В ноябре 1920 года, после окончательного отступления частей Белой армии под командованием барона Петра Врангеля с Крымского полуострова через Чёрное море перед набиравшим силу большевистским режимом встала новая задача — послереволюционное государственное строительство. За три года Гражданской войны большевики научились применять силу против военных противников на поле боя и против политических противников внутри страны. Теперь они стремились распространить свою власть не только на городские промышленные районы центра, но и на огромные сельские и многонациональные районы периферии страны. Однако инфраструктурные возможности нового государства были в тот момент особенно слабыми. Даже Ленин вначале открыто высказал предположение, что большевики продержатся у власти в лучшем случае один год. Однако менее чем за десятилетие они создали фундамент и структуру социалистического государства с административно-командной системой управления и распространили свою власть на все обширные и неспокойные регионы Советской России.

Административно-командное государство стало институционным средством, с помощью которого Советская Россия стремительно осуществила промышленную революцию в 1930-е годы, победила нацистскую военную машину в 1940-е, стала лидером в освоении космоса в 1950-е и одной из мировых сверхдержав в 1960-е годы. В столетие, когда на политической карте мира появлялось всё больше независимых государств, основные черты административно-командного государства: единственная политическая партия, опирающаяся на массовую поддержку населения, и плановая экономика стали для будущих государственных строителей альтернативой капиталистическому Западу. На фоне изменений на мировой арене после Второй мировой войны одни охотно следовали примеру административно-командного государства, другим его институционное устройство жёстко навязывалась.

В настоящее время модель государства, основанного на административно-командной системе, повсеместно отвергают, считая само собой разумеющимся, что это провалившийся эксперимент, однако ещё недавно она находилась в центре внимания Запада как внушающий страх соперник. До распада СССР в начале 1990-х годов среди западных учёных существовала твёрдая общая убеждённость в том, что это «сильное» государство. Среди страноведов шла ожесточённая полемика по вопросу, где следует искать источник мощи этого государства: наверху, в управленческих и силовых органах, или внизу, в имеющей стратегическое значение общественной поддержке. Однако практически никто не ожидал его распада. Хотя критике подверглись в первую очередь советологи за то, что не предсказали этот распад, примечательно, что теоретики сравнительной политологии не точнее их оценили мощь советского государства. По существу, теоретики сравнительной политологии — как «сторонники идеи модернизации», так и «государственники» — считали Советский Союз образцом успешного государственного строительства в XX веке.

Каковы были основные ограничения на власть, которые теоретики сравнительной политологии и страноведы упустили при оценке мощи советского государства? В этой книге предпринята попытка ответить на этот вопрос. В ней утверждается, что учёные склонны фокусировать внимание на формальных структурах государства в ущерб неформальным. На центральное руководство, насилие и более всего — на официальную организацию указывали всегда как на главные пружины мощи государства. Тем не менее советское государство распалось, когда у руля находился сильный и талантливый руководитель, когда его способность применять силу была неограниченной, а бюрократические управленческие структуры были более стабильными и определёнными, чем когда-либо раньше в его истории. В настоящем исследовании высказано предположение, что недостающий элемент головоломки — это неформальные источники власти: системы личных взаимоотношений и самосознание элиты. В этой книге показано, как неформальные системы переплетались с официальными структурами советского государства таким образом, что это впрямую влияло на его способность к управлению. Более того, в ней показано, что истоки распада СССР можно найти уже в исходной большевистской стратегии государственного строительства. Это исследование воссоздаёт историю советского государства, чтобы показать его реже замечавшуюся неформальную сторону: системы личных взаимоотношений и самосознание элиты.

Строя и перестраивая эту книгу, я понял, как процветают системы личных взаимоотношений — не только внутри государства, но и в мире науки. Я с большой благодарностью признаю, что и сам получал помощь из неофициальных источников. Когда я был студентом Бостонского колледжа, меня приобщил к изучению России Дональд Карлайл, который с таким энтузиазмом рассказывал о сложной политической жизни Кремля, что во время его лекций аудитории были переполнены студентами, ловившими каждое его слово. Когда я изучал политологию в Колумбийском университете, мне посчастливилось работать с Леопольдом Хаймсоном, мастерские интерпретации которым структур, конъюнктуры и событий российской истории стимулировали мои научные устремления. Мне также очень помогли ум и мудрость отважных членов моей дружины: аспирантов База Бишопа, который научил меня всегда оставаться оптимистом, Дэвида Макдональда, у которого я научился понимать ценность хорошей «мозговой атаки», и Бертона Миллера, с которым мы многое делили пополам. В последнее время я всё больше чувствую себя в долгу перед моим импровизированным советником Брайаном Силвером, который первым использовал при изучении России общественные науки, ранее не применявшиеся в советологии. Его советы и общение с ним — иногда единственное, из-за чего я не отказываюсь от своей электронной почты.

Кроме того, я благодарен за поддержку, которую я постоянно получал в той или иной форме от: Харли Балзера, Пита Бейсады, Тома Бернстайна, Северина Байалера, Стивена Коэна, Сьюзен Истер, Пегги Френд, Пака Н. Фритти, Марка Гелфанда, Тейна Густафсона, Джона Хазарда, Боба Джекмэна, Питера Лэнга, Мэри Маколи, Реймонда Т. Макнелли, посла Уильяма Г. Миллера, Сэма Муджал-Леона, Джо Ротшильда, Питера Соломона, Сьюзен Кросс Соломон, В. М. Устинова, Марка фон Хагена, и А.И. Зевелева. Моим исследованиям оказывали квалифицированную помощь сотрудники Славянского собрания в Колумбийском университете, особенно его доблестный хранитель Евгений Бешенковский; Библиотека им. Перкинса при Университете Дьюка и Российский центр хранения и изучения документов новейшей истории (РЦХИДНИ)[1] в Москве. В финансировании этого проекта приняли участие Институт Гарримана при Колумбийском университете, Центр «Восток-Запад» при Университете Дьюка, Фонд Карнеги, Институт Кеннана, Ассоциация научно-исследовательских институтов общественных наук и компания PepsiCo.