Любопытно, как отличается интерпретация стереотипного образа цыгана в самой Испании и за её пределами. Если для жителей других стран хитано скорее фольклорный романтизированный образ певец «канте хондо», танцор фламенко и виртуоз игры на гитаре, то для испанцев испанский цыган в первую очередь безжалостный боец на навахах[80]. И это не удивительно — и сегодня разделы криминальной хроники газет Андалусии, Галисии, Арагона, Эстремадуры и других регионов страны, как и двести лет назад, полны заметками о драках кало на ножах и даже о целых сражениях между цыганскими кланами.
Рис. 41. Конфискация навах на улице. Испанская карикатура, 1894 г.
Судя по многочисленным фотографиям конфискованного в этих драках оружия, за минувшие столетия пристрастия ортодоксальных традиционалистов-хитанос не претерпели особых изменений. Как и двести лет назад, в конфликтах преобладает холодное и ударное оружие — преимущественно ножи, навахи, а также старинные боевые Цыганские трости, известные как вара хитана или качава, о которых Упоминали многие авторы, писавшие об Испании XIX века[81]. Самая большая цыганская диаспора Испании — около 67 % от общей популяции кало — обосновалась в Андалусии, уже не первое столетие заслуженно пользующейся зловещей репутацией цитадели ножевой культуры[82].
Но когда и, главное, почему в Испании исчезла массовая традиция сродных дуэлей? Одним из факторов, способствовавших закату золотой эры навахи, стал типичный для многих стран Европы конца XIX столетия распад традиционного патриархального сельского общества. Или, как это называл один из отцов исторической социологии Норберт Элиас, — цивилизационный процесс[83]. Мелкие фермеры и крестьяне в поисках лучшей доли и работы перебирались в города, в более благополучные регионы или эмигрировали из страны. Кроме этого, Испанию сотрясали бесконечные гражданские войны — брат шёл против брата, отец против сына. Если в Италии фатальную роль в исчезновении массовой ножевой культуры сыграла Первая мировая, то в Испании эту функцию взяла на себя гражданская война, длившаяся с 1936 по 1939 год и расколовшая страну на два непримиримых лагеря. Рушились вековые устои, древние традиции и общинные связи, столетиями служившие питательной средой для культуры ножа и чести.
Вместе со старым миром слабели и теряли влияние и другие столпы ножевой культуры — могущественные когда-то институты стыда и чести. С разрушением внутриобщинных связей исчез и такой важнейший фактор, как круговая порука, известная на юге Италии как «омерта». Кардинально изменилась и ужесточилась позиция общественного мнения. Хотя ещё совсем недавно не только крестьяне или маргиналы, но и многие выходцы из среднего класса и даже представители интеллигенции и аристократии крайне терпимо и лояльно относились к дуэлям и поножовщикам, а убийство в поединке если и не оправдывалось, то считалось всего лишь «mala suerte» — досадным невезением, неудачным стечением обстоятельств. Более эффективно и быстро стали работать суды, и благодаря этому отпала необходимость брать справедливость в собственные руки. Разумеется, свой вклад внесли и драконовские законодательные меры, ограничившие размеры ножей: уже более семидесяти лет на территории Испании действует закон от 27 декабря 1944 года, запрещающий навахи с клинком длиннее 11 сантиметров[84].
Рис. 42. Испанский уличный торговец ножами, 1958 г. В его сумке уже нет запрещённых законом больших навах.
Однако роковой гвоздь в крышку гроба массовой ножевой культуры забил не кто иной, как каудильо Испании Франсиско Паулино Эрменехильдо Теодуло Франко Баамонде, более известный в советской историографии просто как «фашистский палач Франко». Придя к власти, диктатор взялся за реставрацию законов всерьёз. Первым делом он восстановил смертную казнь, отменённую законом Второй республики от 1932 года. Причём это не было каким-то там банальным расстрелом — нет! В дело снова пошла наводившая ужас старая добрая гаррота. Только за девять лет — с 1950 по 1959 год — палач затянул её железный ошейник на горле пятидесяти восьми жертв. Тоталитарный режим Франко был скор на расправу и мало напоминал старые добрые либеральные времена безвластия и вседозволенности. Немалая часть носителей традиции сгинула без следа в страшной мясорубке гражданской войны. Многие другие пропали в концлагерях и тюрьмах Франко.
Рис. 43. Гаучо с ранчо Ринкон де Лопес сражаются в дружеском поединке на ножах. Аргентина, 1958 г. (© Rene Bum Magnum Photos).
Суровый диктатор правил страной тридцать шесть лет. Такого срока оказалось достаточно, чтобы в Испании выросло целое поколение, незнакомое с этим пластом своей истории: ни с культурой чести, ни с поединками на ножах. Мне нередко приходилось встречаться и разговаривать с пожилыми испанцами из разных регионов, чьи детство и юность пришлись на правление Франко. Почти все они ничего не знали об этих страницах истории своей страны и искренне удивлялись, услышав о более чем трёхсотлетней саге сей кровавой традиции. А уж поколение 30-40-летних, как показывает мой личный опыт, пребывает в полном неведении: услышав о поединках на ножах в Испании, они разражаются весёлым смехом и, соболезнующе похлопывая по плечу, советуют меньше смотреть экранизации «Кармен» и романтические костюмные сериалы.
Дольше всего культура народных дуэлей на ножах продержалась в наиболее удалённых и труднодоступных регионах бывших испанских колоний. Свидетельства о бытовании подобных поединков оставили нам многие пилигримы, и среди них известный швейцарский фото граф Рене Барри, посетивший Аргентину в 1958 году. На нескольких его снимках запечатлены лихие гаучо с ранчо Ринкон де Лопес, развлекающиеся дружескими схватками на ножах[85]. Но в отдельных регионах дуэльная традиция протянула значительно дольше. Ещё во второй половине 1980-х, а кое-где и позже законодательство стран Латинской Америки даёт дефиницию народных дуэлей и устанавливает ответственность за участие в подобных поединках.
Так, постановления Верховного суда Аргентины, датированные серединой 1960-х, сообщают, что народные поединки на ножах, также известные как «креольская дуэль», не могут классифицироваться как легитимная самооборона[86]. А комментарии к уголовному кодексу 1965 года дополняют, что «добровольное согласие на участие в так называемой креольской, или нестандартной дуэли исключает признание её легитимной самообороной. Но если обвиняемый был вынужден сражаться с пострадавшим, то это уже не является добровольным принятием вызова, что может быть признано смягчающим обстоятельством»[87]. Из чего можно сделать закономерный вывод, что в Аргентине закон ещё долго не только признавал существование народных поединков на ножах, но и классифицировал их как одну из форм дуэли.
В качестве иллюстрации можно привести поединок между известным аргентинским писателем и драматургом Дальмиро Антонио Саенсом и поэтом-гаучо доном Хулио Кабесасом, имевший место в 1966 году.
