Три дня готовилась представительная делегация из старейшин. Три дня чистились и гладились наряды, готовились богатые дары. Все это время друзья маялись бездельем, и подгоняли лесных жителей поторапливаться, а те только фыркали в ответ: «Не гоже спешить там, где спешить не следует. Все должно быть продуманно, и подготовленно на высшем уровне. Не каждый день утерянные в веках связи восстанавливаются».

На четвертый день, наконец-то выступили торжественной процессией в дорогу.

— Вы вновь входите в локацию испытания. Будьте внимательны. От ваших дальнейших поступков зависит, откроется этот проход для остальных игроков, или только коренные жители Уйына будут иметь сюда доступ. — Монотонный мужской голос безучастно проводил всю процессию в колышущуюся взвесь марева, разноцветных всполохов, перехода.

— Аккуратно тут. — Обернулся ко всем Угрюм, когда вся делегация оказалась в темной пещере, бросая себе под ноги фонарь. — Скользко здесь очень.

— Я был тут еще ребенком. — Вперед вышел старый мис, в золотом венке на седых волосах, и белом парадном плаще. — Здесь была прекрасная, мощеная мрамором дорога. Где-то тут должен быть грот, а там рычаг, открывающий доступ подземной реки, которая бурным потоком периодически чистила когда-то грязь, и еще один рычаг, зажигающий путеводный свет. Если мне не изменяет память, то справа, в нескольких шагах отсюда, должен быть вход. Я бы сам пошел, но тогда я испачкаю одежду, и не смогу возглавить посольство.

— Я даже знаю, кому достанется почетная обязанность, измазаться в этой вонючей слизи под ногами, по самые уши, в поисках волшебных выключателей. — Засмеялся Угрюм, и кивнул Художнику. — Пойдем братан. Тут все слишком чистые, чтобы совершать подвиги.

— Пошли. — Вздохнул Художник. — Буем надеяться, что там нас не ждут очередные неприятности.

— Поверь мне братан. Они нас там точно ждут. К тебе они липнут как мухи на известную, и очень вонючую субстанцию. — Заржал Угрюм. — Пошли, везунчик. — Хлопнул он ладонью друга по спине. — Огребем еще разок.

Справа действительно оказался невысокий грот. Как они раньше его не заметили осталось загадкой. Несколько сталактитов над низким входом, спускались вниз как клыки в пасти дракона, а дальше, за ними, черная глотка.

Пройти, чтобы не задеть, можно было только пригнувшись. Угрюм пнул внутрь черного зева светящийся шар, освещающий им дорогу, и нырнул туда сам. Максим тут же последовал за ним следом, ведя в ногах светящейся мячик.

— А вот и наши неприятности. — Прошипел Игорь. — Это видимо мамочка тех улиток. Чего делать будем? — Кивнул он в сторону колыхающегося в глубине грота мрака, медленно приближающегося и превращающегося с свете фонариков, в огромную тварь.

— Воевать. — Вздохнул Максим. — Чего же еще? Мисы нас сюда не просто так послали. Квест это.

— И как эту гору завалить, когда сами еле на ногах стоим на этом чертовом, сопливом катке? Пули-то ее не возьмут, как не брали и тех чертовых вонючих… Мысли какие есть? — Угрюм внимательно рассматривал огромного монстра, медленно ползущего им на встречу.

Фиолетовая улитка, заполняла собой все пространство пещеры. Вернее, заполняла ее огромная, круглая голова с малюсенькими дырочками злобных глаз, так как остального тела, видно из-за нее не было. Она сопела поросячьим пяточком, над раскрытой розовой пастью, с загнутыми белоснежными клыками, и приближалась все ближе и ближе.

— Из огнестрела ее не завалить, это точно. — После недолгого раздумья заговорил Игорь. — Тут только твой кинжал поможет. Смотри. — Он протянул руку, указав направление. — Над головой около сорока сантиметров зазора до потолка. Дальше скорее всего панцирь, как и у тех, что мы с тобой в прошлый раз порезали. Если приноровиться, и туда запрыгнуть, то можно попробовать оседлаешь эту тварь как лошадь. Зубами ей будет не достать, а ты знай молоти ее хрусталем в затылок.

— Твоими устами да мед пить. — Хмыкнул Художник. — Как я, по-твоему, должен туда запрыгнуть, если оттолкнуться не получиться. Тут сцепление ног с полом, нулевое.

— Положись на меня. — Улыбнулся друг. — И вдруг лег на пол, лицом вниз. — Давай братан. Чем я тебе не батут. От моей спины оттолкнешься, только, молю не от головы, а то последние мозги раздавишь, и вперед, и еще: «Не говори никому потом об этом никогда, не порти мне авторитет».

Оттолкнуться от живого человека задача не простая, кто пробовал хотя бы постоять на такой неустойчивой опоре, тот поймет всю сложность, стоящую перед Художником, но другого способа придумать, как еще убить ползущую к друзьям тварь, времени не оставалось. Улитка находилась уже в трех метрах, и раздумывать было некогда.

Покрытый скользкой слизью пол пещеры, напоминал политый водой лед, и прыгнуть с такой поверхности задача из разряда невыполнимых, поэтому Максим встал на спину закряхтевшего от натуги друга, и сделал короткий, быстрый шаг для разбега.

Под матерную ругань Угрюма, высказавшего все, что думает, и о Художнике, и о улитке, и вообще о всей своей угробленной жизни, в этом поганом мире Уйына, в коротком, но емком выражении, оттолкнувшись, Максим прыгнул.

Совсем немножко, но промахнулся, и не долетев, приземлился на втягивающий с шумом пылесоса воздух нос-пяточек, оседлав его как седло взбрыкивающего коня, зажав коленями скользкую кожу, и вогнав кинжал между ниточек глаз.

— Убей эту суку! — Попытался встать на ноги Угрюм, но поскользнулся, и вновь упал в слизь. — Убей ее, братан.

Максим молотил в голову улитки лезвием ножа, покрываясь липкой желтой жижей, хлеставшей из развороченной в кашу раны, а тварь свистела, мотая головой, пытаясь сбросить с себя букашку несущую смерть, но умирать отказывалась.

— Попробуй к ней на спину переползти, в затылок ударить. — Орал советы пытающийся подняться Угрюм.– Видимо до мозга не достаешь, лезвие короткое, а лоб толстый, если вообще там есть, этот мозг.

— Легко сказать. — Пробурчал Максим, втыкая нож, чуть выше уже пробитой в голове твари раны, и используя его, как рычаг, резким рывком, забросил тело через голову улитки, но соскользнул вниз, с обратной стороны, едва не потеряв оружие. Ноги внезапно почувствовали опору, опершись на скользкую, жесткую раковину. Чувствуя, что не удержится на ней, Художник, резко развернувшись, и уже падая со спины, в последний момент, с выдохом, вогнал лезвие в затылок монстра.

Улитка вздрогнула, затрепетала, издавая звук приготовившейся к броску кобры, заверещала, голосом обиженно-плачущего младенца, голова нервно дернулась и повисла. Тварь затихла. Максим растянулся на полу, в полной темноте, так как его фонарик остался около Угрюма, и пытался встать, но ноги расползались.

— Ты как там, братан? Живой? — Раздался в темноте голос друга. — Сейчас я тебе фонарик попробую перекинуть. Черт. Убил бы того извращенца, кто придумал этот скользкий кусок дерьма. В руках этот пузырь не удержать. Сейчас я его… — Раздался шлепок, как от удара по футбольному мячу, и над головой мертвого монстра пролетел светящийся шар. Ударившись об стенку сзади Максима, он упал на пол. — Не зашиб? — Засмеялся Игорь.

— Нормально все. — Максим поднялся с трудом на ноги и осмотрелся. — Тут два рычага. Над одним нарисован круг, над другим что-то вроде волн. Какой включать первым?

— Дави на круг, это наверно свет в пещере. Лучше видеть, что твориться вокруг, мало ли тут еще какая зараза водится, или выплывет из очередного темного угла, который мы не заметили, ну а потом и воду включай, заодно помоемся. — Засмеялся Угрюм. — Мечта у меня в последние полтора часа: «Сдохнуть чистым».

Два ржавых рычага напоминали выключатели в древней трансформаторной будке, с каменными рукоятками в виде малахитовых шариков, вмурованные в стену без намека на то, что их можно хоть как-то сдвинуть с места.

Максим пытался шевелить их, и вверх, и вниз, и в бок, но они даже не шелохнулись. Художник задумался: «А почему именно надо смещать в какую-либо сторону? Может…». — Он потянул за рычаг с изображением круга на себя, но ничего не произошло, тогда он надавил всем телом, и внезапно рычаг провалился по самое яблоко рукояти, а Гвоздев, поскользнувшись, растянулся рядом.