточно. Думаю, этот трюк представлял собой рудимент фехтования XVI–XVII столетий, когда противника точно так же старались обезоружить, схватив левой рукой клинок его шпаги. Правда, рукой, одетой в толстую перчатку.
К проявлениям мачизма также можно отнести подчёркнуто демонстративное игнорирование полученных ранений или их нарочито небрежное перевязывание, как и невозмутимую манеру вытирать окровавленный нож об одежду поверженного противника[163]. Возможно, что прообразом для них послужили кажущиеся многим нашим современникам не менее абсурдными рыцарские обеты Средневековья: вызвать в одиночку на бой целое войско, сражаться только одной рукой, с одним завязанным глазом, без щита или части доспехов.
В сегодняшней Испании для демонстрации бравады, удали и презрения к опасности служит коррида. Как и двести лет назад, тореро щекочут нервы зрителей, разворачиваясь к разъярённому быку спиной, опустившись на колено или пропуская смертоносные рога буквально в сантиметрах от тела. Но настоящим символом бесшабашной удали и бессмысленной отваги является энсьерро — убегание от специально выпущенных быков, которых прогоняют через город. Именно энсьерро представляет собой хрестоматийное «cosas de Espana» — типично испанский феномен: чистый, концентрированный кураж, вызов смерти.
Рис. 52. X. Тальхоффер. Захват меча за клинок, 1467 г.
Рис. 53. Энсьерро в Памплоне, 1936 г.
Если на арены тавромахии выходят тренированные и прекрасно подготовленные тореро, то в Памплоне перед разъярёнными быками бегут случайные зрители. Десятки людей получают тяжёлые травмы, многие погибают[164]. Поэтому, наблюдая за старинными техниками владения ножом, следует помнить, что далеко не всё, что вы видите, следует трактовать исключительно с точки зрения целесообразности и здравого смысла. С этой позиции демонстративные проявления мачизма совершенно иррациональны и необъяснимы. Поэтому необходимо знать и учитывать культурный и исторический контекст, ведь главный ключ к пониманию поступков, морали и философии людей, выходивших на дуэльные площадки с навахами в руках, — это именно культура.
Резюмируя вышесказанное, повторюсь, что основа ножевого боя — это не техника. Схватка на ножах — это вызов мужеству, тест на презрение к смерти, фатализм и твердость «cojones». Готовность принять свою судьбу без раздумий и колебаний. А ножи, пистолеты или шпаги — не более чем фон, реквизит. И это относится не только к Испании или испанской культуре — это общее правило для всех стран, где когда-либо дрались или дерутся на ножах. Поэтому, как только из дуэли на ножах, поножовщины или ножевого боя — называйте это как угодно — уходят острые, стальные смертоносные ножи, а с ними адреналин, опасность, риск и постоянно витающая тень смерти, то вместе с клинками из поединка исчезает и сама суть — душа, и от боевого искусства остается только пустышка, пустая оболочка, эксплуатирующая его имя и образ.
