Рис. 397. Ф. Миранда. Дуэль двух баратеро, 1843 г.

Рис. 398. Вмешательство в поединок, 1919 г.

Забавное описание такого символического поединка между двумя приятелями нам оставил испанский политик, учёный и писатель Серафин Кальдерон. Друзья уже достали ножи и обмотали левые предплечья плащами, когда один из них жестом остановил бой и обратился к противнику с просьбой не уродовать ему ножом лицо. Тот согласился и пообещал, что будет метить ниже. Однако после этого противник снова обратился с просьбой, чтобы товарищ не бил его ножом в желудок, так как он болезненно чистоплотен, а выпавшие потроха всё перепачкают. Противник согласился и с этим требованием и ответил, что постарается наносить удары выше желудка. Однако и это было ещё не всё. Третьей была просьба не бить в грудь, так как это его слабое место. Соперник поинтересовался, а есть ли вообще места, куда бить можно. На что был ответ: разумеется, есть, и это левое предплечье, надёжно защищённое намотанным в несколько слоёв плащом. После этого приятели продолжили поединок, обмениваясь ударами исключительно в левое предплечье⁵.

Ещё одно ритуальное кровопускание, в котором никто никого не собирался убивать, произошло в марте 1891 года, когда двое севильцев решили урегулировать конфликт в дуэли на навахах. Они пригласили троих приятелей в качестве секундантов и взялись за дело. Один из дуэлянтов получил двадцать три лёгких ранения, а его противник отделался одним ранением в ногу и курткой, порезанной в семи местах⁶.

А иногда до обмена ударами даже не доходило. Как, например, в поединке, свидетелем которому в 1903 году стал американский писатель и журналист Томас Робинсон Доулей. Двое оборванцев повздорили и подрались из-за какого-то пустяка. Один из них, получив от соперника удар кулаком, отскочил, достал из-под лохмотьев длинную наваху и, щёлкнув замком, открыл. Второй последовал его примеру. Вокруг бойцов быстро собралась толпа зевак, и автор тоже подошёл ближе, чтобы лучше видеть происходящее. Разъярённые дуэлянты стояли друг напротив друга, нагнувшись вперёд, сжимая навахи в руках, и внимательно наблюдали за каждым движением противника. Вдруг пауза была нарушена, в воздухе сверкнули клинки, и оба яростно бросились в атаку. Уже от одного этого зрелища очевидцу могло стать дурно. На середине дороги они встретились, выпрямили спины и встали грудью в грудь. Доулей ожидал увидеть, как дуэлянты пронзят друг друга своими длинными навахами, но вместо этого они стояли как два индюка — готовые нанести удар, держа ножи в отведённой назад руке. Но ни один из них так и не ударил. Вместо этого они состроили друг другу зверские гримасы и попятились назад.

Один из дуэлянтов поднял голову и с достоинством сообщил, что это не самое подходящее место для таких кровавых поединков. В ответ на его тираду соперник предложил ему перенести бой в более уединённое место на окраине города. Они спрятали навахи и разошлись в разные стороны, при этом не переставая громко обвинять друг друга в нежелании драться⁷.

Рис. 399. Ф. Ламейер и Беренгер. Дуэль Пельпете и Бальвейн, 1847 г.

Настоящий же поединок на ножах, известный как a ultima sangre — до последней крови, или, как его ещё называли в Испании, duelo а muerte или pelear hasta morir — до смерти, был молчаливым, коротким и яростным. Длился он считанные минуты или даже секунды, и после него на земле оставалось как минимум одно, а нередко и два бездыханных тела. Как писали об этом типе поединков газеты второй половины XIX века: «Дуэль на навахах, чисто испанское явление, требующее от бойцов мужества и ловкости, — это всегда безжалостная резня»⁸.

В августе 1851 года мадридская газета «Испания» сообщила о дуэли на навахах двух 20-летних юношей. Один из них скончался на месте, а второй в предсмертном состоянии был доставлен в больницу. Причина дуэли не называлась⁹. А в июле 1929 года в местечке Лос Мойес изза брошенного слова на дуэли сошлись два старых приятеля — Эстебан Гомес и Валентин Каньете. Один из них вооружился ножом, а второй — кинжалом. Оба соперника одинаково искусно владели оружием, поэтому некоторое время они безрезультатно кружили вокруг друг друга и обменивались финтами. Однако почти незаметно для глаз зрителей мелькнули молниеносные удары, и Гомес рухнул на землю, а буквально через мгновение рядом упал и Каньете. Оба дуэлянта с тяжёлыми ранениями были доставлены в больницу¹⁰.

Рис. 400. Защита от атаки ножом с помощью куртки. Пособие по рукопашному бою для армии США, 1971 г.

Рис. 401. Поединок. Испанский лубок, вторая половина XIX в.

Рис. 402. Смертельный удар. Нач. XX в.

Разумеется, речь не идёт о существовании двух разных школ, базирующихся на разных принципах и техниках, — и в первой, и во второй форме поединка дрались одни и те же аратеро, обучавшиеся этому искусству у тех же самых «профессоров» навахи и изучавшие одинаковую манеру владения ножом. Просто, как и сегодня, на соревнованиях по рукопашному бою в версиях лайт или фулл-контакт отличались обе эти формы лишь количеством искусственных правил и ограничений, применяемых в тот или иной момент.

Иногда из-за нарушения этих правил, допущенного одним из противников, дуэль до первой крови могла мгновенно трансформироваться в бой до смерти. И, разумеется, ещё одним базовым, фундаментальным отличием было намерение — убить или же только пустить кровь, проучить и унизить.

Рис. 403. Д. Урравьета Ортис. Дуэль на навахах до смерти, 1861 г.

Рис. 404. Удар в желудок. Испанский лубок, конец XIX в.

Как-то раз в кафе из-за оплаты счёта сцепились два ламанчца. Посыпались оскорбления, и в том числе непростительные — особые «дуэльные» слова, после которых, бывает, пройдена точка невозврата. Оба выхватили навахи, зазвенела сталь, и буквально через минуту один из них уже бился в агонии на полу с распоротым животом, из которого струёй хлестала кровь¹¹.

Поединки баратеро, за редким исключением, относились ко второму типу дуэли — a ultima sangre. Этому существует простое и рациональное объяснение. Если самым частым поводом для поединков обычных людей чести, не имеющих отношения к преступному миру, становились причины бытовые и заурядные, такие как спор за картами, ревность, или оскорбление, то баратеро на дуэльные площадки, как правило, приводил бизнес. В этих конфликтах речь чаще шла не о метафизике, а о предметах более приземленных — деньгах и территории. О территории для работы и о деньгах, которые эта территория приносит. Битва шла за кормушку и ареал обитания — «охотничьи угодья», которые не могли прокормить двоих. Следовательно, проблему нужно было решать кардинально, и один из претендентов должен был умереть.