Максим ни чего не ответил, он не собирался никуда уходить.
— Ну что тебе стоит? Я тебя не трону, и ты меня не трогай. — Он едва не плакал. — Хочешь я автомат выкину. Ты только слово дай, что не убьешь! В Бурге все знают, что ты держишь слово.
Максим снова не ответил.
— Ну чего ты молчишь? Я не хочу воевать, меня заставили.
Максим молчал.
— Ты ведь честный человек, и не станешь стрелять в безоружного, — он уже почти выл. — Смотри, я кидаю автомат и выхожу с поднятыми руками, я безоружен. — Из-за дерева вылетел «Калаш». — Я уже выхожу, — появилось в начале бледное, перекошенное лицо белобрысого, молодого парня, а потом и он сам. — Не стреляй, я сдаюсь. — Он поднял руки вверх.
Максим пристрелил его, и сделал это с ледяным спокойствием. Он убил не человека, он убил оболочку потерявшую душу, и заполненную мразью. Жестоко? Может быть и так, вот только и взбесившихся собак пристреливают, ведь они неизлечимо больны. И это людское подобие вышедшее из-за дерева, трясущееся от страха, то же больно. Больно безнаказанностью к свои поступкам, оно уже вкусило плод превосходства над себе подобными, и вылечиться от этого не сможет. Как только обстоятельства изменятся, и ничего не будет ему угрожать, он продолжит жить, убивать и унижать того, кто слабее и не может ответить, как и прежде.
Художник собрал магазины, калибр тот же, и они ему еще пригодятся. Посмотрел задумчиво на трупы, брезгливо сплюнул и отправился легкой трусцой в сторону приготовленного Ойкой перехода через реку. Он сделал все, что смог, и даже больше, пора возвращаться, надо еще очень многое подготовить, со многими договориться, многих убедить, прежде чем вернуться.
Разочарование, это страшное чувство. Больно осознать, в один прекрасный момент (Хотя какой же он прекрасный? Какой идиот дал ему такое определение?), что все, к чему ты стремился, к чему шел через страдания, труд и муки — все зря, а награду за все пережитое получит другой, и не всегда это друг.
Художника поймали. Застигли там, где он этого не ожидал, и от того еще обиднее. Зажали с двух сторон в последний момент, когда до спасения оставался всего один шаг.
С двух сторон бревна, перекинутого через реку, встали ореки и менквы, а за их спинами люди с автоматами. Зря он пошел мстить. Не справился с желаниями продиктованными бушующими в душе чувствами, потерял время, и за это жестоко поплатился.
— Эй, клоун! Спринтер! Кидай автомат, поднимай руки и подходи. Обещаем, что не убьем сразу. С тобой, смешным ублюдком, сам Ледяная гора поговорить желает. — Прозвучал ехидный, сиплый голос.
Максим не стал ничего отвечать. Он в западне и надо принимать какое-то решение, но душу терзала гремучая смесь отчаяния, разочарования и злости, а они плохие советчики. Да и какое тут может быть решение, тут простой выбор, или умереть прямо сейчас в бою, или утонуть, или немного позже в муках на пыточном столбе.
Думал он не долго, и решившись, бросил в воду бесполезный в данный момент автомат, который теперь будет лишь сковывать движения, и поднял руки. Медленно, оценивая расположения врагов, и просчитывая перспективы последней в жизни схватки, пошел по бревну вперед, приближаясь к первому, ближе всего стоящему к жердине, заботливо приготовленной Ойкой, для разрушения моста через реку, ореку.
Абсурдный, невыполнимый план мгновенно созрел в голове. Шансов, что он осуществится нет, но почему бы и не попробовать, отступать все равно некуда, что впереди, что сзади, что снизу, везде смерть.
Не дойдя двух шагов до намеченной цели он молниеносно выхватив кинжал, прыгнул, рыбкой нырнув замешкавшемуся, не ожидавшему ничего подобного ореку под ноги, и завертелась карусель неравного сражения.
Нож, способный резать даже алмаз, с легкостью разрубил сухожилие на ноге орека, и тот мгновенно рухнул, на короткое время скрыв Максима от возможной атаки с помощью огнестрельного оружия, и Художник не стал медлить, он все рассчитал, за то короткое время, что шел по бревну.
Спасибо лесному деду, что так все удачно задумал и исполнил, всего-то и надо было теперь, что толкнуть рычаг ногой, и мост рухнул, отрезав два берега друг от друга, и мгновенно ополовинив численность врага.
Первая задумка исполнена. Ткнув лезвием в орущую от боли пасть орека, прямо под верхнее небо, поразив мозг, Максим убил первого врага, и тут же отсек протянутую кисть еще одного, прыткого менква, решившего достать игрока из его импровизированного убежища.
Закрылся Художник трупом удачно, автоматчики достать не могли, мешал подергивающийся еще орек, но это только начало, ведь существовали еще и твари Уйына, которые вряд-ли испугаются одного единственного человека. Да и не знают они, что такое страх, такими уж создал их Полоз.
Пауза затянулась не на долго.
Сразу трое менквов прыгнули в атаку. Ловкие и быстрые твари навалились с трех сторон, одновременно. Но то ли удача наконец проснулась, то ли еще какое чудо произошло, но тот, что атаковал посередине, зацепился ногой за труп, и кувыркнувшись в воздухе улетел в реку, где был мгновенно подхвачен бурным потоком и скрылся под водой.
Художник воспользовался моментом, и полоснув врага, того, что справа по боку кинжалом, кувырком через плечо, перелетел через труп и бросился бежать в сторону леса, под защиту деревьев, хаотично меняя направление, стараясь таким образом затруднить работу автоматчикам.
Он бы наверно удивился и задумался, почему по нему не стреляют? Но в этот момент думать не получалось, в такой момент все происходит на инстинктах, выработанных еще в пору службы в армии, в старом добром мире, в который вряд ли удастся вернуться, тело в этот момент само знало, что ему делать, подсказки не требовались. Лишние мысли только помеха.
Удача посмотрела на своего подопечного, улыбнулась ехидно и вновь отвернулась, занявшись чем-то более интересным чем судьба человека. Пусть сам разбирается со своими проблемами, не ее это дело.
Растянутую в траве сеть Художник не заметил, да и тяжело заметить то, что окутано чарами невидимости. Умеет Уйын удивить.
Нога попала в ячею, запуталось и Максим, потеряв равновесие покатился по инерции, накручивая на себя переплетенные нити, став похожим на кокон бабочки. Кинжалом воспользоваться не дали. Чей-то грязный сапог наступил на кисть, вдавив ее в землю и выхватив нож из руки, а несколько тел упали сверху, окончательно сковав движения.
— Отбегался, — оскалилась изъеденная псориазом, склонившаяся над ним рожа, все тем же ехидным, сиплым голосом, видимо командира банды мразей. — Что сучонок, не получилось сбежать? Зря дергался.
Руки Максима быстро заломили за спину и стянули веревками, поставив на колени и срезав мешающую сеть.
— Скажи спасибо Ледяной горе, что приказал тебя не убивать. Была бы моя воля, я отрезал бы от тебя маленькие кусочки и скармливал тебе же, и так, пока не останется одна голова. — Носок сапога врезал Художнику под ребра, перехватив дыханье дикой болью. — Чего молчишь, гнида?
— Не люблю девочек-извращенок, — сплюнул тягучую слюну Максим. — Найди себе подружку, среди друзей -ублюдков, и с ней разговаривай.
— Урод, — последовал еще один удар ногой в солнечное сплетение, от которого Художник едва не потерял сознание. — Подохнет скоро, а все хохмить пытается. Клоун недоделанный.
— Слушай, Шпала. — Хитро сощурился еще один из воинов Строга. — Ледяная гора велел доставить его живым, но он ничего не говорил о сохранности. Может и правда накормить этого ублюдка его собственными причиндалами.
— Заманчивое предложение, — заржал Шпала, сверкнув злобно глазами. — Вот только он может подохнуть от такой ласки. Дружок его не выдержал даже срезанной с ляжек шкуры и загнулся, а этот на вид еще хлипче. Отвечай потом за него перед убыром.
— Так мы аккуратненько, сначала обезболим, приложив нежно дубиной по голове, потом отрежем все что положено, что его басом говорить заставляет, потом рану прижжем, что бы значит, от потери юшки не загнулся, ну а потом в чувство приведем и накормим. Жрать не захочет, так заставим, у меня много способов есть.
